В гостиную вбежал запыхавшийся казачок Пантелейка:
– А молодой барин где?
– Разве Владимир Андреевич со службы вернулся? – удивилась Ирина Лукинична.
– Да! С полчаса!
– Наверное, в кабинет пошел! А что случилось?
– Его вниз требуют! Там стреляный!
– Антон Дитрихович! Необходимо ехать в госпиталь! Нужна операция.
– Какая, к черту, операция! Эй! Кто-нибудь! Позовите Лаевского, мне надо с ним переговорить!
Швейцар, помогавший раздевать и укладывать раненого, позвал казачка, которого вместо себя оставил на дверях:
– Пантелейка! Дуй, хлопец, на другий этаж, выкликай там молодого барина.
– Антон Дитрихович! – продолжал уговаривать Тоннер. – Вы потеряли много крови…
– А нельзя ли просто перевязать?
– Пуля застряла в мягких тканях. Может начаться антонов огонь! Надо удалить.
– Удаляйте! – барон вскочил с тесного лежака.
– Но я не хирург! Военно-морской госпиталь рядом! Поедемте туда…
– Мне некогда! Понимаете, Тоннер? Некогда! В конце концов, вы доктор или нет?
– Доктор!
– Тогда сами и делайте операцию!
– Здесь? – Тоннер обвел глазами тесную швейцарскую.
– Здесь!
Спорить с больным, который, без сомнения, пребывал в шоке, Тоннер более не стал и полез в саквояж за инструментом.
– Водка имеется? – спросил он швейцара.
– Горилка? Е, конечно! Який хохол без горилки! – Филипп Остапыч полез под кровать и вытащил оттуда запечатанную бутылку.
– Наливай, – приказал доктор.
Филипп Остапович ловко откупорил сосуд и наполнил стакан до краев:
– Пыйте, лікарю! Допоможи вам Господь![9]
– Да не мне! Барону! Боль от водки меньше, – объяснил доктор, доставая из саквояжа скальпель и крючки.
– Фу, мерзость! – барон пригубил и тут же выплюнул. – Лучше боль, чем эта гадость!
– Воля ваша! – не стал возражать Тоннер. – Денис Кондратович, фиксируйте ноги, а ты…
– Филипп Остапович, – подсказал швейцар.
– … держите левую руку.
В комнату влетел Владимир Лаевский:
– Антон! Что с тобой? Ты ранен?
– Да!
– Надо вызвать доктора!
– Я уже здесь! Тоннер Илья Андреевич! – представился врач.
– Владимир Лаевский. Как вы быстро приехали…
– Мы подобрали барона по дороге. Наотрез отказался от госпиталя. Повезли к вам!
Доктор сделал первый надрез; барон вскрикнул.
– Кто в тебя стрелял, Антон?
Еще надрез. Барон снова вскрикнул.
– Кто стрелял? – повторил вопрос Лаевский.
– Барон сказал, что чистил пистолет, а тот возьми и выстрели! – с сомнением в голосе пояснил Угаров.
Глава седьмая
Каких трудов стоило уговорить хозяйку! Все твердила: преставился в сей комнате ее незабвенный майор и она здесь помереть желает. А в какой день – неизвестно, поэтому даже на неделю уступить не может. Дашкину пришлось раскошелиться на сотенную и пообещать освободить помещение по первому требованию.
Наблюдать из кареты было бы и сподручней, и дешевле. Но глупые лошади где стоят, там и под себя ходят. А дворникам убирать! Допекли они кучера: «К кому ваш барин приехал? Почему не выходит?»
Напротив черного хода комнату снять не удалось, а ведь экипаж вчера туда подъехал! Князь велел камердинеру нацепить лохмотья и стоять там с протянутой рукой. Сам же в подзорную трубу наблюдал из майоршиной комнаты за парадным входом. Вдруг сегодня гадина им воспользуется? Почему-то князь был уверен, что опознает шантажистку, если увидит!
Смертный час майорши наступил, как только она втиснулась в свое лучшее платье. Девки под ручки провели вдову по комнате, чтобы князь смог оценить наряд, потом откинули покрывало и взбили подушки. Умирающая вскрикнула, схватилась за правую грудь и рухнула на простыню. После майора перину не выбивали, и поднялся такой столб пыли, что закашлялись все: и девки, и майорша, и Дашкин. У Арсения Кирилловича легкие были слабые, и надрывался он дольше остальных. Да так, что умирающая испугалась, резво подскочила и принялась лупить его по спине. Когда кашель унялся, майорша перекрестилась:
– Слава богу! А не испить ли нам чая? От таких приступов чай – первейшее средство!
Князь отказаться не успел. Чудом выжившая звонко хлопнула в ладоши, дверь тотчас распахнулась, и в комнату вплыл двухведерный самовар. Следом внесли бублики с крендельками, вазочки с вареньем и тарелки с пирожными.
Шумно прихлебывая и чавкая, майорша неспешно повела рассказ о своей малоинтересной судьбе. Арсений Кириллович поминутно бегал к окну, отдергивал штору и осматривал особняк. Но пейзаж за стеклом не менялся – высокий швейцар все гонял голубей, искавших корм на крыльце.
Черт побери! Завтра пятое! Рассеянно кивая майорше, князь углубился в мрачные мысли. Шантажистка прятала лицо! Значит, они знакомы! Надо выяснить, кто она, и припугнуть разоблачением. Кто же? Дашкин медленно перебирал обитательниц особняка Лаевских.
Софья Лукинична? Всем известно: генеральша не в себе. Но не слишком ли грузна? Дама в экипаже была поизящней!
Ирина Лукинична? Эта по фигуре подходит! Только голос у Ирины чересчур высок. А у дамы под вуалью – низковатый, бархатный.
Далее. Воспитанница Андрея Артемьевича – то ли Зверева, то ли Змеева. Мышь серая. Худышка-дурнушка. Бедна, значит, из-за денег на любую подлость пойдет! Но ведь совсем дитя! А шантажистка – женщина многоопытная, за словом в карман не лезет. Как и Полина Налединская! Господи! Неужели она? Ей-то деньги зачем? За богатого наследника замуж вышла!
Князь в очередной раз подскочил к окну. На противоположной стороне Фонтанки из кареты выгружали какую-то коробку. «Вот дьявол! Не увидел, кто приехал! А все из-за майорши!»
Вдова болтала и болтала, каждые пять минут наливая себе следующую чашечку. «Скоро или вода закончится, – подумал Дашкин, – или на горшок захочет!»
– Да вы не слушаете меня, батюшка! – огорчилась майорша. – Все к окну бегаете! Ждете кого?
– Нет, нет! – отмахнулся князь.
– А я знаю, почему вы комнату сняли! Из-за дамы треф! – подмигнула майорша.
– Дама треф? – похолодел Дашкин. Шантажистка была в черном. Действительно, напоминает даму треф! – Откуда вы о ней знаете?
– Карты сказали! – довольно улыбнулась майорша. – Сразу поняла, зачем вам комната.
– А что еще карты рассказали? – заинтересовался князь.
– Много чего! Жена у вас. Не любите ее!
– А она?
– И она вас! Потому что король вокруг нее вертится. Червовый! Усики у него светлые!
У Дашкина задрожали руки. Тучин!
– А еще дама бубен вас любит, но вам она давно безразлична, – закончила майорша.
Дашкин смутился. Вспомнил графиню Остроухову. Когда-то пышная блондинка свела с ума Петербург. Юный князь долго ее добивался, валялся у ног, грозился лишить себя жизни. И неприступная крепость сдалась! О бурном романе заговорили в свете. Дашкин предложил графине бежать в Европу, но та слишком долго выбирала между любовью и честью. Рогоносец-граф насильно увез супругу в симбирское поместье, подальше от соперника. Через несколько лет князь получил с оказией письмо. Остроухова не забыла любимого и мечтает с ним соединиться! Ждать осталось недолго! Граф дряхлеет на глазах. Обрыдавшийся князь поклялся на бесценном письме обвенчаться с Остроуховой.
Но мерзкий граф прожил еще двадцать лет. Дашкин отнюдь не монашествовал, но в душе хранил верность Остроуховой и данной клятве. Как-то на балу его окликнула старомодно одетая бабулька. Князь не сразу признал возлюбленную: глаза ее подернулись мутью, тело высохло, кожа висела на шее складками. Даже чарующий голос куда-то исчез – теперь она скрипела, как несмазанная телега. Лицемерно обрадовавшись, князь тем же вечером уехал в Москву. Через месяц он скоропостижно женился.
– Так я не дорассказала про Нестора Викентьевича, – майорша давно покончила с пирожными и автобиографией и теперь налегала на бублики со сплетнями. – Знаете, от чего умер?
– Что? – князь из-за раздумий не услышал вопроса.
– Как умер Нестор Викентьевич! – громко повторила майорша для симпатичного, но глуховатого постояльца. – Одолжил он под залог крупную сумму. В назначенный день приходит должник и кидает пачку купюр, туго бечевкою перевязанных. Нестор Викентьевич хотел пересчитать, но посетитель заторопился. Вы, мол, меня давно знаете, а мне бы залог побыстрее да расписку. Нестор Викентьевич все отдал, а пачку только к вечеру развязал. Глядь, а банкнот-то в ней только две. Снизу и сверху! На двадцать тысяч убытку! Вот сердце и не выдержало!
Дашкин подскочил и чуть не закричал: «Эврика! С волками жить, по-волчьи выть!»
– Что с вами, ангел мой? Неужто колика?
Князь отмахнулся, мол, отстаньте. Майорша покачала головой:
– К Марфушечке вам надо!
– Вы о той, что у Лаевских живет? – спросил Дашкин. – Юродивая?
– Зря вы так! Блаженная! Я со своей хворью пошла, подала десяточку…
– Десяточку?! Дуре – десяточку?! – поразился князь.
