Из всех путешественников только Мэтью выглядел полностью невозмутимым. Даже Конор сегодня меньше показывал агрессию. А Мэтью всё так же продолжал молчать и прятать руки за спину. Его взгляд, бегающий туда-сюда, какой практически сегодня был и у Фрэнка, ещё больше стал раздражать Эдвина. Но Эдвин понимал также, что он не мог сказать, что Мэтью не думает о Томе, судя только по его невозмутимости. Конечно, часто мысли и поведение человека не совпадают. Но Эдвин всё равно продолжал упрямо считать, что Мэтью наплевать на Тома, и он не мог объяснить причину возникновения подобного мнения об этом человеке.
Эдвин всё вспоминал разговор с Томом, наблюдал за другими путешественниками, и не заметил, как за этим занятием прошло около часа. Только появление мистера Рассела вернуло его из прошлого в настоящее. Роберт вышел из фургона больного, и по тому, что он держа шляпу в руках, и по его особенно грустному взгляду, всё стало понятно.
– Я должен сказать вам, что Том скончался, – сообщил Роберт, с задумчивостью оглядывая всех путников.
Услышав это, Эдвин невольно передёрнулся и зачем-то осмотрелся. Удивительно, что когда кто-то, кого ты хорошо знал, умирает, вся вселенная равнодушно продолжает жить дальше, миллионы людей продолжают жить дальше, а ты понимаешь, что не можешь поступить так же. Умерший человек в одно время и крохотная песчинка во вселенной, потеря которой никак на ней не скажется, но с другой стороны он целый мир для тех, кто его знал. Значит, смерть человека, если хотите, это смерть целого маленького мира, это закат целой цивилизации.
Вскоре тело Тома вынесли из фургона. Оно уже начало холодеть, приобретая тот нежно-белый оттенок, характерный всем трупам. Он сильно исхудал за это время, на его лице появился еле заметный блеск, вероятно из-за слюней и слизи. Только черты лица, да цвет волос напоминали в этом странном тощем существе старину Тома, того самого надеющегося на удачу Тома, любящего щёлкать пальцами.
Его тело завернули в какой-то зеленоватый брезент и пока положили на землю. Мистер Рассел принёс лопату, которую планировали достать лишь по приезду в Калифорнию, но сейчас, понятное дело, она понадобилась не для поиска золота.
Роберт принялся копать. Почва была здесь песчаной, но всё-таки более пригодной для захоронения, нежели чистый песок. Они остановились рядом с небольшим оазисом. Эдвин не был уверен, как точно назвать маленькую чащу, рядом с которой они находились. Хоть здесь и росли деревья, буквально через несколько метров снова начинались дюны.
– Марк, – сказал Роберт, – принеси какую-нибудь палку оттуда.
Марк, не сказав ни слова, ушёл выполнять данное ему поручение.
Мистер Рассел, пока Марк искал палку, закончил копать могилу. Тод и Эдвин, стоявшие ближе всех к телу умершего, подняли его с земли и медленно положили в яму.
Хоть Эдвин и выглядел вполне спокойным, на самом деле он очень тяжело переносил смерть Тома.
– Но правда, раз уж мы согласились ехать в Калифорнию, то должны надеется на лучшее, – слышался ему голос Тома откуда-то из-за спины, точно там стоял призрак его товарища.
Эдвин отвёл взгляд от завёрнутого в брезент тела и посмотрел на чащу, от которой с палкой шёл Марк. Ему вдруг привиделась девочка, стоящая рядом с одним из деревьев. Маленькая девочка лет семи в красивом белом платье удивленно смотрела на Эдвина, не понимая, что происходит. У неё был такой же, как и у отца, нос, и выражение глаз таким же, как и у Тома, когда он вспоминал о доме.
Мистер Рассел уже закапывал могилу. Никто ничего не говорил, и от этого обряд похорон выглядел ещё более неестественным: на похоронах читают молитву, – но если кто-нибудь из путешественников и мог сделать это, он навряд ли бы решился. Но неестественность заключалось даже не в том, что не прозвучала молитва, никто ни слова не сказал об умершем. Хотя что они могли сказать о человеке, которого практически-то не знали? Да, они вместе с ним провели несколько месяцев, и всё же далеко не все знали, что в Нью-Йорке у Тома осталось семилетняя дочь.
Но вот когда Роберт уже почти зарыл яму, Фрэнк шепнул Эдвину:
– Он в последние дни говорил о какой-то Мегги. У него что, жена осталась в Нью-Йорке или ещё кто?
– Не знаю, – выдавил из себя Эдвин.
Сейчас проще было сказать «не знаю», хотелось поверить, что он и в правду не знает, кто такая Мегги. Хотя, конечно, обманывать самого себя сложнее, чем обманывать других. Всё-то Эдвин знал, хорошо знал.
Мистер Рассел отложил лопату, взял у Марка палку и воткнул её рядом с могилой.
– Где шляпа Тома? – спросил он.
Ему подали шляпу умершего, и он повесил её на конец палки. После мистер Рассел молча развернулся и побрел к своей лошади.
Это озадачило Эдвина, да и, похоже, не его одного. Уйдя подобным образом, мистер Рассел как бы говорил: «закопать – закопал, больше я ничего не должен этому человеку». Так во многом и было, но всё же, с его стороны, следовало бы проявить больше уважение к умершему. Но ведь он в то же время никого не гнал в это поездку и предупреждал, что не все доберутся до приисков. И всё-таки такое отношение неприятно удивило Эдвина. Он думал, а входит ли в сумму, которою он платил в первый день, непредвиденные расходы на работу в роли могильщика? Всё ли подсчитал мистер Рассел?
Но всё же никто не виноват в том, что Том умер, и отправился он в поездку действительно добровольно. Значит, глупо искать причину для обвинения Роберта или Фрэнка, который, наверняка, и так чувствовал вину в смерти товарища. Том решил отправиться в путешествие, Том заболел, Том умер. Такова его судьба, и точка.
Сразу же после похорон группа продолжала путь. До ужина никто не решался заговорить, лишь изредка слышался чей-то шёпот, не более. Начавшийся за ужином разговор был недолгим, длился от силы минут пять. Затем путешественников поглотила ночь, и всё повторилось…
Только на этот раз стон послышался, когда уже светало, а не посреди ночи. Фрэнк всё так же таскался с аптечкой и лихорадочно листал бесполезный в данном случае справочник.
Эдвин не знал Ричарда так хорошо, как Тома, но и его смерть вызывала такое же сожаление. Запросто могло оказаться, что у Ричарда, к примеру, как и у Эдвина осталась на Востоке мать или родной брат, который до последнего отговаривал его ехать.
– Да, жалко человека, жалко, – сказал Генри, забыв, что точно такую же фразу, слово в слово, он произносил вчера.
Прошло четыре часа с того времени, когда путники проснулись от стонов Ричарда, как под утренний крик петуха, и мистер Рассел сказал:
– Я должен вам сообщить, что Ричард умер.
Умер ещё один человек, но все, ещё не отошедшие от вчерашнего, продолжали так же молчать, наблюдая, как Роберт копает могилу.
Оба они: и Том, и Ричард – мечтали стать богатыми. Все остальные путешественники, понятное дело, так же мечтают стать богатыми. Это мечта каждого человека, общая мечта, мечта стандартная. Ещё, будучи ребёнком, человек твёрдо для себя уясняет, чем больше денег, тем лучше, чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно быть богатым. И вот он совершенно не замечает, как вступает в ряды других таких же, кто уверен, что счастье – в первую очередь, в деньгах. И он приобретает стандартную мечту, точно созданную по заказу на фабрике, мечту стать богатым.
А сколько же, хотелось бы знать, сейчас направляются в Калифорнию таких же Ричардов и Томов? И скольких из них ждёт такая же участь? Скольких так же «похоронят», завернув в брезент, воткнув палку и повесив на неё их шляпы? Палки – вместо крестов, шляпы – вместо табличек с именем. Шляпы. Как будто это самая важная вещь каждого путешественника, которая может сообщить все нужные о нём факты. Обычные стандартные незатейливые шляпы, сделанные на фабрике, обычных стандартных людей со стандартными мечтами. Шляпы – это отныне их лица.
О чём подумал бы человек, проходивший мимо могилы Тома или Ричарда. Он, конечно, имён умерших не назвал бы, но смог бы кое-что рассказать о них по их шляпам. Шляпа Тома была совсем старенькой, человек бы сделал вывод, что её хозяин был очень бедным, от бедности, наверное, и стремившимся в Калифорнию. Шляпа Ричарда выглядела совсем новой, так что о нём так же не подумали бы. А какая вообще разница, что это были за люди, что они сделали в жизни. Один бедный, другой – не совсем, и этого вполне достаточно для людей, самое важное – сколько у тебя денег.
Все продолжали думать о Томе и Ричарде и упорно молчать.
На следующий день Эдвин вдруг совершенно с другой стороны посмотрел на их путешествие. Оно длилось уже несколько месяцев, и за это время весь тот романтизм, присущий всем приключениям, который был вначале, совершенно пропал. Ветер, казалось, больше не подгонял путников, а, наоборот, дул в противоположную сторону, пытаясь остановить их. Солнце теперь вставало по утрам, чтобы только напомнить, что они должны ехать дальше, ехать вперёд и только вперёд. Оно грело как будто более усердно, чем до этого, словно пытаясь поджарить путешественников. В общем, и солнце, и ветер ополчились против них.
