Прохор, который прислал этих идиотов – это же тот самый голос, который я тогда не смогла определить, тьфу ты.
Жаль, что не ночь, подумала я. Позвала бы Алёнушку.
Ой, нет. Алёнушка не сможет войти в дом. А выманить их на улицу не факт, что получится.
Короче, только наверх. И почему я такая бездарная, и не научилась до сих пор магической связи? Решили бы вопрос в две минуты! Ладно, Меланья маленькая, да и в системе её не учили, а я-то большая!
Всё, хватит причитать, пора идти. Как раз снег поутих немного. Надо шевелиться, пока метель не разыгралась.
- Мари, я говорю тебе в последний раз, - я добавила металла в голос. – Ты пойдёшь сейчас к Пелагее и скажешь ей, что я пошла… за отцом Вольдемаром я пошла, вот. И скоро вернусь. Про гору молчи. Если не сможешь сидеть и ждать – сходи ещё раз к Ульяне, вдруг она поможет?
Я обняла Марью и отстранила от себя.
- Всё, иди, замёрзнешь.
- Но как вы пойдёте наверх?
- Ногами. Там, говорят, невозможно заблудиться. В горах всегда так, я знаю.
Видимо, слова «я знаю» в исполнении Женевьев обладали для Марьюшки магическим эффектом, потому что она всхлипнула, послушно повернулась и пошла по направлению к дому Пелагеи. А я принялась судорожно соображать, как мне быстрее всего выйти на дорогу наверх.
Конечно же, я ломанулась не в тот проход между домами и заблудилась. Сумерки, ещё снег этот, от него светлее, конечно, но если бы не валенки, я бы уже начерпала по уши. А так ничего.
Мне всего лишь раз пришлось вернуться вниз и пройти соседней улицей, правее моего дома, и я увидела дорогу. Что ж, за ней следили обитатели той крепости, которая где-то там, наверху, дорога была именно дорогой, и даже снег на ней утоптали, но сегодня ж весь день сыпал новый! И можно утаптывать заново.
Мне было страшно, очень страшно. Куда я иду, а? Старичок-бурундучок, ты местный, не дай пропасть, хорошо?
В общем, я пошла. И это было… очень нелегко это было, вот. В нормальной зимней туристической обуви и то, думаю, вышло бы непросто, а в валенках – ну, вы сами понимаете. Но хотя бы я не черпала ими снег, и ноги оставались сухими. А подъём сразу от деревни оказался настолько крутым, что о холоде уже и речи не шло. Я, конечно же, забыла дома свои распрекрасные меховые рукавицы, и прятала руки в карманах своего кафтанчика, или толкала их в рукава. Даже плащ суконный не надела, вот бестолочь! Ну да кто бы мне дал его надеть? Ладно, иди и не ной, раз взялась.
Часов не было, поэтому идти по знакомой с юности схеме – пятьдесят минут идём, ладно, сорок пять, и десять-пятнадцать минут стоим – не было возможности. Эх, выживу – попрошу Демьяна часы привезти, обменяю ещё на какую-нибудь брошку. У них должны быть уже карманные. Но никто не отменял обыкновенного счёта, и ещё одной моей давней привычки – считать шаги на подъёме в гору. Скажем, остановиться и перевести дух можно, но только через сто шагов. Вот, девяносто восемь, девяносто девять, девяносто десять… то есть сто. Стой, выдыхай, восстанавливай дыхание.
Стемнело через пятьсот шагов. Маленьких шагов, не особо-то приблизивших меня к цели. Но – я была ближе к крепости на эти пятьсот шагов, и это уже победа. И чтобы она не оказалась бессмысленной – нужно идти вперёд.
Дальше подъём стал более пологим, и я смогла пройти без остановки триста шагов. Но стало совсем темно, а дорога оказалась не прямой, она немного виляла, и за моей спиной сейчас не было просвета, но стеной стоял лес. Значит, идём на ощупь.
На ощупь я дважды вошла в сугробы на обочине, а в третий завалилась и зарылась в тот сугроб носом. Брызнули слёзы, потому что это оказалось очень обидно. И в довершение всего, снова пошёл снег, только ещё с ветром. Господи, да что же это такое?
Или не господи, а… кто тут есть-то?
Я поднялась на ноги, обшарила себя – вроде всё на месте, ничего в снег не вывалилось, да у меня с собой кроме ножа и нет ничего.
Так, ножа, говорите?
Я встала поустойчивее, можно сказать – закопалась ногами в снег, достала нож и ткнула в палец. Надавила, и мне прямо видно было, несмотря на темноту, как в белейший, чистейший снег падают красные капли.
- Не знаю, кто вы тут, но кто-то должен быть. Не мой знакомый старичок-бурундучок, так кто-нибудь ещё. Помогайте, что ли, раз уже затащили меня сюда и выдали мне здесь имущество и подопечных. Что могу – делаю сама, и сейчас тоже делаю сама. И сделаю сама, только помогите сделать.
Опустила нож в снег, подержала, потом убрала обратно. Сунула палец с кровью в снег, подержала – кровь остановилась. Значит, можно спрятать ладони в рукава и идти дальше.
Порыв ветра едва не сбил меня с ног снова, я уже чуть было не заругалась неприлично, но сдержала себя. Нечего. Не стала перед теми скотами, не след и здесь. Я вновь встала поустойчивее, чтобы брести дальше… и увидела, как очередной порыв ветра растащил облака прямо над моей головой, и в небесную прореху выглянула луна. И я ясно увидела и дорогу, и то, что у правой её стороны снега меньше, чем у левой, значит, если идти там, меньше поднимать ноги и меньше утаптывать.
Вперёд, Женя. Там, внизу, у тебя беззащитные женщины и дети, а те, кто поможет, наверху, и никто, кроме тебя, сейчас туда не доберётся. Ты уже сколько-то прошла, иди дальше.
Часть пути я прошла на понуканиях и картинах всяких непотребств, которые могли твориться сейчас в моём доме. Часть – считая шаги и выдыхая на каждом сотом или трёхсотом, в зависимости от того, как круто шёл подъём. Часть – вспоминая стихи или тексты песен. Орать песни было бы сейчас полной глупостью – нет столько сил потому что, а вот вспоминать какой-нибудь заковыристый романс или длинную балладу – самое то. Ну и луна исправно подсвечивала мне самую удобную часть дороги, куда лучше наступать, чтобы не попасть в сугроб и не завалиться.
Пару раз я ещё, конечно же, завалилась, как же без этого. Но поднималась и шла, потому что теперь-то уже точно деваться некуда!
Дорога поднялась на очередной пригорок и
