Изнутри вагон был одновременно и похож на привычные электрички, и не похож. Проход располагался по центру; однако он был совсем узкий, идти приходилось чуть ли не боком. Сиденья по обе стороны от прохода были всего лишь одинарные, а пространство у внешних стен вагона было оборудовано не для пассажиров, а для стрелков – даже не нюхавший пороха Костя это сразу же сообразил. Над пассажирскими местами нависали широкие полки, забитые поклажей так, что дамскую сумочку уже не втиснешь, – темно-зеленые ящики рядами, джутовые мешки, коробки из грубого картона, какие-то рулоны, похожие на свернутый рубероид… Часть пассажирских мест была занята: в первых двух нишах обосновалось целое семейство – краснолицый господин в старомодном сюртуке и котелке, его супруга в длинном закрытом платье серо-стального цвета, пацан лет десяти в костюмчике, похожем на матросский, и девочка-подросток опять же в платье, какие увидишь разве что в фильмах о викторианской эпохе. В следующей нише расположились жилистый старик, тоже в сюртуке, к которому краснолицый джентльмен обращался «папа», молодой парень лет, наверное, двадцати – этот был в штанах и рубахе с распахнутым воротом, без пиджака или куртки, благообразная бабуля с корзинкой на коленях и человек, в это семейство явно не вписывающийся, – скорее всего просто попутчик. Выглядел он как работяга – костюм потертый, во всяком случае, хуже и заношеннее, чем у остальных мужчин, засаленная кепка, трехдневная, не меньше, небритость. Да и держался он как-то отчужденно, в то время как все остальные, несомненно, были давно и хорошо знакомы друг с другом.
В третьей нише было занято только одно место, слева, – там сидя кемарил кто-то служивый в форме – то ли военной, то ли еще какой. Темно-коричневую кепи с затейливой кокардой этот человек надвинул на глаза так сильно, что из-под козырька виднелся только подбородок с ямочкой.
Костя чуть не пошел дальше – хорошо, Виорел поймал его за рукав.
– Мы здесь, – тихо сказал он по-русски и указал вправо.
Там действительно было свободно; ниша напоминала боковые места в плацкарте, только столик был чуть-чуть меньше, и напрочь отсутствовало окно. Свет поступал в узкую и длинную горизонтальную щель на уровне глаз стоящего человека. За переборкой, похоже – металлической, кто-то слегка похрапывал. Прежде чем сесть, Костя из любопытства глянул в осветительную щель – напротив нее во внешней стенке как раз располагалась вертикальная бойница, в которую был вставлен недетских размеров пулемет: Костя разглядел две характерные рукоятки и заправленную ленту.
– Садись, – прошипел Виорел.
И действительно – следом по вагону пробирались двое в камуфляже. Догнали, значит. Они, ни на кого не глядя, прошли в следующий отсек и заняли левую часть.
Едва Костя уселся, прозвучали два коротких локомотивных гудка. Состав дернулся, почему-то назад, но затем остановился и тронулся уже в нужную сторону, постепенно набирая ход. Басовитое «чух-чух-чух» слышалось очень отчетливо.
Виорел, сидящий через стол, вздохнул с облегчением.
– Ну, – сказал он, – вроде как все. Часа через три-четыре, если ничего не стрясется, будем в Харитме.
– А что может стрястись? – поинтересовался наивный Костя.
Виорел со значением поглядел на него и тихо произнес:
– Там, где полно брони и стволов, всегда может что-нибудь стрястись. Не напрасно же поезд так защищен, как считаешь?
– Да уж не напрасно, к бабке не ходи. – Костя невольно поежился. – Веселенькие у тебя турпоходики, Вира! Аж поджилки периодически трясутся.
– Ладно, ладно, не боись. Это ж не просто поезд, это ж самоходная крепость!
Костя вздохнул и почему-то вспомнил любимое:
– Угу… Знаю-знаю, чисто тебе имперский бронеход, огонь на колесах…
– Зря иронизируешь, – хмыкнул Виорел. – Бронепоезд захватить практически нереально. Самое плохое, что может случиться, – на какое-то время застрянем. Но расковырять такой состав – это, братец, фантастика. Проверено временем. Да и если что и случается на маршруте – это все дальше в степи, посреди пустошей, а на побережье, считай, уже цивилизованные места начинаются. Перед Харитмой даже остановки для пассажиров будут, две или три. А до той, где мы сели, поезд только воды набрать притормаживал, а так чесал без задержек.
Костя качнул головой и протяжно вздохнул.
Тем временем состав набрал ход и с характерным «ты-дым, ты-дым» несся, слегка раскачиваясь, по рельсам. Стрелок за переборкой всхрапнул и умолк, но через некоторое время принялся выводить рулады по новой. Костя помассировал натруженные плечи и поймал себя на том, что и сам сейчас начнет задремывать – встали-то ранехонько. Если б можно было в окно глядеть – другое дело, а тут, взаперти, убаюкивало и укачивало. Виорел и сам явно был не прочь вздремнуть – он откинулся к стене, в самый угол, сунул под голову скомканную панаму и подмигнул Косте: мол, делай как я!
Костя стянул с головы свою, сложил вчетверо и попробовал примоститься по примеру Виорела. Нельзя сказать, что было страсть как удобно, но в целом оказалось терпимо. Костя зевнул и в несколько минут отключился.
* * *
Он смутно запомнил толчки во время коротких остановок. Кроме того, он ненадолго выныривал из полудремы, когда по проходу кто-нибудь протискивался – однажды Косте оттоптали ногу, но просыпаться и злиться было лень, он просто ногу подобрал.
Проснулся Костя от того, что поезд в очередной раз сбавил ход, замедлив уже привычное «ты-дым, ты-дым». Виорел дремал напротив, навалившись локтями и грудью на столик. Семейство в первых нишах вело себя весьма деятельно: папаша, сняв сюртук, повязывал галстук, мамаша возилась с пацаном-матросиком, бабуля копалась в своей корзинке, девица стояла рядом и ждала, чего она там накопает. Служивый из ниши напротив тоже уже проснулся и сидел, нетерпеливо барабаня пальцами по столешнице.
Костя потянулся и сел по-человечески. О подложенной под голову панаме он, конечно же, забыл, и панама, тихо шорхнув по переборке, сползла за спину. Костя лениво пошарил позади себя на сиденье, нащупал ее, выудил, расправил и нахлобучил на голову.
Странно, но к невзрачному своему одеянию он привык и теперь не испытывал стеснения даже рядом с прилично одетыми людьми. Наверное, так тут принято: что есть, в том и ходят, иначе Виорел непременно этот вопрос как-нибудь уладил бы. Он ведет в Центруме дела, причем достаточно денежные, это уже понятно. А с бродягами те же начальники застав, местное начальство, вряд ли стали бы якшаться. Виорелу даже поблажки кое-какие позволены, значит, начальству все равно, как он одет. Человек – существо стадное, Костя и сам не заметил, как принял линию поведения вожака, в данном случае – Виорела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
