Да, умер! Его убили!
* * *
Сказать, что у Алёны после ответа Натальи Михайловны язык прирос к гортани, — значит сказать очень мало, а то и почти ничего.
«Пойти и спросить…» Как это следует понимать? Пойти — в смысле, переместиться в тысяча девятьсот восемнадцатый год, найти неведомого (ни имя, ни фамилия его неизвестны!) человека и спросить у него, какое такое преступление против Советской власти он намерен совершить: преступление, за которое его поставят к стенке?
То есть машина времени все же сгодилась бы?
Неслабая оперативная задачка! Неслабый такой заказец! А с другой стороны, кабы знать дорожку, по которой в прошлое можно пройти, Алёна непременно направилась бы по ней… Непременно!
Она растерянно хлопнула глазами. Наталья же Михайловна сохраняла редкостно невозмутимый вид.
— Видите ли, — проговорила она, — мы с мужем начинали поиски моего деда с областного архива, потом копались в государственном, а к спецхрану подобрались далеко не сразу. И вот когда — помнится, это произошло в тысяча девятьсот девяносто пятом году — нам удалось, так сказать, приобщиться к документам этой таинственной организации, мы наткнулись на фамилию Шведова.
— Шведова? — ахнула Алёна. — Того самого, который написал донос на Гавриила Конюхова? Вы нашли его донос?
Наталья Михайловна покачала головой:
— Я уже говорила, что доноса мы не нашли, он был кем-то изъят. А во-вторых, Шведов оказался не тем же самым. Его фамилия значилась не среди фигурантов архива, то есть людей, упомянутых в его материалах, а явно была случайно написана хранителем на этакой почеркушке, какие делаются, чтобы не забыть сделать то-то и то-то. Написал он, да и оставил нечаянно в одной из папок! На той почеркушке значилось: «Заказать В. К. Шведову матер. о Полет. + №№№№… на 21.09.94». Не стану обременять вашу память перечислением номеров единиц хранения, они не имеют значения. Но обратите внимание на год! Конечно, это другой Шведов. Но почти сто процентов — потомок предыдущего. Причем потомок, обладающий возможностями не только проникнуть в спецхран, но и изъять оттуда некоторые документы.
— Вы думаете, именно Шведов произвел зачистку архива? — спросила Алёна. — Он уничтожил всякую память о тех событиях?
— Совершенно убеждена, — кивнула Наталья Михайловна. — Убеждена прежде всего потому, что упомянутые единицы хранения исчезли.
— Да… — пробормотала Алёна. — Мощно!
— Что и говорить! — согласилась Наталья Михайловна.
— Наверное, тому, первому, Шведову так понравилось писать доносы, что он постоянно сотрудничал с НКВД, а потом и сына своего туда служить пристроил, — предположила Алёна.
— Мы с мужем тоже сначала решили именно так, — кивнула Наталья Михайловна. — И он специально проверил нашу версию. Среди сотрудников органов не было, вообразите, ни одного с фамилией Шведов, хотя сама по себе фамилия не столь уж редкая. Но — не было. Зато некоторое время назад во Франции начали публиковать материалы некоего Владимира Кирилловича Шведова. Они касались судьбы ценностей, конфискованных у нижегородцев после революции. А конфискацией занималась в тысяча девятьсот восемнадцатом году некая Лариса Полетаева, пламенная, так сказать, революционерка.
— Лариса Полетаева?! — так и ахнула Алёна. — Да ведь я о ней что-то читала… забытые героини революции и все такое. Вроде бы сначала была в окружении Ленина, работала в Гохране, а потом, году этак в восемнадцатом, то ли погибла в случайной перестрелке, то ли свои же ее и шлепнули — за избыточное революционное рвение. Словом, с тех пор история о ней умалчивала. Надо же, какое совпадение, она тезка вашей мамы. Неужели в честь Ларисы Полетаевой ее так назвали? Да нет, не может быть!
— Конечно, не может! — На лице Натальи Михайловны мелькнула обида. — Чтобы в честь какой-то кроваво-красной комиссарши маме имя дали? Как вам вообще такое в голову пришло! Просто-напросто бабушка очень любила пьесу Островского «Бесприданница», а фильм Якова Протазанова, снятый в тридцать седьмом году, с Ниной Алисовой в роли Ларисы, был ее любимым фильмом. Жаль, что она не дожила до выхода «Жестокого романса», он бы ее позабавил. Однако вернемся к нынешнему Шведову. Его зовут Владимир Кириллович. Инициалы человека, для которого заказывались материалы в спецхране, — тоже В. К. Я не имею возможности уточнить, для чего он приезжал из Франции и как вообще там оказался. Однако все меня интересующее может рассказать он сам. Рассказать вам!
«Она что, хочет отправить меня в командировку в Париж? — закружилась голова у Алёны. — Я согласна! Да! Конечно, только в том случае, если мадам оплатит поездку, ведь у меня сейчас нет на нее денег…»
И дивные картины Сакре-Кёр, Тюильри, Шампс-д… Элизе, авеню Опера, Лувра и прочих парижских красот, виденных Аленой не единожды и незабываемо пребывающих в памяти, так и поплыли, так и поплыли перед глазами, и голова пошла кругом от возможности, даже самой гипотетической, почти невероятной возможности увидеть вновь неземную красоту — увидеть вдруг, неожиданно…
— Причем вам не придется даже в Париж ехать, — развеял мечты голос Натальи Михайловны. — Потому что Владимир Кириллович Шведов находится сейчас в Нижнем.
— В самом деле? — пробормотала Алёна, падая на землю если и не с небес, то с высоты Эйфелевой башни и потирая место морального ушиба. — Откуда вы знаете?
— Я с ним виделась.
— Ого!
— Вот вам и ого, — Наталья Михайловна довольно уныло усмехнулась. — О его приезде я узнала совершенно случайно. Он прибыл в составе группы французских журналистов в наш Лингвистический университет. О гостях рассказывалось в новостях по какой-то программе телевидения. Я его увидела — высокий, элегантный, лет за шестьдесят. На француза не похож, на русского тоже. Вид у мужчины несколько англизированный. И я решила с ним встретиться. Я вообще, честно говоря, человек непредсказуемый. Мама говорила, что и бабушка была совсем такая, что мы с ней очень похожи. Я узнала, что группа французов остановилась в гостинице «Октябрьская», что на площади Нестерова, и просто пошла туда. Всю жизнь передо мной почему-то трепетали все администраторы… И в «Октябрьской» произошло то же самое — мне мгновенно сообщили, в каком номере проживает Шведов — в 534-м. Я поднялась на пятый этаж, постучалась. Он сначала решил, что я с факультета, где ему предстояло читать какую-то лекцию, но тут я развеяла его заблуждения. Мне не раз приходилось наблюдать, как прямой вопрос, заданный в лоб, выбивает почву из-под ног у людей, ну я и решила взять Шведова врасплох. Просто спросила, известно ли ему, что его отец писал доносы в НКВД и погубил мою семью.
— О господи! — не удержалась от реплики Алёна.
— Вот именно, — усмехнулась Наталья Михайловна. — Надо было видеть его лицо…
«Можно представить, — подумала Алёна. — Таким вопросиком и впрямь можно почву из-под ног выбить! Это ж все равно что в лоб человеку с порога выстрелить! А ведь крепкая дама эта Наталья Михайловна, очень крепкая… С другой стороны, не зря же ее мужем был кагэбист. Небось чему-то научилась от него!»
— А Шведов пистолет не выхватил и вас не пристрелил на месте? — невинно спросила Алёна.
— В каждой шутке есть доля шутки? — засмеялась Наталья Михайловна. — Пожалуй, выхватил бы точно, если бы у него пистолет был. А так он просто выкинул меня в коридор.
— Выкинул?!
— Ну, в моральном смысле. Весь побелел и бросил — вот натурально бросил мне в лицо: «Кирилл Владимирович Шведов был благородным человеком. Потрудитесь удалиться, мадам!»
— Красиво, — пробормотала Алёна.
— Красиво, — согласилась Наталья Михайловна. — Что значит иностранное воспитание! Но я бы сказала иначе: хорошая мина при плохой игре. Все-таки он выдал себя именно своей реакцией. Конечно, по-человечески она понятна, Шведов защищал честь семьи, честь своего отца, но теперь я ни в коем случае не могу рассчитывать получить от него хоть какую-то информацию о своемдеде. Понимаете, я ведь ни с кем не хочу сводить никакие счеты. Ничье имя не намерена порочить. Что бы ни сделал в то время тотШведов, все произошло именно в товремя. Меня интересует лишь информация, и ничего более. В чем вы и должны убедить этогоШведова. Убедить — и получить у него всю информацию о моем деде, какая у него только есть.
— Ох, — пробормотала Алёна. И если в ее голосе кому-то послышался бы страх, то он не ошибся бы, потому что ей и в самом деле стало страшно. — Неужели вы думаете, что если вам, — она так выделила голосом последнее слово, что получился как бы полужирный курсив, — не удалось, то удастся мне? Чем я от вас отличаюсь в лучшую сторону?
«Кроме того, что еще не успела оскорбить русского француза Владимира Кирилловича Шведова», — чуть не добавила она, однако, конечно, промолчала.
