– Ты прав, конечно, я бы ее не запомнил. Видишь ли, было одно обстоятельство… В тот день, когда вскрыли квартиру Гатти, она прислала ему на почту письмо… его прочитали уже наши эксперты, естественно. Нейтральное письмо, что-то типа: «Интересный вопрос, надо обсудить». Насторожило то, что письмо было послано после долгого перерыва – именно в тот день, когда… Марио, ты его знаешь, толстый такой, наш компьютерный гений… впрочем, ты можешь и не знать, он начал работать, когда ты уже… Да, так Марио утверждал, что в письме может содержаться шифр, потому что вероятность того, что после перерыва именно в тот день… Да, очень маленькая вероятность, но в жизни случаются такие совпадения… Короче говоря, я сам к ней отправился – честно говоря, просто проезжал мимо, увидел адрес… Вспомнил дело Гатти, дай, подумал, зайду, выясню на месте… Синьора была дома и только от меня узнала, что Гатти исчез. Понятно, я не рассказывал подробностей, просто сообщил, что произошло нечто, потребовавшее вмешательства полиции. Она пожала плечами, сказала, что это неважно, она просто хотела посоветоваться по поводу каких-то древнеримских артефактов, напоминавших по форме современные реактивные самолеты, в которых синьор Гатти был большая дока. В артефактах дока, а не в самолетах, конечно. Я ушел, но осталось сомнение. Чего-то она, возможно, не договаривала. Но я даже не привлек синьору Лугетти как свидетеля, поскольку… ну, что она могла сказать? В списке были гораздо более осведомленные… А синьору Лугетти я запомнил именно потому, что она… Мне показалось, да… Ничего больше. Но я тебе и сейчас скажу, Джузеппе: она знала о синьоре Гатти больше, чем говорила. Что именно? Не имею ни малейшего представления.
– А другие свидетели? – спросил я. – Как я понимаю, ни тела Гатти, ни каких-то зацепок для поиска ты не нашел?
– Нет, – вздохнул Антонио. – Как сквозь землю провалился. Другие свидетели… Я много чего узнал о компьютерных знакомствах… Толку-то. Вот Кавалли, в списке под номером вторым. Это действительно Кавалли, один из ведущих сотрудников Миланского исторического музея. С Гатти у него было много общих интересов, переписка и разговоры в чатах, ну и что? Он говорил с Гатти за день до его исчезновения – никаких зацепок, обычный разговор, есть запись в архиве Ай-Эн-Кью.
– Кто-то говорил с ним последним, – сказал я. – Может, в тот самый день и, может, даже перед самым завтраком.
– Конечно! Арнольд Хервальд из Стокгольма, компьютерный график, они обсуждали иллюстрации к книге, которую Гатти намеревался написать – о методах прогнозирования будущего.
– Историк?
– Ну… Вроде бы кому, как не историку, лучше знать всякие тенденции в развитии общества… Что-то в таком роде.
– Разве в Риме нет графика, который…
– Твой вопрос, Джузеппе, был бы понятен, задай ты его тридцать лет назад. А сейчас… Проще порой обсудить что-то важное с приятелем из Аргентины, чем найти такого же специалиста в Риме.
– Понимаю, – кивнул я. – Вернемся к синьоре Лугетти. Значит, на нее у тебя ничего нет, кроме интуитивного предположения, будто что-то на нее у тебя есть.
– Именно так. Я в свое время сделал пометку… видимо, на память, может, думал, потом еще с ней поговорю… но забыл. Сейчас вот вспомнил.
– А дело Гатти…
– Сдали в архив, скорее всего.
– Тело не нашли, – сказал я утвердительно.
– Нет, – насупился Антонио. – Я же говорю: типичная загадка запертой комнаты.
– Не такая уж типичная, – не согласился я. – Обычно в запертой комнате находят труп, и непонятно, как туда смог войти убийца, и как он вышел. У тебя трупа нет вообще.
– Именно в том и проблема.
– Могли прийти знакомые Гатти, он их впустил, встал с коляски… ты говоришь, он мог, да?.. И они его увели. А коляску задвинули ближе к столу, какие проблемы?
– Послушай, Джузеппе, таких версий я тебе навалю сотню, мы их проверяли. Никто его не уводил, дверь заперта изнутри, ты понимаешь?
– Не кричи, – поморщился я. – Проблема с дверью решается – можно, например, с помощью магнита…
– Я думал, ты делом занимаешься, а не детективные книжки читаешь, – мрачно сказал Антонио. – Ты представляешь, какой мощности должен быть магнит?
– Хорошо. Не дверь, так окно. Шпингалет…
– Ах, оставь! Представь себя на моем месте. Ты бы проверил любые возможности, верно? Я их тоже проверил. И кстати… Относительно того, что Гатти якобы мог встать с коляски, а потом придвинуть ее обратно… Не мог. Понимаешь, он опрокинул баночку с яблочным конфитюром, она стояла на краю кухонного столика, он, видимо, нарезал там себе хлеб и нечаянно…
– Нарезал, сидя в коляске?
– В том-то и дело, что нет. Он встал. Он стоял у стола, баночка опрокинулась, немного конфитюра оказалось на полу. И на столе тоже, конечно, но главное – на полу. Гатти наступил ногой. Потом сделал несколько шагов. Коляска стояла у стола, он, видимо, поставил поднос с едой, сел в коляску… это тоже видно по следам от конфитюра… Придвинул коляску к столу и принялся за еду. И больше не вставал, понятно? Есть только одна цепочка конфитюрных следов.
– Ага, – сказал я. – Потом он просто улетел по воздуху.
– Давай без иронии, – рассердился Антонио. – Я тебе могу и другие глаголы… Испарился, дематериализовался, исчез…
– Достаточно, – я поднял руки. – Меня, собственно, не этот таинственный Гатти интересует, а синьора Лугетти, которая, как ты говоришь, по его делу даже в свидетели не годится.
– Не годится, – буркнул Антонио, – но что-то она… Будешь с ней говорить? Я имею в виду – о деле Гатти?
Я покачал головой. Таинственное исчезновение синьора Гатти, конечно, поражало воображение, особенно воображение полицейского, которому такие случаи нужны в практике так же, как собаке пресловутая пятая нога, но я прекрасно помнил, сколько в бытность мою полицейским следователем мне попадались дела, выглядевшие в начале не менее фантастическими, а затем оказывавшиеся такими банальными, что скулы сводило. И все лишь потому, что при первом осмотре места происшествия упускаешь какую-то вроде бы мало значащую деталь или в мотивах преступления не сразу разбираешься – как бы то ни было, впоследствии всегда оказывалось, что так называемая запертая комната прекрасно отпиралась, надо было только включить наблюдательность, а мотивы становились яснее солнечного дня, если удавалось обнаружить случайного свидетеля, который…
– Что? – вздрогнул я, потому что Антонио произнес какую-то длинную фразу, прошедшую мимо моего сознания.
– Я вот еще вспомнил, – повторил Антонио, – что мне тогда показалось странным. Синьора… м-м… Лугетти осталась совершенно спокойной, когда узнала, что с Гатти что-то случилось… могла ведь предположить, что нечто нехорошее, если полиция интересуется… Да. Но пришла в сильное возбуждение, когда я сказал совершенно нейтральную фразу… Сейчас и не помню – что именно. Она посмотрела на меня таким странным взглядом, будто я на ее глазах застрелил человека… смесь ужаса и любопытства, если ты понимаешь, что я хочу сказать… Помню, я даже спросил: что, мол, случилось? Она дернула головой, будто отогнала видение или мысль… Я вот пытаюсь вспомнить: что же я такого сказал…
– Неважно, – я встал и протянул приятелю руку через стол. – Спасибо, Антонио. Бумагу я могу взять с собой?
– Конечно, – Антонио пожал мне руку и пошел проводить к двери. Я уже выходил, когда он неожиданно произнес: – Ага, вспомнил. Мы тогда немного поговорили о демографии… надо было как-то закончить беседу… я сказал, что скоро в Риме станет невозможно жить, надо перебираться в сельскую местность. «Большой демографический взрыв, – сказал я, – это, в конце концов, наша проблема, мы ее сами создаем, а потом жалуемся, что жизнь становится хуже». Что-то в этом роде.
– И она…
– Я же говорю: посмотрела на меня, будто я убил человека.
– Что-нибудь сказала?
– Нет… Кажется, на том наш разговор и закончился.
* * *
Большой демографический взрыв. Большой взрыв. И что? Синьор Гатти исчез в начале февраля. От мужа Лючия ушла пару недель спустя. После этого – не значит вследствие этого. Но почему-то часто получается так, что «после» и «вследствие» связаны друг с другом – случается и наоборот, конечно, я не знал статистики совпадений и антисовпадений, но утверждать, будто «после» однозначно не означает «вследствие», я бы не стал.
Во всяком случае, этот момент следовало исследовать особо. Я был бы не прочь собственными глазами взглянуть на квартиру синьора Гатти, на его кухню и его инвалидную коляску, и на следы конфитюра, но это, понятно, невозможно: в квартире наверняка уже давно живет кто-то другой…
Я позвонил в справочную Сан-Тинторетто, узнал нужный мне телефон в муниципалитете, набрал номер и мило побеседовал с секретаршей, сообщившей по секрету (таким, во всяком случае, был ее голос), что квартира, в которой жил исчезнувший синьор Гатти, до сих пор стоит опечатанная, потому что у кого-то в полиции, видимо, застарелый склероз, дело все еще не закрыто официально, и из-за этого невозможно сдать квартиру… да, она принадлежит муниципалитету… а вот об этом нужно разговаривать с комиссаром, поскольку, как я сказала, дело не закрыто, и если синьору удастся надавить… да, я понимаю, что это не в вашей компетенции…