И конечно же, особенно важно предоставить слово тем, кто может сказать так много.
И пусть говорит сама Эллен.
Вот ее последнее письмо:
«Милый мой Люд, мой хороший, самый лучший из людей! Я взволнована твоим письмом. Какая странная пришла тебе идея соединить вместе свой дневник, дневник Роя, мои письма и твои комментарии, чтобы рассказать обо всем, что произошло, показать события через наши судьбы, словно они представляют для кого-то интерес… И как много всколыхнула ты в сердце! Ах ты, моя Лю! Поступай, как подскажет тебе совесть, и пусть твое «сказание» о небывалом испытании людей послужит предупреждением против мрачного времени «холодной войны», которая способна привести человечество или к взрыву планеты, как случилось с океанами Фаэтона, или… к ее обледенению, что пережили мы с тобой.
Да, человечеству выпало на долю сверхиспытание!
Так говорил на днях Рой при открытии памятника космическому кораблю Лиз Морган. Десять лет назад с «Петрарки» была получена последняя радиограмма, состоящая лишь из одного сонета Петрарки. Его прочел перед памятником президент Рой. В радиограмме не объяснялось, почему «Петрарка» не возвращается на Землю, а уходит из солнечной системы.
Только я одна заметила, как волновался Рой. Он сказал о заслугах мисс Морган в полете. Она впервые увидела на Весте, этом огромном осколке планеты Фаэтон, руины былой цивилизации, которая погубила и себя и планету…
Сообщение Лиз заставило призадуматься даже «бешеных», не перестающих бороться с Роем начиная с его вступления в Белый дом. Они все еще готовы держаться за средства, применение которых может привести к разрыву планеты на куски.
Десять лет! Он уже избран на третий срок!
На десять лет были запасы на «Петрарке»…
Если бы она могла вернуться!..
Недавно выступил один молодой астронавигатор, доказывая, что «Петрарка» способен развить скорость, близкую к световой, используя межзвездный водород для своей термоядерной установки. А тогда начнет сказываться парадокс времени, вытекающий из теории относительности, и десятилетия, тянущиеся на Земле, для Лиз Морган промелькнут мгновениями. Если она вернется, то по-прежнему юной и красивой, а мы уже проживем свой век.
Так хочется верить этому! Хоть бы она вернулась… когда угодно, но лишь бы вернулась!..
У меня, как ты знаешь, полно забот. Роенька тебе напишет сам, ему полезно упражняться в русском языке. Он увлекается математикой и битьем стекол… футбольным мячом.
Когда мы бываем в «хижине дяди Тома», который самоотверженно хозяйничает на нашей семейной ферме, то оба Роя трогательно трудятся на ниве. Кстати, Том теперь объединился с соседними фермами, и они создали трудовую корпорацию. Вам это ни о чем не говорит?
Я послала тебе отчет о нашем последнем исследовании в Беркли о квантах вакуума. Показала ли ты его маме? Поспеши ответить, нам с тобой надо крепко увязывать наши работы.
А в Беркли все так же. Я рада, что тебе у нас понравилось и ты даже пообещала поработать в наших лабораториях. Надеюсь, муж твой простит тебе такое желание, как прощает мне мой муж мою занятость. Я ведь езжу к нему в Вашингтон только на уик-энд.
Вот так и идут дела. Майкл Никсон стал государственным секретарем. Инженер Кандербль, к сожалению, умер, и, представь, на его похоронах падала в обморок Амелия. Все течет, все движется, сами мы уже не те, но, главное, пожалуй, в том, что Америка уже не та, какой описывал в своем дневнике Рой. Мы идем в желанный мир, и в нем, клянусь, не будет ледников!
Обнимаю тебя крепко, моя родная, передай привет своему мужу.
Ваша Эллен».
Она никогда не подписывалась русским именем!
Пусть это смешно, но я разыскала все-таки где-то у мамы на квартире свою старенькую голубую тетрадку и даже взгрустнула над ней.
Не знаю, нужна ли она кому-нибудь, но я все-таки сделаю в ней последнюю запись о знаменательной встрече у нас с Буровым дома.
Мы ждали в гости прилетающего с кратким визитом в Москву Генерального секретаря ООН Крнга, да, да! Нашего Геракла!
Надо сказать, что он никогда не упускал случая повидаться с нами, «почетными гражданами Африки».
Поэтому к нам приехала и Валентина Александровна Полевая. Кто не знает ее редкой энергии, мягкости, обаяния?!
Она теперь смеясь говорит про себя, будто стала живой рекламой возглавляемого ею института «молекулярной хирургии», который называют институтом «генной инженерии» или «вечной молодости». Она сама себе сделала молекулярную операцию, восстановив те стершиеся временем нуклеиновые скрижали, что определяли старение организма. И она теперь прелесть как хороша! Седина ее осталась, но тетя Валя стала такой милой, привлекательной и по-настоящему красивой, что я влюбляюсь в нее всякий раз, когда вижу, совсем так, как когда-то в мою русалку, Елену Кирилловну.
К мужу моему Валентина Александровна продолжает относиться с профессиональным интересом. Сразу же после приветствий, несмотря на общие протесты, принялась его исследовать. Она даже детей наших изучает, но, к счастью, своими сказочными аппаратами их не просвечивает.
Наконец приехал Геракл Конг, черный исполин с ослепительно седой головой. Он вошел, заняв весь проем двери, и протянул вперед огромные руки, чтобы схватить всех в охапку:
– О Сербург, Сербург! Все никак не могу вас иначе называть! Дорогой мой почтенный африканский гражданин! И вы, мадонна Валя, на которую продолжают молиться в наших джунглях! Привет вам от всех вами спасенных!
– А я собираюсь на вашу родину, Геракл, – сказала Полевая. – Надо изучить на детях возможные мутации, вызванные облучением их родителей.
– Там рады будут вам, – прогудел Геракл, целуя белую руку хирурга. – И я уверен, что вы не только изучите мутационные изменения в организмах, но и сразу же на месте исправите нежелательные отклонения от нормы.
Полевая кивала и улыбалась.
– А вы, наш друг Сербург? Вы не собираетесь снова к нам? – обернулся он к моему мужу.
– Кажется, я приеду к вам, но… не в Африку, а на форум Организации Объединенных Наций.
– Рад повстречаться с вами всюду. Тем более выступить с вами вместе на форуме о незыблемом сохранении мира. А это значит, говорить о вашей «Б-субстанции», которая сделала невозможной ядерные войны, но… притушила Солнце, попав в руки капиталиста, готового, по словам Маркса, на любые преступления во имя барышей. И об «А-субстанции», разжегшей Солнце. Но вот как бы она не сделала снова возможной ядерную войну.
Они сели в глубокие кресла, оба огромные, сильные, и заговорили о том, что касалось всего человечества. Мы с Валентиной Александровной молча смотрели на них и, может быть, любовались ими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
