Вдобавок, Кузьма был женат, и у него недавно родился второй ребенок. В маленькой хрущевке на улице Шолохова жила вместе с его семьей еще Володина мать и младшая сестра, и Кузьма ежедневно повторял, что бросит проклятую работу в тот день, когда сможет отремонтировать трехкомнатную квартиру в Бежицком районе, которую он уже недавно выкупил на одолженные деньги. По мере погашения долга, нетерпение Кузьмы еще нарастало, и он допустил несколько оплошностей, одна из которых стоила мне двух гадких часов в компании азеров с Фокинского рынка.
Заказывал по телефону русский, в этом Мальвина могла поклясться. Подозрение вызывал адрес, прямо у рынка, на Московском проспекте, там уже почти не жили обычные брянчане, выгодно сдавая рыночникам площади под склады и жилье, и переселяясь в более дешевые районы. Но Кузьму в дверях встретил невысокий паренек славянской внешности, он пустил его в грязноватую квартиру, где была навалена куча полиэтиленовых мешков с товаром и стоял разложенный диван, покрытый пестрым покрывалом. Мне в первую же секунду стало понятно, что квартира нежилая, но я была еще слишком неопытна, и промолчала, а Марине, вставленной винтом, все было по винту. Невысокий и казавшийся безобидным клиент видимо выкупил состояние Марины и сказал Кузьме, что оставляет меня. Взяв отмаксанную мелкими бумажками плату за два часа, охранник с Мариной потопали вниз, а я заскочила в ванную и вышла оттуда уже голая и мокрая (полотенца не было), зажимая в руке сумочку с косметикой, презервативами и гелем-смазкой. Кузьма не обратил внимания на дверь в соседнюю квартиру, которая была, видимо, тоже выкуплена и соединена с той, в которую меня завели. Дверь, перед Кузьмой закрытая, была распахнута…
— Ребята, я позвонить должна, — начала я, увидев рядом с молоденьким русоволосым заказчиком троих рыночных азербайджанцев с небритыми рылами и грязными лапами.
Они едва слюну не пускали, видя перед собой свежевымытую семнадцатилетнюю девочку, абсолютно раздетую, прикрывающую сумочкой грудь, и вдобавок на высокой шпильке…
— Нэ нада званыт, красавыца, — сально проговорил один из небритых. — Буд умныца, мы тэбья нэ абыдым.
— Мне не нужны проблемы, — сказала я почти не дрожащим голосом. — Если вы изнасилуете меня, люди найдут вас и спросят.
— Кто тэбья насилует, сука? — возмутился другой тип, в кожаной куртке. — Ти целку строить пришла сюда, соска ебаная? А ну, станавыс раком, твар!
Видя такое дело, я не на шутку перепугалась, тем более, что кавказцы заводились все больше.
— Мальчики, я же вижу, вы нормальные люди, — я решила не доводить их до кипения, — давайте по-людски, у нас крыша Клим, и Леший, его звеньевой, встречается со мной. Давайте договоримся, ну, пожалуйста!
Это был отчаянный блеф, потому что Леший не дорос до звеньевого, и азербайджанцы могли об этом знать, если они были при делах.
— Дагаварымся, канэчна дагаварымся, — ответил первый из них. — Мы сами от Магомета, а Магомет с Климом друганы. Никто тэбья нэ абыдыт, дадым тэбэ свэрху тысячу рублэй.
Эх, была не была, решила я и расстегнула сумочку.
— Деньги вперед, пожалуйста, и давайте по очереди, я все–таки еще маленькая, — у меня хватило духу улыбнуться. — И еще, сходите в душ, ребята.
— Харашо, красавыца, выдыш, какие мы, — из кожаной куртки появилась мятая пачка денег, перетянутая аптекарской резинкой. Мне вручили тысячу, причем я даже не пожалела, что не торговалась о большей сумме, потому что оставался самый главный вопрос:
— И только в презервативах, я иначе не работаю, — сказала я.
К счастью, мне обещали и это, и я села на разложенный диван, соображая, как я буду успевать обрезинивать горячих кавказских парней. Конечно, они не помылись толком, едва сполоснули свои могучие фаллосы и бросились ко мне. Я успела смазать свою промежность гелем, и все завертелось у меня перед глазами. Я нацепила первую резинку на того, кто больше всех говорил, и легла на спину. Тут же остальные, которым было некуда пристроиться, начали тыкать мне в рот, причем лишь на одного из них я успела одеть презик. Спорить было невозможно, я попеременно сосала и дрочила руками, да еще как–то успевала подмахивать тому, кто молотил меня снизу. В мою свободную руку лег еще чей–то орган, и я увидела, как русский паренек, открывший двери, полностью раздет, и требует своей доли ласк. Эта карусель продолжалась несколько минут, после чего первый из них кончил, и, воспользовавшись свободным местом у станка, меня начал наяривать другой. Его семяизвержение тоже не заставило себя долго ждать, а третий был уже тут как тут, и попытался войти без резинки, но здесь я уже не дала ему, и все–таки натянула презик. Он проявил новаторство и перевернул меня, после чего русский паренек переместился к моему рту. Хрипящим голосом номер первый осведомился, принимаю ли я в задницу, но здесь я возмущенно замотала головой, понимая, что игра не стоит свеч, и сверху мне вряд ли что–нибудь перепадет. К тому же и размерчики у двоих были — как у ослов.
Время текло мучительно медленно, а сил у рыночных героев было хоть отбавляй. Они все кончили по два раза, а я была в ужасе, оттого, что остался только один презерватив.
— Будь другом, сходи за резинками, — попросила я русского, и, не остановленный кавказцами, он засобирался выполнить мою просьбу. Это показалось мне хорошим признаком, но тот азер, который лез ко мне без презика, вмиг возбудился, и сев на край дивана, велел мне сосать, стоя на коленях перед ним. При этом он хватал меня за волосы, норовя заткнуть своим членом, по счастью небольшим, мое дыхательное горло. Это продолжалось довольно долго, причем двое его друзей курили, разговаривали на своем языке и любовались нами, иногда похлопывая меня по спине и щипая за грудь.
Наконец появился парнишка с новыми резинками и апельсиновым соком. Однако сидящий на диване волосатый дьявол не позволил мне изменить позу, хоть колени у меня уже были расцарапаны в кровь — только когда его земляки через некоторое время что–то недовольно сказали ему, он схватил меня за уши, увеличивая темп до предела моих возможностей, и с победным воплем кончил мне в глотку. Я тут же закашлялась, побежала в ванную, но он еще успел врезать мне сзади ногой по бедру, так что я чуть не упала — за то, что отдернулась во время эякуляции и не сглотнула его драгоценный продукт.
Я потом поплачу, потом, уговаривала себя в ванной, но рыдание буквально рвалось из меня, и я поняла, что смогу, наверное, пытать, убивать, не раскаиваясь при этом ни на йоту. Я приняла душ и, немного успокоившись, вышла доигрывать свой номер. Оказалась, что негодяй в кожанке уже стоит у двери.
