Скворцов полными ужаса глазами смотрел на его лицо, больше напоминавшее месиво, так сильно оно было заляпано кровью. Левая штанина, пропитанная насквозь кровью, волочилась по кафельному полу, оставляя длинный кровавый след.
И уж совсем чуть не потерял сознание Скворцов от вида омерзительно белой, сочащейся кровью ноги пострадавшего, которую бородач нес в свободной руке.
Карпов проследил за троицей и, вздохнув, произнес:
— Вот видите, чем кончается простое упрямство. Отдал бы сразу деньги, был бы на обеих ногах. А так придется ему после выздоровления «легковушку» для инвалидов купить.
Скворцов, бледный, как накрахмаленная простыня, молчал, не в силах произнести ни слова.
— Так когда, вы сказали, можно ожидать денег? — спросил Карпов с лицом человека, не расслышавшего фразу собеседника.
— В ближайшее время, — прошептал Скворцов.
— Ну вот и хорошо, — сказал Карпов. — Пойдемте, я вас провожу к выходу.
Когда они вышли на улицу, «Волга» с работающим двигателем уже ждала директора универмага. За рулем сидел тот же водитель, который привез Скворцова сюда. Скворцов сел, машина тронулась, плавно покатив по поселковой улице. Едва они выехали за пределы жилого массива, Скворцов сказал:
— Подожди, останови машину.
— В чем дело? — спросил водитель.
— Писать хочу, — сквозь зубы проговорил Скворцов.
Когда Скворцов кончил поливать морозную землю и, застегивая ширинку, повернулся к «Волге», шофер, наблюдавший за этим действием, стоя сзади Скворцова, произнес:
— Ну, дальше вы уж сами, а я пойду к ребятам. Очень много работы.
Он бросил ключи от машины на крышку багажника и широкими шагами направился обратно в поселок.
— Погодите, куда вы, — закричал Скворцов, — я не умею водить машину. Мне нужен шофер, чтобы добраться до города.
— Он у вас в багажнике, — ответил удаляющийся мужчина, не поворачиваясь. — Освободите его, и он вас довезет.
Скворцов взял ключи и открыл багажник «Волги». Оттуда с трудом вылез взъерошенный и насмерть перепуганный его личный шофер.
— Поехали отсюда, — скомандовал ему Скворцов, — и как можно быстрее.
На следующий день, едва явившись на работу, он вызвал к себе своего главного бухгалтера, пожилого солидного мужчину в очках с тонкой металлической оправой и спросил его:
— Сколько мы должны «Дисконт-банку»?
— Ну, строго говоря, ничего, — произнес бухгалтер. — Ему должна одна из наших фирм, которая практически уже разорилась.
— Я тебя просил назвать сумму, старый оболтус, — заорал Скворцов, грохая кулаком по столу.
Бухгалтер нервно дернул бровями, поправил очки и назвал конкретную сумму долга. По своему опыту он знал, что, когда директор приходил на работу в таком крайне нервном возбуждении, за этим следовало масштабное сокращение кадров и набор новых сотрудников.
— Все очередные платежи, — произнес директор тоном, не вызывающим никаких пререканий, — направлять на погашение кредита в «Дисконт-банк».
Бухгалтер, приготовивший ряд других счетов, на его взгляд, первоочередных, поправив очки, произнес:
— Но…
— Никаких но, — заорал Скворцов, — сделай, как я сказал, если не хочешь остаться… без ног.
Через два дня рано утром в кабинет Потапова вошли трое мужчин: Андрей Карпов, его ближайший заместитель Иван Дегтярев и молодой парень, который при ходьбе хромал на левую ногу. Потапов, пожав всем руки, особенно радостно поприветствовал инвалида.
— Молодец, — сказал он, когда все уселись за стол. — Молодец, Саша, — хорошо сыграл свою роль. Новый протез мы тебе купим, хороший, английский. Что же касается твоего проекта фирмы для инвалидов, мы вчера на совете обсудили эту идею. Льготный кредит ты получишь.
— Спасибо, Сергей Владимирович, — ответил парень.
Потапов повернулся к Карпову и сказал:
— Скворцов мне вчера звонил, извинялся за резкость тона при нашей с ним беседе. За два дня он погасил почти всю задолженность.
— Пока он у нас сидел, я боялся одного, как бы он коньки не отбросил, такой бледный был. Я думал, его сердечный приступ хватит, — рассмеялся Карпов.
— Ладно, — сказал Потапов, — свертывайте все эти спектакли, коттедж надо срочно продавать. Ермилову скажи, пусть побреется и пострижется, хватит изображать Малюту Скуратова при Иване Грозном.
— А зря, у него хорошо получается, — смеясь, проговорил Карпов. — Он муляж человеческой ноги нес с такой звериной рожей, что я и сам поверил, что он ее только что отрубил.
— Ладно, кончайте, — усмехнулся Потапов, — я боюсь, как бы он не увлекся и не ушел в артисты. Тогда наша строительная контора без классного прораба останется.
Через полгода после этого разговора Скворцову совершенно случайно открылся смысл всего произошедшего с ним. К тому времени он узнал, что коттедж, в который его отвозили, построен одной из строительных фирм, принадлежащих Потапову, и что продан он высокопоставленному городскому чиновнику, который, конечно, и слыхом не слыхивал обо всем, что там происходит.
Но однажды, выйдя из своего кабинета в торговый зал универмага, Скворцов увидел расплачивающегося у кассы и мило беседующего с кассиршей молодого парня, в котором он признал человека, подвергнутого пыткам в загородном доме. Попрощавшись с кассиршей, парень, слегка прихрамывая, пошел к выходу. Директор устремился за хромоногим. Выйдя на улицу, он увидел, как парень сел в припаркованный на площадке перед универмагом «жигуленок» с инвалидным знаком на лобовом стекле.
«Все-таки сдержали слово, сволочи, купили калеке автомобиль», — подумал он про себя.
Возвращаясь обратно в свой кабинет, он подошел к кассе и спросил у кассирши:
— А этот молодой человек, который сейчас беседовал с тобой, твой знакомый?
— Саша, — сказала девушка, — да. Мы с ним учились в одной школе. Не повезло ему, бедняге. В Чечне на мине подорвался, ногу потерял.
— Как в Чечне? — не понял Скворцов, уставившись холодным взглядом на кассиршу.
— Ну да, полтора года назад, когда он в армии служил. По самое колено оторвало. Но он не унывает, — заверила директора кассирша. — Сейчас бизнесом занимается, взял кредит в каком-то банке, то ли «Диспут», то ли «Данком-банк».
«Дисконт-банк», — задумчиво проговорил директор.
— Вот-вот, именно он, — радостно заверещала кассирша.
В душе директора зародилось глубочайшее чувство негодования.
Он с ненавистью посмотрел на кассиршу и заорал:
— Ты работать будешь или нет, у тебя клиентов очередь! Разболтались тут все! Всех уволю к чертовой матери! — Он развернулся и быстрым шагом направился в свой кабинет.
Усевшись в кресло, схватил телефонную трубку, собираясь звонить высокопоставленному милицейскому начальнику. Но, поразмышляв несколько секунд, положил трубку на место.
«Ничего хорошего не будет из того, если в руководстве города узнают, что меня провели, как последнего мальчишку, раскрасив штанину инвалида клюквенным соком. К тому же, — подумал он, — эти люди, проявившие такую изобретательность, чтобы напугать меня, могут проявить не меньшую, чтобы по-тихому убрать меня, если я буду поднимать шум».
* * *
«Дисконт-банк», вернув свои активы и приобретя новые, стал одним из самых быстро растущих финансовых институтов города.
Но именно в борьбе за спасение своего банка Потапов столкнулся с другой серьезнейшей группировкой во главе с криминальным авторитетом Зубановым, известным больше под кличкой Зубан. Это было серьезное испытание на прочность для всей структуры Потапова, особенно для ее силовой части.
Во время этого конфликта Потапов снова встретился с человеком, который когда-то оказал влияние на его лагерную жизнь.
* * *
Конфликт разгорелся за право контроля над Родниковским рынком, одним из самых последних и крупных должников «Дисконт-банка».
Благодаря умелым финансовым махинациям и покровительству Зубана администрация рынка бесконечно долго тянула с возвратом кредита, и у Потапова и его помощников возникла полная уверенность, что родниковские торговцы не собираются отдавать деньги.
Когда Бойко провел экономическую разведку, выяснилось, что таких денег у рынка нет, из-за неэффективного управления предприятие было малорентабельным. Тогда Потапов предложил директору рынка Догилеву отдать часть акций банку «Дисконт» в счет непогашенного кредита. Вот тут-то конфликт и перерос в стадию обострения. Догилев обратился за помощью к Зубанову, и в один из осенних дней тот появился в кабинете Потапова.
Зубан был высоким худым мужчиной лет сорока. Еще в Советском Союзе он получил срок и отсидел три года за хищение с запретом работать в сфере торговли, в которой он и работал до заключения. Выйдя на свободу, он уже в перестроечные годы, в отличие от других заключенных по экономической статье, не пошел в бизнес доказывать новой власти свою экономическую состоятельность, отвергнутую и осужденную старым режимом, а вместо этого он сколотил бригаду, состоящую в основном из своих новоявленных дружков, бывших зэков, и принялся потрошить бывших своих приятелей, знакомых торговцев.
