Он не справился. Он не оправдал его ожиданий. Он его предал. Он его последнюю волю не исполнил.
И так больно, так остро защемило сердце, так горько, до дрожи, до тошноты стало давить грудь.
Мерзавец и предатель. Ненавистный человек. Дарья была права. Никого другого в нем она видеть не могла. Она видела и знала лишь того, кого позволяла ей видеть и знать Маргарита Львовна.
Леся обвиняла во всём его, но он знал, что не вся вина лежит на нем. Он тоже знал правду. Он заботился о Даше! Да, так, как считал нужным, по-своему. Но он ее не бросил, он присылал деньги, поначалу даже подарки, чтобы заменить ей отца. Но не мог же он, в самом деле, бросить учебу, вернуться в Москву, чтобы о ней заботиться!? Он совершил лишь одну ошибку, но роковую. Позволил себя обмануть женщине, замаскировавшей под истинным обликом волчицы вид ягненка. Он обманулся.
И презрение, ненависть и ярость Даши, вполне обоснованные, — лишь наказание ему за то, что он сделал.
Но, может быть, если он объяснит, если она позволит ему это сделать, если выслушает… то и поймет?
Они оба оказались обманутыми. Ведь, если бы Антон узнал, как Маргарита обращается с девчонкой, он бы немедленно… он бы… что? Нашел той замену? Но сам никогда не стал бы следить за девочкой?!
Какая гнусная откровенность, какая горькая несправедливость, какое острое разочарование в себе!
Но, как и любой человек, он чувствовал необходимость оправдаться в действиях, которые не совершал, поговорить с Дашей лично. Услышать обвинение, увидеть лицо, понять и прочувствовать то, что ощущала она. Просто выяснить всё до конца, разобрать по кусочкам ту стену отчуждения, что возникла между ними.
И откладывать это дело в долгий ящик он не стал. В тот же день, когда поговорил с Лесей, он позвал Дашу в свой кабинет.
Она вошла, предварительно тихо постучав, с гордо вскинутым подбородком и блестевшими глазами, будто готовая к новой битве. Антона передернуло. Она на каждую с ним встречу будет идти, как на битву.
Очень вызывающий вид, отметил про себя Антон. Наверное, раньше, до разговора с Лесей, он бы этому возмутился, а сейчас понимал, что всё это оправдано. И ее взгляды, и укоры, и обвинения, и злость.
— О чем ты хотел поговорить? — с порога заявила Даша, сжав руки в кулаки.
Он отчего-то отметил этот факт, указав ей на стул, будто давая понять, что разговор может затянуться.
— Присаживайся…
— Нет, — покачала она головой. — Что ты хотел? Мне нужно делать уроки.
Антон сомневался в том, что она говорит правду, она не желала с ним разговаривать. Но промолчал.
— Много задали? — участливо спросил он, выходя из-за стола и следя за выражением ее лица.
— Не особо, — призналась девушка, насупившись. — Бывало, и больше. Так в чем дело?
А она не любит ходить вокруг да около, подумал Антон.
— Я знаю правду, — выдержав паузу, проговорил он. И с удивлением заметил, что не смотрит на нее. На уставленные книгами шкафы, на завешанные фотографиями и картинами стены, на дверь за ее спиной, но только не на нее.
— Правду? — нахмурилась Даша. — О чем ты?
— Даша, — проговорил Антон, найдя в себе силы и взглянув на ее лицо, — это не смешно. Правду о том, как ты жила эти четыре года. Я всё знаю.
Она застыла, недвижимая, обескураженная, шокированная и ошарашенная его заявлением. И даже, наверное, не столько самим заявлением, сколько взглядом, полным сожаления, которым он пронзил ее. Видеть таким Антона Вересова было в новинку. И девушка не была уверена, что таким видеть его хочет.
— Откуда? — лишь проронила она хриплым голосом.
— Леся мне рассказала, — признался Вересов, — и прежде чем ты начнешь ее ругать, подумай о том, что ты сама должна была мне обо всём рассказать. Неужели ты думаешь, я бы тебя не выслушал?
— Ты приказал мне все мои просьбы излагать через Маргариту, — сквозь зубы выдавила девушка.
— Но не думаешь ли ты, что об этом должна была мне сообщить? — с напором спросил он. — Я твой опекун, я должен заботиться о тебе, а получается, что…
— Ты не заботишься? — услужливо подсказала Даша, поджав губы.
— Не забочусь, — Антон не отрывал от нее глаз. — Значит, это правда?
Даша молчала, словно раздумывая над тем, стоит ли ему признаваться.
— Смотря, что ты узнал.
— Что она совсем о тебе не заботилась, что деньги не отдавала, которые я присылал, что не одевала…
— А ты присылал? — перебила его девушка, сощурившись. — Присыл мне деньги? Что, правда?
— Присылал! — воскликнул Антон. — Я присылал много денег на твое воспитание. Я думал, этого вполне хватит, что я позабочусь о тебе материально, что Маргарита… проследит за тобой.
— Я не получала от тебя… много денег, — скривилась Даша. — То, что до меня доходило, были крохи.
— А пенсия? Что было с ней? Она же шла на твое имя?
— А я ее видела, эту твою пенсию? — сказала Даша. Маргарита мне ее не показывала, она всегда повторила, что тех денег, которые присылаешь ты, никогда не хватило бы на мое воспитание…
— Она лгала! — не сдержавшись, выкрикнул Антон. — Черт, я заботился о тебе материально, слышишь? Я никогда, ни за что не смог бы в этом обмануть отца! Он оставил тебя на меня, и я…
— Я не получала от тебя больших денег, — упрямо повторила Даша, чувствуя, как трясутся руки. — Вот что я знаю о тебе, Вересов: ты скинул меня на эту женщину, сделал вид, что у нас все хорошо, а сам укатил назад в Лондон! Ты не высылал мне денег, а те крохи, что высылал, приходили даже не каждый месяц, а потому каждый раз, когда я садилась за стол, мадам Агеева тыкала меня носом в тот факт, что я живу за ее счет, хотя никем ей не прихожусь! — Антон ощутил дрожь в груди. — Я не видела твоего внимания, не видела заботы, не видела даже денег, о которых ты сейчас говоришь. Я и тебя самого не видела! — выплюнула она ядовито. — Если не считать обложек журналов, в которых говорилось, какой ты замечательный специалист, сколько зарабатываешь, и где купил квартиру! А я тем временем жила ожиданием того, когда же пройдут эти годы, чтобы я смогла избавиться и от Маргариты, и от тебя!
— Даша… — попытался осадить ее Антон.
— Я не хочу ничего знать о тебе и о том, что было, — сердито выдохнула девушка. — Не хочу, понимаешь? Я всё это уже пережила, и вспоминать не хочу.
— Почему она это делала? — ошарашенно произнес Антон, конкретно ни к кому не обращаясь. — Я не могу понять. Ведь я просил ее… Я деньги выделял, каждый месяц, исправно… и большие деньги. Я думал, что она… А оказалось, что… — он поднял на Дашу какой-то измученный затравленный взгляд.
