Роланд вдруг прижал ее темную головку к своему плечу. Он не мог больше выносить вопрошающего взгляда ее тревожных, невинных глаз.
— Я не знаю, дорогая, — сказал он. — Возможно, это правда. Любовь не значит так много для мужчины, как для женщины. Я хочу сказать, мужчина не может вечно говорить о любви и целоваться, а девушка, видимо, наоборот. Но не забивай этим свою прелестную головку. Смотри-ка, мы уже на вокзале. Поправь свою шляпку, дорогая, и выскакивай поскорей, а то мы опоздаем на поезд.
Жонкиль повиновалась. Не думая больше о проблемах любви, она шла рядом с мужем через многолюдный вокзал в багажное отделение. Какие сомнения в любви и преданности Роланда могли у нее быть? Он проявил себя настоящим возлюбленным — тем нежным, поддразнивающим, восхитительным возлюбленным, перед которым не может устоять ни одна женщина. У нее еще были какие-то опасения, когда она рано утром попрощалась с бабушкой и украдкой проскользнула с чемоданчиком к выходу за спиной миссис Риверс. Обычно утром она брала корзинку и ножницы и срезала цветы, чтобы поставить их на стол. Вместо этого она убежала, убежала из Риверс Корта и от надоевшей рутины деревенской жизни — навстречу тайному замужеству, навстречу новой, увлекательной, волнующей жизни. Она понимала, что она сделала и как ужасно рассердится мистер Риверс. Но она была уверена, что когда он познакомится с ее мужем, он простит их. Никто не может не любить Роланда. Даже Микки Поллингтон — светская женщина — говорила о нем, как о «самом привлекательном мужчине в Лондоне».
— Роланд, — произнесла она вдруг.
— Что, дитя?
— Я ужасно горжусь тем, что я твоя жена.
Он не ответил, не мог ей ответить.
Глава 6
Жонкиль стояла перед зеркалом в своей спальне в «Палас Отеле» в Торки и озабоченно изучала свое изображение. Этот ее свадебный вечер и ужин, на который через несколько минут отправятся они с Роландом, будет самым важным в ее жизни, поэтому она должна выглядеть как можно лучше. Жонкиль была полна сомнений относительно своего внешнего вида. В ее чемодане лежало только одно платье. Она покинула Риверс Корт в состоянии лихорадочного возбуждения и забыла большую часть вещей, которые ей были просто необходимы. Но она утешала себя мыслью, что может послать за ними через день или два, когда бабушка и приемный отец узнают...
Когда Жонкиль оказалась в Торки, она решила на время вычеркнуть из памяти отца, бабушку, Риверс Корт — все, кроме человека, за которого она сегодня утром тайно вышла замуж, и того факта, что это было начало ее медового месяца. Сегодня вечером она не должна допустить, чтобы какие-либо сомнения и опасения испортили ее счастье.
Она сделала гримасу своему лицу в зеркале — довольно разгоряченному, пылающему, с блестящими глазами и полуоткрытыми губами.
— Противная, — сказала она. — Почему бы тебе не быть красивой, восхитительно красивой для Роланда?!
Судя по тому, что она видела в зеркале, она не была «восхитительно красивой». Как бы она хотела, чтобы у нее было настоящее красивое вечернее платье, в котором она могла бы очаровать своего мужа. Однако у нее было только то белое, жоржетовое, в котором она познакомилась с Роландом на рождественском балу у Поллингтонов.
Она вздохнула, отвернувшись от зеркала, но это был скорее счастливый вздох. В конце концов, Роланд любит ее, он говорил это десятки раз с тех пор, как они уехали из Лондона. Она прижала руку к сердцу и почувствовала его неистовое биение. Роланд... Как он трогал ее волосы, его поцелуи...
Спальня, с мягким светом и приятно теплая, выглядела уютной и даже роскошной в эту холодную зимнюю ночь. Жонкиль привыкла к холодному аскетизму в своей нетопленной спальне в Риверс Корте. Бабушка не одобряла «баловства». Жонкиль была вынуждена признаться, что тепло — большое благо, когда на тебе тончайшее платье.
На одной из двух кроватей лежала ее лучшая ночная рубашка из тонкого белого батиста, которую она сама украсила фестонами и вышила, потому что бабушка поощряла занятия рукоделием дома в длинные вечера. Жонкиль посмотрела на другую кровать. Ее сердце приостановилось, когда она увидела разбросанные вещи Роланда: синюю полосатую пижаму, шелковый халат, одну или две рубашки, воротнички и галстуки, небрежно выброшенные из чемодана. Бесстыдный Роланд!
Интимность этих вещей — его щеток, его бриллиантина, его расчесок на ее туалетном столе взволновали Жонкиль до глубины души. Она была действительно замужем, она жила в этой комнате с мужем. Это было изумительно, так изумительно и замечательно, что она едва могла поверить.
Затем открылась дверь, и вошел Роланд. Он был уже готов к ужину, его темные лоснящиеся волосы были гладко причесаны, гладко выбритые щеки матово светились.
— Готова, дорогая? — спросил он. Он подошел к ней, ласково положил руку на плечо и оглядел ее сверху вниз. — Ты выглядишь очаровательно, любимая.
Она рассмеялась.
— О, нет, это отвратительное платье.
— Мне оно нравится, — сказал он. — Но когда-нибудь у нас будут получше. Когда-нибудь я одену тебя, как маленькую королеву.
Она показала ему свою тонкую загорелую руку.
— С этими короткими рукавами я выгляжу, как индеец.
— Ерунда, детка.
Он взял ее руку и пробежал по ней губами, запечатлев более долгий поцелуй на тыльной стороне ладони.
— Моя маленькая жена, — прошептал он.
Она обвила руками его шею, приподнялась на цыпочках и поцеловала его в губы с такой силой и страстью, что он изумился.
— Мой муж, я люблю тебя, — сказала она.
— С каждой минутой я люблю тебя все больше, — произнес он, прижимая ее к себе. Он не лгал. В Жонкиль была какая-то веселая безоглядность. Он вдруг почувствовал, что она прекрасно сознавала всю бесповоротность шага, который сделала, убежав с ним, что ей безразлично даже, простит ли ее мистер Риверс. Ее любовь, так же, как и ее доверие, были безграничны. Это глубоко трогало Роланда, несмотря на весь его цинизм и отвращение к сантиментам. Да, он хотел бы не влюбляться в нее, но ничего не мог поделать. Он перестал быть хозяином своих чувств.
— Пойдем ужинать, дорогая, — сказал он, сжимая ее пальцы в своих. — У тебя сегодня был длинный день, полный волнений, и скоро ты почувствуешь, как ты устала.
— Скажи мне, где ты был? — спросила она, когда шла с ним от спальни к лифту.
— Внизу, выпил коктейль, — улыбнулся он ей. — Ты шокирована? Ты будешь ужасно шокирована, когда получше узнаешь меня.
— Почему ты так говоришь? — спросила она серьезно. — Нет ничего плохого в том, чтобы пить коктейли.
— Бабушка, наверное, думает иначе? — спросил он иронически.
