— Видимо так. Симптоматика изменилась, скорость проявления первых признаков увеличилась при гонорее и трихомониазе. Отмечено несколько случаев, когда уже через несколько часов после полового акта начинался «гутенморген» — это когда капля из уретры выделется и писать больно. Самое паршивое, что имеется какая-то связь трихомониаза с анаэробами. Два случая молниеносной гангрены полового члена и три скоропостижные смерти у дам от сепсиса говорят, что течение болезни изменилось. И у коллег, с которыми связь есть — то же самое отмечают. Тут пока непонятно, чего ожидать, но само по себе паршиво. Отсюда и суета. С другой стороны раньше и сифилис был моментальным, а сейчас стал куда как длительным.
— Ослабел? — интересуется Енот.
— Нет, скорее изменился. Нет смысла уже бороду отпускать.
— Это ты о чем?
— Да просто когда сифилис широко распространился в Европе (опять же войны и шлюхи, сопровождавшие армии, помогли) — довольно быстро обнаружилось, что при этой хвори выпадают волосы. Причем не сплошняком, а очень специфично — очажками. Сыпь при вторичном сифе не очень-то и разглядишь, а вот выпадение волос — как говорится налицо. Потому борода, усы и шевелюра как раз говорили о здоровье человека. Волосат — значит здоров.
— Интересно парики в моду из-за этого вошли? — вдруг интересуется Павел Александрович.
— Честно признаться — не думал. Равно как и бороды в России тому ли причиной были. Черт его знает…
— И что в России тоже болели? — интересуется Енот.
— А что мы — рыжие? Вон известный Радищев…
— Который из Петербурга в Москву?
— Он самый. Подцепил в Валдае сифон, жену заразил, потому дети у него родились уже больные. В Валдае было гнездо секс-бизнеса, разврат там царил, да. Но сейчас как раз с сифилисом проблем не много — если выявили, то вылечить не вопрос, хотя толковали коллеги, что встречался за последние годы не то, что первичный или вторичный, а уже и с костным поражением… Но дело не в сифилисе. Тут скорее проблема с трихомонадами. Они простейшие жгутиковые, могут забраться весьма далеко и глубоко, да еще впридачу в них отлично симбиозируют другие бактерии. Диагностировали, к примеру, гонорею, пролечили. Вдруг — бац, рецидив. И никаких половых контактов не было. Оказалось, гонококки могут отсидеться в недиагностированных трихомонадах и потом десантироваться, дав новую волну, заменив убитых лечением товарищей своих. А тут видно и анаэробные бактерии приют нашли и вместе вот такое выдают. В общем крайне неприятно. Потому скорее всего в ближайшем будущем вернуться придется к злобным тоталитарным методам диагностики, лечения и профилактики вензаболеваний, растоптав личную свободу самовыражения и частную жизнь… Но лично мое мнение — давно пора. Социальные болезни штука такая — не всегда можно провести границу между болезнью и преступлением.
— С наркоманией сравниваешь?
— И с ней тоже. Если девка или парень из чувства мести старается заразить как можно большее число партнеров — это уже не болезнь, так?
— Не знаю — пожимает плечами хромой.
— Ладно, бог с ними, с моральными аспектами — вот не объясните ли вы мне почему вирус не лечится антибиотиками? Мне это и раньше было непонятно, да как-то момента спросить не случалось, да как-то и не у кого было, начали бы зубоскалить — спрашивает Павел Александрович.
— Меня другое интересует — делать-то что надо, учитывая такие новости? Это что ж теперь — и никаких половых сношений? — удивляет меня своим вопросом Енот.
— Ну проще ответить на последний вопросец. Тут все более-менее ясно… — начинаю я, но хромой обрезает меня ехидным замечанием:
— Ты забыл подпустить патетики, пафоса и говорить все ханжеским голосом. Я тебе что, деточка ясельная? Понятно же, один презерватив, на него второй, потом третий, посыпать стрептоцидом, просмолить, обернуть брезентом и сверху еще презерватив, а главное — никаких половых сношений! Как же, и до тебя разъясняли. Или стакан воды утром. Вместо.
— Не совсем так. К слову последний твой бородатый анекдотец вообще-то про контрацепцию. Но в целом не совсем так — если человек здоров, то он — здоров. Потому ежели завел знакомство — ненавязчиво уточни — каковы результаты анализов — отвечаю я сущую правду.
— А как же бурная любовь? Чувстства наконец? Это ж получается прямо как при кастинге порноактеров — со справками, анализами и прочее. Ты как это представляешь — я значит, влюбляюсь и давай у ангела небесного анализы требовать? Раньше знал, что вы, лекаря, с шерстяным сердцем и косматыми чувствами, но чтоб настолько! — делает бровки домиком Енот.
— Ну риск в любовных делах всегда был. Или муж поколотит, или жениться заставят, или с балкона навернешься… Но ничего иного не придумали — либо выбирай себе девственницу, либо собирай анамнез и анализы. Честно говоря с девственницами тоже не все просто — делали у нас, помнится, одной девственнице аборт — она из южанок была, себя-то блюла, но позволяла альтернативные варианты, вот капелька спермы и попала не туда. Ну и нашелся среди сперматозоидов какой-то прямо Марко Поло, умелый путешественник… Выскребли этого хитрована по ее настойчивым просьбам. Да и восстановление девственной плевы у нас гинекологи делали влегкую. Так что я все же склоняюсь к анализам. Нам тем более по блату сделают быстро и правильно. — пытаюсь я утешить погрустневшего Енота.
— Ты разбил мое сердце, наплевал в идеалы и прошелся по их остаткам в грязных сапожищах — не поддается хромой утешениям.
— Ну, я пытался. А вам Павел Александрович мне трудно объяснить разницу между вирусом, бактерией и простейшим жгутиковым. Можно сказать, что вирус — кусок ДНК, формально его даже живым многие не признают, нанобот как бы. Кусок информации, готовый к размножению за счет живой клетки, отчего клетка нарежет дуба и развалится и из ее материалов получится много таких же вирусов. Бактерия — как раз уже живой организм, клетка с набором всего положенного и крупнее она вируса гораздо. А простейшее — еще крупнее, так что бактерии могут в простейшем прятаться. И тоже отличается от бактерии. В итоге то, что действует на простейшее, не работает против бактерии, то, что действует на бактерию — не помогает против вируса, а то, что помогает против вируса не катит против бактерий и простейших. Вирус гробит клетку так же, как когда осы в гусеницу яйца откладывают. Личинки осы гусеницу харчат и из нее вылупляются. Вот и вирус так же. А вообще все просто. Возбудителями заболеваний могут быть разные микроорганизмы. Например ВИЧ, гепатит — С (им тоже можно заразиться во время полового акта), генитальный герпес — вызывается вирусами (по объему вирусы меньше, чем клетка, не имеют всего, что клетке положено, это просто кусок ДНК, которому надо внедриться в клетку, как я уже говорил.). Сифилис, гонорея, мягкий шанкр — бактериями (нормальная клетка, вполне самостоятельная). Это совершенно другие типы микроорганизмов резко отличающиеся от вирусов. А халмидиоз, трихомониаз — возбудители уже простейшие, но животные. Именно поэтому лечить надо по-разному (на вирусы и простейших не действуют антибиотики, а на бактерии не дейтсвуют противовирусные и препараты против простейших). Ключик-замочек можно в пример привести. Только замочки разные — вроде как например вирус — это электронный замок, открывается карточкой, бактерия — кодовый и нужно пальчиками цыфирки выставить. А простейшие — амбарный, ключище нужен медный. Потому к амбарному нелепо лезть с карточкой, а к магнитному — с ключом в кило весом. Или если иначе: Говоря грубой мужской аналогией — вирус это чужой танкист, клетка — танк, а простейшее — это амбар. По величине они в реале отличаются еще больше, но смысл в том, что вирус должен забраться в клетку. Он без нее ничего не может. А клетки — бактерии — ухитряются попасть внутрь простейшего организма и там жить. При этом проводимое лечение их уже не пугает. Они в домике — путано и нудно пытаюсь кратко объяснить я довольно сложный материал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});