— Этот Мэтьюс ничего не заподозрил, — угрюмо сказал Джефф.
— Если и так, чья это заслуга? Ведь это я услышала его машину. Я как сумасшедшая помчалась к себе, пока ты открывал дверь. Ты завтра же переедешь в город.
— Хорошо, хорошо. Но мне все это не нравится. Почему он убежал?
— Неужели ты не понимаешь, что для нас это лучше всего? Его поймают и решат, что он пытался бежать, потому что виновен. После этого у него не останется и тени надежды.
— Но меня не оставляет мысль, что он подумал о чем-то, о чем мы не подумали. Пол не дурак. Тебе следовало бы это знать. А что, если он решил вернуться сюда за какой-то уликой, которую мы упустили?
— Ты всегда твердил мне, что у тебя крепкие нервы. Что ты уверен в себе и ничто не может тебя испугать. Только действовать по плану, а затем спокойно ждать. Все учтено.
— Но…
— Никаких «но». Что может быть не так? Подумай сам своей тупой головой. Мы ведь позаботились даже об окурках в доказательство того, что я достаточно долго была там с тобой. Ни с берега, ни с лодки ничего нельзя было видеть. Посмотрел бы ты, как они меня встречают. Я — верная жена, мужественно переносящая свое горе. Меня даже тошнит от такой моей примерности.
Последовало долгое молчание. Было слышно, как с шипением упал в воду горящий окурок. Джефф сказал:
— Я не знал, что это будет так… так, как оно было. Я думал, она будет выглядеть, как если бы уснула. Но ее глаза… и кровь…
— Замолчи!
— Перестань говорить мне, чтобы я замолчал!
Я чувствовал, что ей с трудом удалось ответить спокойно:
— Джефф, дорогой, прости. Я просто не хочу, чтобы ты об этом думал. Я… мне ведь тоже приходится думать об этом.
— Да, тебе действительно приходится думать об этом, а?
— Только оставь этот тон. С точки зрения закона, мой друг, это наш, а не только мой палец спустил курок. Наш. Пожалуйста. Джефф, будь благоразумен. Ничего не может с нами случиться. Мы так тщательно все продумали. И не мучайся ты из-за Пола. У него решительности меньше, чем у кролика. Нам надо только спокойно ждать и быть заодно с ними. Когда все кончится, мы переждем, сколько требуют приличия, а потом сможем соединиться.
— На ее деньги.
— Разве не они были нашей целью?
— О черт, не знаю. Я ничего больше не знаю. Я бы только хотел, чтобы мы этого не делали. Я хотел бы, чтобы существовали магические часы и чтобы можно было перевести обратно их стрелки, чтобы мы снова были вместе на пляже и…
— Это невозможно.
— Знаю.
— Дело сделано, и мы должны действовать, как договорились. И все будет хорошо.
— И нам только останется жить с этим.
— Право, я… Иди лучше спать. И запри все двери и окна и спрячь голову под подушку.
— Это ни к чему.
— Иногда мне делается дурно от тебя. Спокойной ночи, Джефф.
Я слышал, как он поднялся.
— Ты бы лучше пошла и забрала свою одежду.
— Я заберу ее завтра, — ответила она еле слышно. Он прошел мимо лодки, и вскоре дверь коттеджа захлопнулась за ним. Линда закурила новую сигарету. Мне было интересно, о чем она думает, сидя здесь и глядя на черную воду. Виделось ли и ей лицо Стеллы, как виделось оно мне, как виделось Джеффу? Или она сделана изо льда и в ней нет ничего человеческого? Это создание делило со мной постель, и я думал, что знаю ее лучше, чем кого-либо другого на свете. А оказывается, я совсем ее не знал.
Свет в коттедже Джеффа погас. Я слышал, как Линда прошла рядом с моей лодкой. Я мог схватить ее за ногу, повалить, дотянуться до ее горла. Я мог думать об этом, но не мог этого сделать. Она знала, что во мне живет кролик. Ночная тьма ничем ей не угрожала.
К моменту, когда небо начало сереть, я все обдумал. Западня была подстроена ловко. Щелей в ней не было. А накажут они себя сами. Их совместная жизнь началась с убийства. Теперь каждый из них будет для другого заложником, и почти неизбежно наступит такой день, когда снова произойдет убийство.
Я не знал, как далеко сумею уйти. И меня это не очень заботило. Если повезет, я найду новое место, мои руки меня прокормят. И я постараюсь обо всем забыть. Я вылез из-под лодки и смело прошел между коттеджами на песчаную дорогу. Оглянувшись, я посмотрел на берег, на то место, где погибла Стелла. Ярдах в ста от берега плавал дельфин. Я прошел по мосту. Машин здесь не было. Я решил идти по направлению к Хукеру, а затем, не доходя до него, свернуть на север.
Я был в пятидесяти футах от моста, когда резкий голос за моей спиной крикнул:
— Коули!
Я остановился. Они велели мне заложить руки за голову. Я подчинился. Один из них, тот, что с ружьем, был Дайк Мэтьюс. Второго я не знал. Позднее мне сказали, что они ждали меня, спрятавшись под мостом, но не остановили, когда я проходил по нему, боясь, что я прыгну в воду. Они надели на меня наручники и стали подталкивать в спину, так что я едва не упал. Запихнув меня в машину, которая ждала их у поворота на шоссе, Мэтьюс с головокружительной скоростью помчался назад, к коттеджам, чтобы посмотреть, что я сделал там с Линдой и Джеффом.
Эти двое вышли, мигая спросонья и от удивления. Лицо Джеффа при виде меня вновь обрело свое обычное уверенное выражение. Я отвернулся. Линда сказала:
— Нет, он вообще здесь не появлялся. Спасибо, что известили нас. Думаю, это доказывает, как он болен.
Меня отвезли назад. Фотограф быстро отщелкал несколько моих снимков, едва я переступил порог. Наручников с меня не снимали, пока я не был водворен в камеру, противоположную той, откуда бежал. Приходил Вернон, чтобы допросить меня. Приходил Дженимен, чтобы поговорить со мной. Я не ответил ни одному из них. Я начал понимать странную психологию преступника, позволяющую ему отгородиться от всего мира. Я молчал, и меня нисколько не интересовало, что мне говорили. Все слова доходили до меня точно издалека и были лишены всякого смысла.
Я спал тяжелым сном, когда пришел Дэвид Хилл. Проснувшись, я увидел, что он сидит в камере и спокойно курит, наблюдая за мной. Он вынул изо рта трубку, усмехнулся и сказал:
— Это мне, а не вам надлежало сделать неожиданный ход.
— Ничего хорошего из этого не вышло, — сказал я. Это были первые слова, произнесенные мною после того, как меня поймали.
— Что вы делали?
Я рассказал ему. Я рассказал ему, как справился с замком, как вышел отсюда, как залез в грузовик, как добрался до места и как прятался потом под лодкой. Я рассказал ему все подробности их разговора, какие только мог припомнить. Я рассказал ему, как был схвачен неподалеку от моста.
Он опять набил свою трубку и неторопливо раскурил ее.
— Раньше у меня могли быть хоть какие-то сомнения, — сказал он. — Но теперь я знаю, что вы невиновны, Коули.
— Как вы это узнали?
— У вас надежный и логический склад ума, но вам не хватает воображения. Тут ваша оценка невысока. Вы трудились и трудились над этими чернильными кляксами, которые вам показывали, но так и не смогли увидеть в них ничего, кроме чернильных клякс. Необходимо весьма активное творческое воображение, чтобы сочинить разговор, который вы мне сейчас пересказали. Мне не нужно других доказательств. Но только мне. Вернон, или Шепп, или кто угодно другой, от кого это зависит, просто рассмеялись бы мне в лицо. Им надо самим послушать такой разговор, вот тогда они с неохотой поверят в него.
— Она выразила опасение, что в коттеджах может быть подслушивающее устройство. Хотелось бы мне иметь при себе магнитофон. Тогда этот бессмысленный побег сыграл бы свою роль.
Он долго смотрел на меня, забыв даже о своей трубке. Между бровей у него залегли две глубокие морщины.
— Вы говорили еще кому-нибудь об этом? — спросил он.
— Нет.
Он принялся расхаживать взад и вперед. Иногда он останавливался, устремив взгляд в пространство, а затем снова начинал ходить.
— Попробовать, во всяком случае, стоит, — сказал он.
— Что стоит попробовать?
— У вас был с собой магнитофон. Но сперва мне придется хорошенько поторговаться с Верноном и Шеппом.
Он вернулся примерно через час с бумагой, складным столиком и карандашами.
— Пришлось-таки попотеть, — сказал он. — По их мнению, я фантазер, сосунок, полоумный. Я испытал все средства: угрозы, лесть, высокомерие, насмешки. Фактически я поставил на карту свою должность ради вас, Пол.
— Не думаю, чтобы вам следовало…
— Ладно. Садитесь и пишите. Я хочу иметь подробнейшую запись разговора. Каждое слово, которое вы сможете вспомнить.
Я взял карандаш и посмотрел на чистый лист бумаги.
— Не помню.
— Слушайте. Вы лежите под лодкой. Темно. Вы промокли. Они идут мимо вас. Они садятся на причал. Кто заговорил первым?
Я написал «Л», что означало Линда, открыл кавычки и начал: «Завтра ты переедешь в Босвортс. Глупо было возвращаться сюда». Я посмотрел на Хилла.
— Я не уверен, что точно воспроизвожу каждое слово.
