Водка ударила в голову быстро.
Он опомнился, глянул на почти полную ещё бутылку, разбил на сковородку три яйца. Зашкворчало через несколько минут горячее сало. Налил в стакан ещё.
Сегодня – очередная годовщина их знакомства с Катюхой.
Любили ведь они друг друга, хорошо им было вместе-то, потом – с мальчишками…
Ну, конечно, иногда устраивала она ему после рейсов истерики, плакала, что он неинтеллигентный, не умеет совсем обращаться, в рестораны её не водит.… Куда уж тут от этого денешься.
Но ведь и у него сердце разрывалось, когда глядел он на её смешное такое, заплаканное лицо.
«Дети у нас уже растут, большие, а нам всё никак вместе не остаться! Поцеловаться по-настоящему – и то украдкой!».
Да, правда, в коммуналке-то у тёщи много не нацелуешься, особенно, когда после морей они такие жадные друг до друга бывали…
Вот она, Катюха-то, на самой любимой его фотографии…. Ещё до их знакомства – молоденькая такая вся, бойкая. Продавщицей она работала в тот год, в промтоварном отделе.
После первого рейса, который после свадьбы был, он привез ей самодельный бумажный календарик, на котором все шесть месяцев отмечал прожитые без неё дни. Вот они, квадратики, красным карандашом зачириканные.… Как же она ревела тогда, обнимая его за шею, целуя в глаза!
Налил ещё, поковырял без аппетита горячую яичницу. Ломая одну за другой спички, сжёг в пепельнице помятую картонку старого календарика.
Копил же он деньги на квартиру, копил! И не виноват, что всё так с его морями-то неудачно получилось.… Ну, да, было дело, потом, когда таксовал уже на берегу, заезжал вечерком в гараж, брал чекушок, расслаблялся душой. Она ещё больше тогда на него кричала.… Потом условие поставила, говорила, чтобы квартира обязательно была. Иначе…
Старик-то за последние годы круто поднялся, ребята знакомые о нём уважительно говорили, да и все в городе про его рекламные деньги знали.
Последний ведь шанс вроде у него оставался, а как всё хорошо получилось! Старик помог ему и квартиру купить, своих денег добавил, предупредил, правда, что отдать всё равно придётся, и работать у себя водителем предложил.… А через год, да, почти, через одиннадцать с половиной месяцев, они с Катюхой разошлись.
Несколько недель он жил отдельно, у холостого друга. Ну а потом уже, после её смерти, вернулся в их квартиру, к пацанам…
Катюха-то ведь Юрку так в школьной форме ни разу и не видала.
Первую записку, которую она под петлёй-то для всех оставила, в полицию тогда забрали, а вот эту он уже потом, в Юркином свидетельстве о рождении нашёл. Напился…
Никто из знакомых, тёща тоже, ничего не могли тогда толком понять. Тёща в кабинете у следователя всё твердила, что «не обижал он дочку-то мою, не обижал, кровиночку…!». Мужики спрашивали первое время, когда угощали его по-шоферски, всё «почему», да «почему»…
А потом он старшего в школу пошёл оформлять, документы понадобились…
Он-то сам догадывался, видел же всё своими глазами.
«Не надо мстить Вадиму – виновата только я сама…».
Не поверил он тогда своей Катюхе.
И что ему, дураку, в тот вечер на складе-то понадобилось?!
Люди пили, веселились, старый Новый год отмечали. Всех женатых с жёнами тогда Ефим Маркович в офис к ним пригласил.
Чего ему с пьяными-то делать было, вот и пошёл в подсобку, краски хотел взять, с машиной немного в выходные повозиться….
А там – они.
Увидел, отшатнулся сразу же за дверь, бежать хотелось, чтобы не знала она о том, что он уже обо всём в курсе.
И как она с ним, с этим Вадимом…. У него-то с ней даже по ночам никогда такого и не было.
Дома он напился, стал бить её, Катюха ревела… Хорошо хоть, что никто больше их там, на празднике-то, не видел. А он молчал. Даже старику ничего не говорил, в себе всё держал. До сегодняшнего дня…
«Ну и пусть!».
Он махнул в сторону дрожащей рукой, пустая бутылка жалко звякнула с края стола и покатилась по полу в угол. Сковородка блестела белым застывшим жиром.
Ещё раз поднёс к глазам записку, бросил на стол, сжал голову руками.
«Нет, всё это неправильно! Ведь не она, а этот урод должен был тогда умереть! Не Катюха моя во всём виновата, а этот…. Но ничего, я ему отомстил! Я всё сделал, чтобы он сдох! Теперь всё как надо, всё путём…».
В коридоре пьяно ударился спиной о стену, задел плечом вешалку, чуть не упал.
Мальчишки спали, только у Юрки в головах ещё горел свет.
«Ничего, ребята, ничего… Жалко, конечно, вас, но никто ничего не узнает.… Да! Я сделал всё как надо. Я сделал всё правильно, и ни о чём сейчас не жалею. Отомстил за вашу маму. Я же не трус, что так прячусь после всего; у меня же ведь сыновья… Вадим отнял у меня Катюху, но пацанов моих дорогих, пацанов… Никому их не отдам! Хорошо, что нож острый и всё закончилось так быстро.… Так ему и надо!».
День первый
ВОКРЕСЕНЬЕ
Явление света, отделение света от тьмы, дня от ночи
Ночью лесной снег скрипел сильнее.
Сашка даже однажды проснулся от шума его неосторожных шагов, высунул из-под капюшона нос, посмотрел на огонь сонным глазом.
– Что это, пап?
– Слабые ветки на деревьях под тяжёлым снегом ломаются…
– А-а, ну тогда ладно…
Их первый рассвет был чудесен и короток.
Капитан Глеб специально несколько раз, на минуту, на две, отворачивался и не смотрел на восходящее солнце, чтобы затем заметить значительные перемены на розовеющем небе.
Свет над заливом постепенно отделялся от ночной тьмы.
…Всю ночь он не спал, поддерживая огонь и тепло их костра. Да и вряд ли в эти длительные часы Глеб смог бы уснуть, даже если и захотел.
Голос Сашки после холодной ночи был глухим и хриплым. С мальчишеским ужасом на всё ещё помятом лице он промямлил:
– Я что, заболел?!
– С добрым утром, коллега.
– Па, я действительно заболел! В горле дерёт сильно, сказать ничего просто невозможно!
– Паникёров к стенке! Не можешь говорить – не говори. Приступаем к водным процедурам!
– Умываться?! Да ты что, тут такая холодрыга!
Капитан Глеб, только что вернувшийся с берега залива, сверкая каплями на влажном лице и в коротких волосах, стянул с себя тельняшку. Тщательно вытерся её подолом, снова ловко заправил тельник в комбинезон, потопал ботинками по плотному снегу около костра, нагнулся, чтобы перевязать аккуратней тесемку в самом низу штанины.
– Ну, а ты чего сидишь? Подъём!
Сашка действительно продолжал сонно хмуриться, опёршись спиной о нагретую огнём изнанку большого пня, не замечая, что всё ещё накрыт тёплой подстёжкой отцовской куртки.
Глеб забавлялся его видом, натягивая на плечи свитер.
– А для вашего высочества приготовлена тепленькая водичка. Давай полью.
– Где это ты её взял?
– Не спрашивай, а поднимайся. Быстрей, быстрей!
На краю костра, на протаявшей горячей земле стояли две пивные банки, с отрезанным верхом, наполненные водой.
– А горло?
– Забудь про свои выдуманные болячки навсегда. Ты хрипишь оттого, что долго не разговаривал. Сейчас мы поругаемся немного, и вся эта чепуха из тебя мгновенно выйдёт. Гарантирую.
Пошатываясь и позёвывая, сын нехотя подставил ладошки.
– С гуся вода, с нашего Сашки худоба!
На загорелом лице Глеба белозубая улыбка казалась немного неуместной…
– Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красавица?!
Сашка, уже в охотку засучив рукава куртки, плескал себе в лицо тонкие брызги горячей и солоноватой заливной воды.
– Хорошо ведь, скажи!
– Ну, да…
В те же самые приспособленные пивные банки Глеб велел сыну плотно набить чистого снега.
– Будет таять – добавляй понемногу.
В свитере, подтянутый и ловкий, всё ещё с улыбкой на смуглом лице, капитан Глеб несколько раз принёс к костру большие охапки толстых сосновых веток.
Потом снял с удобного сучка на ближней сосенке свою куртку, бережно выгреб из её карманов две пригоршни тёмных, почти чёрных ягод.
– Готово там у тебя?
Сашка посмотрел на кипящую в закопчённых банках воду.
– Да, вроде…
Он чувствовал, как во рту копится неприятно тягучая, горькая слюна; что вроде бы уже настала пора задавать вопросы о том, что же они будут делать дальше, как поступят с Вадимом…, с его телом, но медлил, ожидая первых правильных решений отца.
Глеб тоже молчал, тщательно очищая от сухих травинок сморщенные, подмороженные ягоды шиповника. Разделил их в своей кепке на две равные части и аккуратно высыпал в кипяток. Обернулся к стенке пня и снял с небольшой земляной полочки пучок серых, неровно наломанных по вершинкам веток.
– Это прошлогодняя малина. Ягоды ещё на некоторых остались.
Действительно, на тощих изогнутых прутиках висели какие-то крохотные неровные комочки.
