— Имеешь, — вздохнув, поддакнула ему Юлька. — Только давай сначала поедим. Я, между прочим, сегодня без обеда.
Накормив «детей» и пожелав им спокойной ночи, Ирма Генриховна отправилась на покой. Дождавшись, когда на лестнице стихнут её шаркающие шаги, Кирилл приступил к допросу по поводу самочувствия «невесты».
Юльке с невероятным постоянством везло на мужчин с «жилкой следователя по особо важным делам» — даже родила такого же. Так что с иммунитетом «на давление» было всё в порядке. Могла отбиться от любого кавалеристского наскока или танковой атаки. И отбилась бы, предварительно похлюпав носом на груди Даянчика — будь тот посвободней.
Днём Юльке категорически не хотелось посвящать Кирилла в столь интимную проблему, как психосдвиг. Да и дома не слишком тянуло сделать это немедля. Поначалу. Но постепенно потребность выболтать из себя окрепший страх, вернулась — эффект «Ильи Моисеевича» уже развеялся. Страх давил на психику стотонной плитой перекрытия какой-нибудь Египетской пирамиды.
А в глазах Кирилла она прочла: или мы доверяем друг другу, или зачем, собственно, мы вместе? Как иногда говаривал Даян: либо сними крестик, либо надень трусы. Так что пришлось поведать о своих приключениях. В общих чертах, без мистических подробностей.
— Утром трамвай, затем машина, — без малейшего намёка на сюсюканья, констатировал Кирилл. — Потом полёт с лестницы. И весь день круглые, как у лемура, глаза. Не говоря уже о том, что ты обзавелась привычкой вздрагивать, когда к тебе кто-то подходит ближе, чем на три метра. Юль, что происходит? Оно же происходит?
Они перебрались на диван перед стеклянной стеной, выходящей в сад, взлелеянный Ирмой Генриховной. Раздобревшая к полнолунию луна припорошила снежные сугробы искрящейся пыльцой. Что чёрной сибирской ночью невыносимо прекрасно. Неестественно и незабываемо.
Кирилл полулежал, уперев затылок в пухлую велюровую жутко неудобную спинку. И разбросав мускулистые ноги в старых обрезанных до колен джинсах. Его по-мужски красивое славянское лицо было на редкость расслабленным — вон, даже морщинки заглубились. Особенно на высоком лбу, которым периодически прошибали разнообразные непробиваемые стены.
Юлька, подобрав ноги, привычно приткнулась к нему под бок — сильные пальцы завзятого охотника и рыбака шебаршили волосы на макушке.
— Вроде да, — начала она предусмотрительно издалека.
— То есть, происходит, но объяснения у тебя нет, — моментально поймал суть Кирилл.
— Нет.
— Когда не знаешь как, нужно у кого-нибудь спросить, — напомнил он совет мультяшного слонёнка. — Есть желание поделиться?
— Желание есть, — вздохнула она как-то неожиданно прерывисто и жалобно.
Будто захлебнулась плачем, не рыдая.
— А чего нет? — мягко напирал Кирилл, уткнувшись губами в её висок.
— Понимания: чем делиться?
— Ну, в каждой проблеме есть две составляющие, которыми делятся. Сама проблема и чувства, которые она порождает. Тебе с чего удобней начать?
Вот так всегда — досадливо скуксилась Юлька, похоронив и без того дышащее на ладан желание посвящать его в свои странности. Чёткие формулировки сыпались из него, как из интернета, где всему найдётся объяснение. Кирилл совершенно не умел мямлить или тянуть слова, раздумывая, как сформулировать мысль — тем более спотыкаться и блеять. Замечательное качество, которое начинало подспудно вставать поперёк горла.
На работе да — это здорово облегчало жизнь сотрудникам. Дома — просто невыносимое ощущение, что ты так и не вернулась из офиса. Он даже в сердцах не матерился! Ну, куда это годится? Такое чувство, будто живёшь с человеком, для которого ты тоже работа.
Поначалу это здорово импонировало — Юлька даже слегка гордилась, что в неё влюбился истинный джентльмен. Да, видать, для джентльмена и тебе нужно родиться леди. Чтобы дуть с ним в одну дуду. А она простая русская баба, которую лучше не напрягать понапрасну.
В офисе изображаешь из себя интеллигентку. В магазинах изображаешь её же. В транспорте, в банке, в поликлинике, в гостях. Хотя бы дома покайфовать в любимом состоянии шаловливо-распущенной любительницы стёба и помусорить — так нет же! Один вид беспрестанно что-то вытирающей и подбирающей старушки просто вязал руки неразрывными узлами. Не жизнь, а кошмар.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Надо же — разлетевшись мыслями, поразилась Юлька. Три месяца не могла себе объяснить: что же так угнетает с тех пор, как окунулась в новое счастье? Оказалось: как раз его непознанная новизна. Преевшаяся до отрыжки.
— Не хочешь об этом говорить? — по-своему понял её молчание Кирилл.
— Ну, почему же? — вдруг решилась она.
И вывалила всё пережитое и передуманное за день целиком. Включая назойливо крутящуюся вокруг неё белую поганку.
— И никто, кроме тебя, её не видел, — подвёл итог Кирилл, уставившись прищуренными глазами на лунно-снежный мир за стеклом.
— Не видел, — подтвердила Юлька, почуяв неладное.
— Но, ты действительно её видела? В чётко очерченных границах? Не расплывчатой, не в тумане?
— Во плоти, — неожиданно для себя самой отстранившись, буркнула Юлька и внимательно посмотрела на любимого мужчину: — В движении и рожах, что она мне корчила. Ещё и зубами клацала.
— Ты слышала эти звуки? — уточнил Кирилл, ответив ей неукоснительно прямым взглядом.
— Нет, — криво усмехнулась она, наматывая на палец болтавшуюся прядь волос. — А ещё эта нечисть со мной не разговаривала. И никакого шумового сопровождения её явлений. Ни молнии, ни грома. К чему ты ведёшь?
— К тому, что нам давно пора было куда-нибудь смотаться, — пожал плечами он. — Хотя бы на недельку. На море или в горы. Побродить, поплавать.
— Не хочу, — насупилась Юлька, едва не взорвавшись.
Натура именно сей миг не выдержала жёсткого прессинга. Она категорически и безвозвратно отказалась изображать пай-девочку с утра до утра. Не родилась чистокровной леди, нечего и выламываться.
— А со мной на рыбалку? — не заметив её революционного взрыва, настаивал Кирилл.
— То есть, я свихнулась?
— Ты переутомилась, — поправил её мужчина, у которого на всё был ответ.
— То есть, никакой ящерицы не было?
— Конечно, была, раз ты её видела, — вполне серьёзно ответил он. — Проблема не в этом. Проблема в том, что другие не видели. Юль, ты же здравомыслящая женщина, — перешёл он к уговорам, о которых его никто не просил. — И прекрасно знаешь, что видят не глаза. Видит наш мозг, который на объективную реальность реагирует сугубо индивидуально.
— Сугубо и трегубо, — пробормотала она под нос присказку из какого-то романа Успенского.
— Что?
— Ты прав, — решившись, но, пока не зная, на что она решилась, встрепенулась Юлька. — Я просто устала. Поговорила с тобой, и внезапно успокоилась, — почти беспечно солгала она, подбирая растрепавшиеся волосы.
Кирилл напружинился, полуобернувшись к ней всем телом. Вновь изобразил свой фирменный прищур и укоризненно заметил:
— Ирма Генриховна права: ты не умеешь врать. Что, собственно, и сразило меня, когда это понял. Ты поразительно чистый человек. И неправдоподобно истинно простая женщина. Даже когда шалишь и кривляешься. Юль, можешь замыкаться, можешь на меня злиться. Можешь объявить мне бойкот. Но очень прошу: давай сходим к доктору. Я нисколько не сомневаюсь, что ты видела эту чёртову ящерицу. И что? Тебе не хочется от неё избавиться?
— А заодно и от тех, кто покушался на мою жизнь?
Кирилл задумался, рассеянно наблюдая за её пальцами, что плели косу уже в третий раз. Он поймал измученный насилием локон и объявил о результатах анализа:
— Знаешь, если тебе в один день встретились сразу три неадекватных человека, это не выбивается за рамки статистики. Тем более в таком большом плотно заселённом городе. К тому же с мужиком на стоянке вполне рядовой случай. Он-то вполне адекватен — ты сама сказала. Мало ли отчего газанул? Задумался и перепутал педаль.
— Я тоже так подумала, — устало промямлила Юлька, сползая с дивана. — Пошли спать. Что-то меня рубит. В башке липкая каша, в которой плавится масло.
