И вот когда внешний треугольник замкнулся, когда закрепили последний трос, вбили в паз последний клин и Толстый Дурень, грозный механизм Царя Свободы, послал первую глыбу чёрного гранита на тот берег — в этот самый момент Утопленник пересёк внешнюю границу Воюющих Царств.
На третьем шаге Утопленник споткнулся о сланцевую ступень. На пятом он схватился за высушенный до звона остов куста-бледуна. Продолжая движение, Утопленник вырвал куст из земли, разжал руку, позволив ему мягко лечь на гальку, и пустился дальше, сделав шестой шаг, седьмой и так далее, а из-под обнажившихся корней высунулся Выворотень, Человек-Праздник, и с интересом посмотрел ему в спину.
Кровеносная сеть пьяниц, как правило, девственно чиста. Тромбы, холестериновые бляшки, христоциды, плеромонады и прочие украшения — роскошь незадачливого абстинента, вместе с которой его будет царствие небесное. Если пьянице и удаётся пострадать от сердечной недостаточности, вплоть до летального, то это уже следствие цирроза.
При циррозе ткани печени перерождаются в соединительные, так что вместо неподходящего для тяжёлого физического труда органа образуется, если не придираться к деталям, да еще немного приврать для красоты, что-то типа солидной мышцы — приобретение завидное, но несовместимое с жизнью.
К этой самой минуте, когда Утопленник проницает северо-западные царства, как игла, выпущенная из плевательной трубки в белый свет — случайно подвернувшийся слоёный пирожок, любой из его внутренних органов, включая мозг, можно использовать для подъёма и переноски тяжестей, да вот только они внутри. Утопленник медлителен, зато неутомим. Когда фибриноген в его крови весь разом вспыхнет и фибриновые волокна превратят вены и артерии в упругие тросы, сходящиеся к сердцу, как к сердцу паутины, Утопленник остановится, но этот момент пока не наступил, хотя и очевидно близок, потому что Утопленник очень стар.
Щёки Утопленника сплошь покрыты годовыми насечками, а глаза его, белые от осевшей на дне извести, почти не вращаются в глазницах. Перед ним расстилаются царства, напоминающие голодному о воздушных полостях и тонких углеводных мембранах в слоёном тесте. Они складываются в неопределённую структуру, очень похожую на рассортированный геологическими эпохами хаос, но ни сами царства, ни их взаимо-расположение-проникновение-влияние не интересуют Утоплениика. Он сыт. Проходя сквозь них, как игла, он стремится к средостению пирожка, к начинке.
Утопленник движется неторопливой рысцой, и модерато он сделает любого стайера, за исключением тех участков, где надо подниматься на скалы, потому что одна рука у него занята, и поэтому он траверсирует, отклоняясь от прямой — но только если стайер будет по совместительству мухой с липкими лапками.
Левая рука Утопленника сжата в кулак, те места, где ногти вросли в ладонь, напоминают о себе заключённой в онемелые коконы болью — такая бывает от неловкого удара стамеской. Утопленник знает о ней, но не чувствует.
Если что-то или кто-то возникает у него на пути, он делает прыжок или просто чуть-чуть наклоняется вперёд, грудью удаляя препятствие. Куртка на спине и груди его изорвана, а из тела местами торчат посторонние предметы. Он не то чтобы драчун, просто у него нет времени на повроты и виражи.
Всё это не могло не заинтриговать Человека-Праздника. Он последовал за странным существом и вскорости настолько потерял осторожность, что вскарабкался на очередную вывороченную башмаком Утопленника куртину жухлой травы, стремясь получше разглядеть его — и едва успел юркнуть обратно под корни, спасаясь от хищной скопы, рухнувшей на него с белого неба.
Некоторое время он разглядывал Утопленника с разных точек — иногда из его же собственных следов, иногда из чужих — следов зверя, человека, ветра или воды, свежих и не очень, и с вершины обглоданного холма у самого Города, где у него было теперь множество выходов, увидел за Салаирским Кряжем — смотреть надо было не прямо, а по дуге — маленькое и почти неподвижное пятнышко. Утопленник направлялся сюда, и Человек-Праздник забеспокоился, что не успеет его поймать.
Однако почти сразу же он засёк его на длинной осыпи, высунувшись из оголившихся корней ползуна. Утопленник лишь начал по ней подниматься, глубоко погружая ноги в текучее каменное месиво, а между ним и Выворотнем высилось кряжистое сухое дерево в серых ошмётках коры, стоящее на самых кончиках пальцев. Это была удача — пожалуй, из-под такого можно вылезти весом пудов в десять, рослым, задорным, функциональным. Выворотень скатился чуть пониже и подкопал два камня, постанывая от натуги, а потом столкнул их вниз один за другим, едва не порвав себе сухожилия под коленями. Камни запрыгали вниз, и чуть погодя дерево с треском рухнуло под ударом компактного оползня, который тут же и остановился.
Человек-Праздник с удовольствием выпрямился во весь свой двухсаженный рост, ударил в кстати оказавшийся под рукой бубен и выдернул из гальки ногу, обутую в тяжёлый башмак из бесовой шкуры.
Лавина ударила Утопленика по коленям, сбила с ног и поволокла вниз, съев половину пройденного им пути. Выворотень расхохотался так, что несколько каменных ручейков устремились вслед за первым, и причёл:
— Ловил карася, а поймал лосося, тропил лису, да загарпунил колбасу — и всем хороша колбаса, но только нет у неё лица — руки-ноги-два яйца, сама в соплях, голова в репьях, жопа в клеточку — всем взяла, а что она и к чему — нельзя узнать, нечем ей сказать, и почему, раз такие дела, не проковырять бы ей рот щепочкой? Ну, пожалуй к столу, нальём да накатим, пучком… — тут он замолчал, поскольку заметил, что Утопленник, по видимости, не заметил его. Он просто пёр и пёр вверх, глядя куда-то сквозь Выворотня. И хотя у того у самого оставались сомнение относительно никогда не виденной им колбасы, такое невнимание было достаточно оскорбительным, чтобы еще разок смыть наглеца камнепадом.
Когда в следующий раз Утопленник ровно с тем же выражением лица поравнялся с Выворотнем, тому пришлось признать, что и музыка, исполняемая на свирели, бубне и гудке, не возымела нужного эффекта. Тогда он отбросил инструменты, взял Утопленника двумя руками за нижнюю челюсть и остановил.
— Ну, отвечай, конь в пальто, тырсишься куда — а не то! — грозно потребовал он, приподнимая добычу на вершок над землёй.
Утопленник, наконец, заметил его. Будучи поставлен на ноги, он кое-как собрал глаза в кучу на собеседнике и сказал, как будто камнем стукнули о камень:
— Ак-со-лоту… — он сделал паузу, как будто за один раз нельзя продумать всю речь, и продолжил — Весть…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
