Ярослава и осуждающе смотрит на нас. Он принял нас за воровок! Которые проникли в дом его сына, а возможно и за сексуально-озабоченных, но только не за добрых соседей, которые приглядывают за котом его сына. И никакие мольбы не могут сдвинуть его с места, сказал, что не отпустит до приезда сына, не отпустил. Как уж там Анжелка перед ним не выгибалась, я вообще не понимаю, что с ней. Она такие выкрутасы бедрами делает, как мартовская кошка, что у меня закрадывается мысль, что они вместе с котом валериану с пола слизывали.
И тут внизу хлопает дверь, и наверх вбегает Ярослав. Я даже облегченно выдохнула, но потом оглянулась, и меня пронзил ужас от того, что мы натворили в его спальне. Вот что он сейчас о нас подумает?
Я, в голове уже прокручивая слова, что-то надо сказать, оправдаться…
— Что здесь произошло? — голос у Ярослава удивленно-возмущенный, ну конечно, мою спальню бы разнесли, я бы убила сразу, и от звука его голоса я втягиваю голову в плечи.
Его отец молча разводит руками.
— Я тоже хочу знать, сын, что это за балаган?
— Я укладывала спать кота, и вот…, — блею хоть что-то в свое оправдание.
Анжелка вся изогнулась, лыбится, ох, и получим мы с ней сейчас по самое не балуй.
— У вас классный коньяк в холодильники был, Ярослав! Просто замечательный! Я так взбодрилась! — выдает(и ти ее мать, нашла в чём сейчас признаться).
— У меня не было в холодильнике коньяка, — говорит Ярослав, а сам глаза пучит на Анжелку, а та и так и эдак.
— Да будет вам, классный коньяк в фирменной бутылке, такой сладковатый, такой ароматный, так бы сейчас тебя и съела на закуску, — Анжелка делает губки бантиком, там столько силикона закачено, что скорее это пельмешки, нет — вареники с вишнями.
— Там не было коньяка, там стояла настойка, что мне привезли с Дальнего Востока, увеличивающая потенцию, на травах, — выдал отец Ярослава, и у меня по спине поползли мурашки.
— Что? — мы с Ярославов спросили одновременно.
— Я забыл у тебя его в прошлый раз, сын. Оставил в холодильнике и забыл, мне его друг прислал, — они оба косят глаза на Анжелку, а та уже приподнялась, и я чувствую, что готовится к прыжку.
— Анжела, ты сколько настойки выпила, — тихонько спрашиваю ее.
— Все! — отвечает та, сияя как новый пятак, а у меня сердце в пятки уходит, и только я сейчас понимаю, что произойдет!
— Бегите! — говорю тихонько двум мужчинам.
— Что? — господи, эти олухи еще спрашивают, да она сейчас набросится на них як голодный зверь и растерзает!
— Бегите, — ору я. — Чем быстрее, тем лучше для вас!!!!
И они рванули вниз по лестнице.
— Анжела, Анжела, не надо, — пытаюсь я остановить подругу, но она срывается и бросается в погоню.
В последний момент ловлю ее за край одежды, швы трещат, Анжелка яростно меня отпихивает, я падаю и ударяюсь головой.
Не знаю, сколько пролежала на полу, но когда очнулась, Анжелы уже не было. Рядом храпел кот, и стучала на ветру не закрытая входная дверь в коттедж.
Господи, что делать, что делать? Анжела сейчас как раззадоренная мартовская кошка рыщет по коттеджному поселку, не дай бог наткнется на особь мужского пола! Только я знаю, на что она способно! Вечно неудовлетворенная, вечно одинокая, крайне озабоченная особа.
Ищу в кармане телефон и выдыхаю. Не разбился, не повредила!
Ищу в контактах Пашку!
— Паша! — ору в трубку я без «зрасте» и «привет». — Паша, спасай, Анжелка выпила какую-то дрянь, нам надо срочно ее остановить.
— Юля, какую дрянь? Что ты несешь? Вы где сейчас?
— Паша, мы у меня в поселке, срочно приезжай!
— Еду, — бухтит Пашка.
А я выбегаю на улицу. На крыльце моего коттеджа стоят мои дети и с удивлением взирают на меня.
— Мама, что случилось, пять минут назад пробежал дядя Ярослав, за ним еще какой-то дядька, а за ними гналась тетя Анжела? — у Матвейки со Стешей глаза круглые по пятачку, а Ксюша стоит и спокойно грызет морковку. Хорошо быть маленькой, она пока не понимает всех страстей взрослой жизни.
— Бегите домой, закройте дверь, тете Анжеле не открывайте! Вообще никому не открывайте!
И несусь в сторону беговых дорожек и спортивного стадиона. Ярослав бегает хорошо, а вот его отец вряд ли. Бегу как настоящий спортсмен, страх за мужиков придает силы! На втором повороте вижу Анжелкину попу, затянутую в розовый спортивный костюм. Впереди маячит отец Ярослава, он уже запыхался и начинает сдавать, а вот в Анжелку словно чёрт вселился. Никогда до этого не бегала, а тут бежит со спринтерской скоростью, вот что допинг с женщиной делает.
И тут из кустов вываливается Ярослав, прямо мне под ноги. Я не успеваю увернуться, запинаюсь и лечу вперед, в последний момент сильные руки ловят меня перед самой землей.
— Видимо у меня судьба такая, ловить вас Юля, когда вы падаете, — мурлычет мне в ухо Ярослав, не хуже мартовского кота.
— Поставьте меня на землю немедленно, — шиплю на него рассерженной кошкой, — зараза смеется, но ставит на ноги.
— Вы, Юлечка, сегодня метлу видимо дома забыли, летаете низко, — ржет гад ползучий.
— А вы видимо в детстве в казаки-разбойники не наигрались, все по кустам да по кустам.
Но нас прерывает дикий визг Анжелки. Она таки догнала отца Ярослава и пытается того завалить в кусты. И мы бросаемся на помощь отцу, я пытаюсь отодрать Анжелкины ручонки от лацканов его пальто, а Ярослав тянет Анжелку за ноги на себя. Но та материться и отпускать добычу не хочет.
И тут на тропинке появляется Пашка. Никогда не была ему так рада, как сегодня!
Пашка всегда мне был хорошим другом, верным помощником, влюбленным в мою подругу Анжелку. Та вертела хвостом и делала вид, что его не замечает. И хотя Пашку природа особой красотой не наградила, но у него был высокий рост, по-мужски скроенная фигура, какая-то особая харизма, что привлекала к нему многих девушек. Он никогда не был одинок, но любил только Анжелку.
— Пашка, помогай! — ору ему.
— Кому помогать? — стоит как истукан и ничего не может понять в этой кутерьме.
Потом делает несколько шагов в нашу сторону, хватает Анжелку за талию и легко как пушинку выдергивает из кучи тел. Та удивленно хлопает глазами, потом смотрит на Пашку и у нее в глазах появляется осмысленнее происходящего (или мне так показалось).
— Пааааашааа, — тянет певуче и по медовому приторно Анжелка.
— Анжел, поехали домой.
— Паша, можем и не домой, — трется бедром
