– Нет, но гопника ж на трассе ты чуть не… а волк – он животное более мелкое, – заискивающе улыбнулась Наталья. Она подошла к Косте настолько близко, что смотрела ему глаза в глаза: – Ты ж меня от него тоже защитишь? Не то комната князя тебе не перепадет.
– Ох, девка, – покачала головой Анна, – подведешь ты нас всех под монастырь. Оставили б мы тебя тут с волками выть, да жалко.
– Ну вот и славно! – Наталья подпрыгнула на месте. – Тогда идем скорее. Посмотрим и по домам!
Она мигом кинулась к машине и извлекла из дорожной сумки два фонарика на лоб, которые предусмотрительно взяла с собой для себя и Кости. Знай девушка, что с ними окажется замечательный спутник вроде Анны, она бы позаботилась об еще одном. А так… Наталья долгих два дня была вся в предвкушении исследования заброшенного дома, его комнат, а самое главное и интересное – подвалов. На первых курсах одногруппники увлекли девушку игрой в Дозор, когда надо было по ночам прибывать в заброшенное строение и искать там отгадку на заковыристый вопрос организатора. Игра вскоре приелась любительнице разнообразия Наталье, Златоуст был несколько беден на подобные объекты. Но тяга к исследованию неизведанного осталась и ждала своего времени, чтобы выбраться на свет божий здесь, в Смоленской глуши.
Девушка пробиралась к особняку по колено в снегу, с трудом попадая в крупные следы сорок третьего размера, оставляемые Костей. Ботинки для сноуборда пришлись как нельзя кстати и заменили ей традиционные валенки, пускай и были не настолько удобными и вызывали насмешки у деревенской ведьмы. Косте с трудом удавалось не встать на ребро запорошенной снегом ступени. Но страх свалиться в полуметровый сугроб очень сильно помогал. Потому не прошло и часа, как Анна и ее гости стояли у высокой входной двери.
Двести лет назад дубовые ее створки были открыты настежь. Из залы звучала веселая мелодия вальса, а приезжавшие на званый вечер гости именно тут, на пороге, здоровались друг с другом и приветствовали дворецкого этого дома. Крепостного. Как его звали, теперь никто и не вспомнит. Анна протянула гостье ключ, и Наталья всунула его в ржавую от времени замочную скважину.
Костя, взяв девушку за руку, резко повернул ключ. Нехотя, скрежеща, тот поддался…
Не такого будущего ждал для особняка князь Ольховский. Вряд ли, оставляя дом в наследство, он предполагал, что дальние родственники того самого Воронова войдут под высокий свод залы со включенными фонарями на лбу и тусклый их свет падет на вековую пыль и паутины, на поломанные кресла и колонны, с которых облетела краска. Не думал он, что графиня Воронова, которой он завещал этот дом, пройдет по сломанному паркету, спотыкаясь на каждом шагу в увесистых ботинках, чего и говорить о шелковых туфельках. И вряд ли ему было бы приятно вдыхать запах сырости и гнили.
– Ну и что? Ты хотела увидеть тут хрустальные люстры и бал, а тебя встретил бардак? – нарушил Костя гробовую тишину. – Что и требовалось ожидать. Посмотрели и пойдем.
Он прошел на середину зала и принялся звать обитателей дома, желая пошутить. Но никто не откликался. Высокий седовласый человек, оседлавший вороного коня, свысока смотрел на гостей с портрета. Рядом с ним на Наталью и ее спутников сидела и взирала из своей тяжеленной рамы круглолицая женщина в алом платье и белой шали. Луч фонаря на голове Натальи скользил по стене, открывая взору новые и новые портреты князей Ольховских, пока не остановился на нем, человеке из снов: высоком широкоплечем блондине в синем мундире с серебристыми эполетами. Девушка вздрогнула. Какое сходство! Да-да! Ошибки быть не могло! Именно этот синеокий красавец частенько навещал ее в снах. На его груди сверкал полученный в Отечественной войне орден. А лицо его украшали гордость и отвага. Лицо. Это прекрасное лицо, волевой взгляд. Аккуратно уложенные светлые волосы, большие синие глаза, длинный острый нос, широкие скулы… Несомненно, это был он, мужчина из ее мечтаний, который настойчиво просил оставить Костю. Но как он смог пробраться в ее сокровенные сны, если Воронова ни разу не была в Ольховке и не видела этого портрета. Да и отец ничего не знал ни об Ольховских, ни о том, как они выглядели. Надо ж было воображению так точно нарисовать образ одного из князей!
– Влюбилась? – поиздевался Костя. – Вечно вы, девки, в постеры влюбляетесь. Это у вас болезнь такая, да? Сфоткай и на юзерпик повесь!
Идея понравилась Вороновой, и она полезла в дальний карман куртки за смартфоном. А то вдруг так случится, что она больше не увидит этот портрет. Нет, конечно, она сделает все от себя зависящее, чтобы сохранить все картины из особняка, тем более, портрет мужчины из ее сна. Но его надо сохранить. Пока в статус. Пускай девчонки в «Снежном королевстве» от зависти умирают.
– А я никогда не любила парней с плакатов, – встряла Анна, пока Наталья фотографировала портрет князя в нескольких ракурсах. Она старалась не смотреть на парня, что-то она вдруг застеснялась, – и меня никто не понимал, почему мне ни Ди Каприо, ни Киану Ривз, ни Джонни Депп не нравились, чего меня не привлекал молодой талант Сергей Безруков. Я хотела всегда любить того, кто рядом, кого можно обнять. Ваньку Шарашкина, например.
– Да не влюбилась я! – возмутилась Наталья, но в тот же момент она почувствовала жар, предательски охвативший ее щеки. – Просто воспоминание одно.
– Ну-ну, – многозначительно подзуживал Костя, усмехаясь. – Любовь к постерам – она навеки!
– Я серьезно, – надулась обиженная Наталья, но ее никто не слушал. Все сделали свои выводы.
Они разбрелись по зале. И каждый был увлечен чем-то своим: Анна разглядывала многочисленные светильники, Костя проверял на прочность стулья и кресла. А Наталья предпочла подняться наверх и пройтись по комнатам. Она и не заметила, как оторвалась от своих спутников. Она очутилась в заброшенном Эрмитаже, где не существовало красного шнурка между посетителем и экспонатом. Она бы прыгнула на постель княгини, утонув в перинах, только испугалась количества пыли, от которого легко было задохнуться. Зато Наталья аккуратно провела пальцами по старинному зеркалу, оставив на нем след от пальцев. Там отражалась она, графиня Воронова, спортивная девушка с Урала, совсем не похожая на чопорных дворян девятнадцатого века. Она носила простой конский хвост, скрепленный резинкой, и совсем не умела укладывать локоны, как это делали несколько поколений назад ее предки князья. С портретов на нее взирали дамы в глубоком декольте, а она стояла перед ними в расстегнутой куртке и натянутом до подбородка свитере, поверх которого висела скрепленная на липучке горнолыжная бандана. Слово «юбка» Наталья воспринимала исключительно вместе со словом «дресс-код» в бухгалтерии, тогда как княгиня, мать Дмитрия, только в юбках в свет и появлялась и об удобных джинсах ни слова не слышала. Комната старого князя тоже стояла нетронутой с того времени, как старик Ольховский покинул этот мир. Но казалось, словно он вышел погулять, обещая вернуться. На столе стояла чернильница, рядом с ней лежал развалившийся от времени и беспощадных солнечных лучей листок и ветхая старинная книга. Фонвизин. Какая скучнятина. Наталья прочитала в школе две страницы из «Недоросля», а остальное предпочла прослушать в виде аудиокниги. И чего в этом находили забавного двести лет назад? На втором этаже нашлось еще несколько спален, но кому они принадлежали, Наталья так и не поняла. Возможно, большинство из них использовались в качестве гостевых. Только в столе одной из этих комнат девушка нашла розовый альбом, переплетом которого служила алая атласная лента.
Этот альбом писала и рисовала некая Ольга Шолохова. Княгиня из Брянска. Обладательница смелого размашистого почерка была сильна в поэзии и французском, и сочиняла весьма недурные стихи в том числе и на русском для своего возлюбленного, князя Дмитрия. И рисовала она вполне сносно: на одной странице она, легкая и воздушная, девушка со светлыми локонами в изящном платье, похожая на саму Наташу Ростову, вальсировала с князем Ольховским. Этого человека невозможно было не узнать даже на девичьих рисунках! Наталья грустно улыбнулась, что-что, а стихи ей давались с большим трудом. И единственное четверостишие, которое она смогла сотворить за всю свою жизнь, корявое и нелепое, теперь могли видеть все приезжающие в «Снежное королевство». Почему-то руководство курорта посчитало творение Вороновой куда вдохновеннее и складнее, чем два десятка предложений от профессиональных рекламистов. Стишок походил больше на детскую считалочку: «Вон, мальчики катаются, Девчонкам тоже нравится! Прокат там открывается! Скорей присоединяемся!» Зато вкупе с веселыми картинками дизайнеров, стишок выглядел как доступный путеводитель по курорту и в скором времени перекочевал даже на скипасы. Потом к нему рекламщики дописали еще много рифмованных строк. Но это стихотворение не стояло и рядом с вдохновенными записями Ольги Шолоховой, полными эпитетов. А ее рисунки от с руки портретами князя, Ольги, дальнего предка Натальи – Андрея Воронова почему-то на поляне с гигантскими мухоморами и многих людей, имена которых девушке не говорили абсолютно ничего: Дэйкиэна, Андрэй Марку, Аграфена… Она совсем не умела рисовать. Ее картинки – каракули на стене Вконтакте да коллажи из Фотошопа, сделанные опять же на заказ «Снежному королевству». Девушке на мгновенье стало грустно, она почувствовала себя птицей с подрезанными крыльями. Она до сих пор считала, что умеет летать и наслаждаться жизнью. Ан, нет. Ее далекие предки, не знавшие Интернета, сноуборда, дрифта и брейк-данса – вот кто умел любить и ценить тех, кто находился рядом. Посмотрев альбом графини Шолоховой, Наталья расплакалась. Она играла Костей. Она считала, что у них могут быть какие-то отношения, может, когда-нибудь они полюбят друг друга. Как далека она была от того чистого чувства, что испытывала графиня Ольга к князю Дмитрию… как она недолюбливала Андрея Воронова, когда рисовала его в компании с мухоморами…
