Дальше расположен кубрик старшин. В нем восемь коек, каждая используется по очереди.
Позади по правому борту камбуз и еще одна «голова». Наконец, отсек дизельных двигателей, рядом отсек электромоторов, потом торпедные аппараты и запасные торпеды под палубным перекрытием.
В 1941 году каждая новая лодка выходила в море с командой, половину которой составляли люди, имеющие боевой опыт, а половину – новобранцы. Каждый второй из команды нашего корабля имел знак подводника и Железный крест второго класса. Наш командир, высокий белокурый человек с резкими чертами лица и отрывистой речью, сам прошел немало походов в качестве старшего помощника.
Шестимесячный учебный период, который каждая лодка должна пройти на Балтике, почти закончился к тому времени, как нас назначили гардемаринами. Учеба состояла из особых испытаний, выполнявшихся на специальных флотилиях. Например, поломки двигателя, освещения и других частей, о которых рассказывали вернувшиеся из походов подводники, специально устраивались опытными инженерами в соответствии с реально произошедшими случаями. Работали часто в темноте. Действительно, при аварии освещение обычно первым выходит из строя. Если лодка проходила испытания, учеба заканчивалась, но если нет, то все начиналось сначала. Мы успешно прошли все испытания, оставалось только последнее тактическое учение. Оно считалось наиболее важным, длилось две недели и сулило большие трудности и для корабля, и для команды. Когда позже я сам проводил такое испытание уже как старший помощник, учебный отряд потерял 2 подлодки из 12, а 2 другие вернулись поврежденными.
Эти тактические учения проводились широкомасштабно. Когда надводные корабли занимали свои позиции, мы вели себя так, как если бы действительно воевали на Атлантике. Это был большой конвой с сильным сопровождением. По меньшей мере 50 самолетов патрулировали территорию, чтобы сразу сообщать о каждом появлении подлодок.
Мы больше не использовали обычные учебные торпеды, отличавшиеся от настоящих только отсутствием боеголовок, заряженных 200 килограммами взрывчатки, которые устанавливались на определенную глубину, чтобы поразить мишень. Теперь мы посылали сигнал о пуске торпеды на корабль-мишень, чтобы установить, попали ли мы в него, и, следовательно, иметь возможность исправить ошибки. На корабле-мишени могли заранее определять следы наших торпед ночью по лампочкам, прикрепленным к ним, а днем по следам пузырьков.
Мы успешно выполнили все задания и отправились в Киль, чтобы подготовиться к настоящему походу. Здесь кипела активная работа. По меньшей мере десять подлодок стояли у причала, все одинаковые, серые и очень длинные для своей ширины, около 150 футов от носа до кормы. Молодые команды горели энтузиазмом. Я встретил здесь много друзей из морской академии, поскольку на каждой подлодке было по три гардемарина. Молодые офицеры должны были учиться своей работе в море, а цена учебы определялась потерями. Но ни одна школа не может научить тому, чему учит война.
Грузовик за грузовиком подвозили запасы, пока мы не получили достаточно провианта, чтобы его хватило на три месяца без экономии. Наш рацион был гораздо лучше, чем рацион любого другого рода войск. Мы должны были грузить наши припасы в соответствии с планом. Во-первых, надо ровно распределить их по лодке, чтобы избежать дифферента при погружении. Во-вторых, припасы не должны перемещаться при погружении, что легко может случиться при угле погружения 60 градусов. В-третьих, провизия не должна смешиваться с боеприпасами или техническими запасами.
В последние годы войны каждую лодку снабжали по такому плану загрузки и хранения припасов. Ветчина и сосиски между торпедными аппаратами и в центральном посту, трехнедельный запас свежего мяса в холодильнике, а свежевыпеченный хлеб, чтобы сохранить его на этот же срок, подвешивался в носовом кубрике и в моторном отсеке. Когда свежая пища заканчивалась, мы переходили на консервы.
Для того чтобы погрузить торпеды, мы размещались у специального пирса, загружались через специальный люк впереди и через другой люк на корме. Погруженное вооружение включало 88 – и 20-миллиметровые снаряды и большое количество патронов для пулеметов и автоматов. На палубе у нас стояла пушка, специально предназначенная для подлодок, и автоматическая зенитка, а еще, если понадобится, можно было принести пулемет из боевой рубки. В конце концов наша экипировка закончилась, кислородные цилиндры заполнены, очиститель воздуха обновлен. Мы отправили последние письма семьям и готовились на рассвете отплыть.
Командующий флотилией обратился к нам с напутственной речью:
– Камараден, вы должны понимать, что служите в самых лучших и действенных войсках нашей дорогой отчизны. Судьба соотечественников в ваших руках. Докажите, что вы достойны их доверия. Мы не знаем страха. Наш девиз: «Иди и топи».
Берега Германии остались далеко позади. Наш командир решил пройти в Атлантику Исландским проливом между Исландией и Фаросом. В Первую мировую войну самой большой проблемой для командования подлодок тоже была проблема выхода от берегов Германии в Атлантику. Без французского побережья мы не имели выхода на оперативный простор. Канал слишком легко охранялся. Будучи очень узким, он мог быть заблокирован минами и противолодочными сетями. Несмотря на большую территорию, противник господствовал над северо-западным проходом вокруг Британских островов, и корабли с новобранцами в команде сталкивались с суровым испытанием уже в первые несколько дней. Недостаток опыта часто приводил к относительно большим потерям в первой же операции. Кроме того, многие страдали морской болезнью и были ненадежны ни на вахте, ни при погружении.
Я на вахте. Строгий взгляд, совсем как у настоящего моряка. На вахте стоит вахтенный офицер, старшина, двое рядовых, а также гардемарин. В течение четырех часов без головного убора или любой другой защиты под дождем, снегом или в шторм каждый из нас должен вести наблюдение за своим сектором, пользуясь только биноклем или собственными глазами. В течение четырех часов та же монотонная последовательность: стекла вверх – осмотреть горизонт, стекла вниз – протереть от подтеков, снова вверх. Бесконечный ритуал. Горе тому, кто заснет или отвлечется хоть на мгновение. Это может стоить жизни ему и всей команде.
Прошли четыре дня в море. Не видно ничего: ни самолета, ни корабля, ни плавающей мины. Мы идем со скоростью 14 узлов. Длинная тонкая лодка как ножом режет мертвую зыбь. Обычная волна не может заставить ее качаться. Но сейчас тяжелые волны заливают верхнюю палубу, разбиваются о боевую рубку, иногда заливают ее и проливаются на наши головы холодным душем. Морская свинья! Какой-то миг мы наслаждаемся развлечением. Как быстро она движется! Гораздо быстрее нас. Чего стоят все эти военные рассказы? Мы ничего не видим. Так или иначе, у Англии слишком мало самолетов, чтобы охранять все и везде. Просто старые моряки дурачат нас, стараясь испугать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
