— Почему она это делала? — ошарашенно произнес Антон, конкретно ни к кому не обращаясь. — Я не могу понять. Ведь я просил ее… Я деньги выделял, каждый месяц, исправно… и большие деньги. Я думал, что она… А оказалось, что… — он поднял на Дашу какой-то измученный затравленный взгляд.
Девушка испугалась. Она никогда не видела, чтобы Антон так смотрел на нее. Никогда. Ее передернуло, дрожь прошла по телу, взметнув в ней остатки тех добрых чувств, что когда-то жили в ней по отношению к нему. Но она тут же подавила неосознанный внутренний порыв его успокоить.
— Ты мог бы узнать, — сказала она жестко, с обидой в голосе. — Но не захотел.
И эти ее правдивые слова били кнутом, кололи сотнями иголок, выпотрошили всего его.
— Я знаю, — кивнул Антон, отведя взгляд. — Я виноват.
Тяжело дыша, Даша отошла к стене, будто чувствуя, что вот-вот упадет. Мир кружился вокруг нее.
— Я не понимаю ее, — выдохнул Антон. — Я доверял ей, я думал, что она заботится о тебе, — говорил он. — Я, действительно, верил в это. А она…
— Она хотела выйти замуж за дядю Олега, — глухо перебила его Даша, набрав в легкие больше воздуха. — А когда появилась я, она меня возненавидела, увидев во мне помеху своим планам, — она мнимо равнодушно пожала плечами. — Вот и весь секрет.
— Но у отца никогда не было подобных планов… Как ты узнала? — ошарашенно спросил Антон.
— Я догадывалась и сама, — призналась девушка, не глядя на мужчину, — она не раз намеками упоминала об этом, а потом… перед смертью, она мне всё сама и рассказала.
— Она… раскаялась в том, что делала? — с запинкой спросил Антон. — Хотя бы перед смертью?
Даша покачала головой, ощущая, как воздух давит на грудь, а сердце стучит сильно-сильно.
— Нет.
— Прости, — волна жалости, обида, вины и беспомощности захлестнула его. — Прости, что я… так поступил.
Даша ошарашенно уставилась на него. Совсем другой Антон Вересов. Откуда он взялся? Зачем пришел? Она уже научилась его ненавидеть и презирать, винить в том, что с ней было, лелеять обиду и мечтать о мести. Она не желала испытывать к нему иные чувства. Она не хотела его понимать. Отказывалась. Они не друзья, и никогда ими не станут.
— Сделанного не воротишь, — сказала она, пожав плечами. — И то, что ты всё узнал, ничего не меняет.
— Так ты простишь меня? — упрямо настаивал он, сделав к ней пару шагов и остановившись.
— Не знаю, — откровенно призналась девушка, покачав головой. — Не сейчас.
— Мы должны решить, — начал Антон, — как жить дальше…
Ее глаза сощурились.
— А как жить дальше? Что ты имеешь в виду?
— Ну… теперь, когда я знаю правду, — сказал Антон, пристально глядя на нее, — и ты знаешь правду… Я подумал, мы могли бы… изменить наши отношения.
— Считаешь, что, узнав о том, что ты высылал мне деньги, «заботился» обо мне и не забывал, я закрою глаза на то, что было? — голос ее звучал угрожающе.
— Нет! — воскликнул Антон. — Конечно, нет, — метнулся он к ней, но она отскочила. — Но я подумал, что мы могли бы попытаться жить нормальной жизнью. Теперь, когда всё узнали, — он взглянул в нее внимательно, с надеждой. — Разве мы не можем попробовать?
— Я не забуду того, что было, — сказала она.
— Я знаю. Но постараться смириться с моим существованием рядом в течение двух… даже почти одного года! Ты можешь? — он пристально взглянул на нее. — Постараешься? Ради себя самой. Саморазрушение ни к чему хорошему не приведет, я знаю это не понаслышке. Я прошу прощения у тебя, что уехал, оставил тебя, что не заботился должным образом, но и ты пойми меня…
— Я понимаю, — перебила его Даша, осознавая, что действительно его понимает, — но это не поможет мне забыть.
— И не нужно забывать, — сдался он, понимая, что на большее рассчитывать ему не приходится. — Помни. Но постарайся не обвинять меня в том, что было, потому что я уже признал свою вину.
— Хорошо, — кивнула она, наконец, — я попробую смириться. Осталось всего два года, не так и много.
— Значит, ты..?
— Попробую смириться, — недовольно согласилась она. — Попробую, Вересов, не питай иллюзий.
— Ладно, — он засунул руки в карманы брюк и, нахмурившись, спросил: — А ты не могла бы называть меня по имени? В свете сложившихся обстоятельств.
Даша повернулась к нему, на лице ее расцвела язвительная полуулыбка, брови изогнулись.
— Я же сказала: не питай иллюзий.
— Ясно, — выдавил он сквозь зубы и направился к двери. — Я рад, что мы поговорили и всё выяснили.
Даша промолчала. Он постоял еще пару минут, ожидая ее ответа, но, так его и не дождавшись, вышел.
— Это ничего не меняет, Антон, — с грустью и горечью проговорила Даша, глядя на закрывшуюся дверь. — Сейчас это уже ничего не меняет, — и, простояв недвижимо еще несколько минут, вышла из кабинета.
Глава 27
Принесший порывы по-летнему теплого ветра, май ничего не изменил в их жизни. Или почти ничего.
Окутавший столицу теплым покрывалом, последний месяц весны не принес в душу Даши такого тепла по отношению к опекуну. Их взаимоотношения были по-прежнему прохладными. По большому счету, у них не было никаких отношений, они почти не общались, пересекались редко, всегда ускользая от взглядов друг друга, сталкиваясь лишь в кухне за завтраком и иногда за ужином. Вересов пытался разговорить ее, лишний раз спрашивал о том, как прошел ее день, интересовался учебой, но Даша, услужливо молчаливая, всегда отвечала коротко и односложно. И Антон перестал пытаться. А Даша навязываться не стремилась.
И все-таки что-то изменилось.
Они не ссорились, не скандалили, даже не пререкались ни разу с того дня, когда всё выяснили, но между ними возникла та напряженность и скованность, которой не было раньше. Нервы, словно натянутая струна, готовая вот-вот порваться, были накалены до предела, а мнимое молчаливое спокойствие являлось лишь затишьем перед бурей. Предчувствие всплеска эмоций и взрыва чувств нависло над ними, подобно савану.
Антон, привыкший выплескивать свои эмоции, сейчас был вынужден держать их при себе, контролируя каждый шаг и чуть ли не каждое слово, а Даша энергичная и импульсивная от рождения вынуждена была скрывать за маской равнодушного спокойствия и холодности свою сущность. Чтобы не уронить лицо, не сдаться, чтобы убедить Вересова, что ничто просто так не проходит, ничто не забывается. Его извинения и сожаления, вполне искренние и откровенные, заставили ее взглянуть на него другими глазами, но не смогли помочь ее забыть. Воспоминания по-прежнему стояли между ними.
