— Который я должен заработать, чтобы вы его мне дали?
— Нет, я имею в виду, прямо из казначейства, в новеньких хрустящих купюрах или… или даже, если предпочитаете, в золоте.
— Что я смогу купить на него?
— Ну-ну, когда страна снова встанет на ноги…
— Когда я снова поставлю ее на ноги?
— А если вы хотите все вершить по-своему, если ваша цель — власть, я могу гарантировать вам, что в этой стране каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок будут беспрекословно выполнять ваши распоряжения и делать все, что вы захотите.
— После того, как я их этому научу?
— Если вам что-то нужно для ваших людей, для всех, кто исчез, работа, должности, положение, налоговые льготы, какие-то особые привилегии, только скажите, и они все получат.
— После того, как я их верну сюда?
— Но чего же вы в конце концов хотите?
— Какой мне в конце концов прок от вас?
— Простите?
— Что вы можете мне предложить, чего я не могу получить без вас?
Теперь мистер Томпсон смотрел другим взглядом. Он отодвинулся назад, будто его загнали в угол. Он впервые твердо выдержал взгляд Галта и медленно произнес:
— Без меня вы не сможете покинуть эту комнату.
Галт усмехнулся:
— Правильно.
— Вы уже не сможете что-либо создать. Вас можно будет уморить голодом.
— Да.
— Что же вам теперь неясно? — К мистеру Томпсону вернулись благодушие, благорасположение и благоволение, словно эта тональность голоса вместе с юмором могли благополучно снять эффект ясно выраженного и однозначно понятого намека. — У меня есть что предложить вам — ваша жизнь.
— Она не ваша, и не вам ее мне предлагать, мистер Томпсон, — негромко сказал Галт.
В голосе его прозвучало нечто, от чего мистер Томпсон дернулся и взглянул на Галта, потом дернулся снова и отвел взгляд — улыбка Галта показалась ему слишком мягкой.
— Теперь, — сказал Галт, — вам понятно, что я имел в виду, когда сказал, что нуль не может быть принят в качестве залога за жизнь? Такой залог за свою жизнь должен бы предложить вам я, но я вам этого не предлагаю. Снятие угрозы ничего не может оплатить, отрицание отрицания не есть награда, устранение ваших вооруженных бандитов не может служить стимулом, ваш намек о расправе со мной не обладает ценностью.
— Кто говорит о расправе?
— А кто говорит о чем-то другом? Если бы вы не удерживали меня здесь силой, угрожая смертью, вы не получили бы возможности говорить со мной. Но это все, чего вы можете добиться силой. Я не плачу за снятую угрозу. Я ни у кого не выкупаю свою жизнь.
— Это неверно, — веселым тоном парировал мистер Томпсон. — Если вы сломали ногу, вы платите врачу, что бы он ее вылечил.
— Нет, не стану платить, если он сам ее мне сломал. — Заметив, что мистер Томпсон замолк, Галт улыбнулся: — Я человек практичный, мистер Томпсон. Я не считаю практичным поддерживать врача, который зарабатывает на жизнь, ломая мне ноги. Я не считаю практичным поддерживать шантаж и вымогательство.
Мистер Томпсон подумал, потом потряс головой.
— Не думаю, что вы практичны, — сказал он. — Практичный человек не игнорирует факты действительности. Он не тратит время попусту, мечтая, чтобы все обстояло иначе, или стараясь все изменить. Он принимает все, как есть. Мы держим вас под стражей. Это факт. Нравится вам это или нет, но это факт. В соответствии с этим вы и должны действовать.
— Я и действую в соответствии с этим.
— Я имею в виду, что вы должны сотрудничать. Вам следует признать нынешнее положение дел, смириться с ним и приспособиться к нему.
— Если бы у вас случилось заражение крови, вы бы к нему приспосабливались или действовали так, чтобы его не стало?
— Ну, это другое. Нечто физическое.
— То есть, по-вашему, физические факты доступны коррекции, а ваши причуды нет?
— Не понял.
— По-вашему, физический мир можно приспособить к людям, а ваши причуды и капризы выше законов природы, и люди должны приспосабливаться к вам!
— Я имею в виду, что сила на моей стороне, вы в моих руках.
— И в ваших руках оружие?
— Забудьте об оружии! Я…
— Я не могу забыть факт действительности, мистер Томпсон, это было бы непрактично.
— Хорошо, у меня в руках оружие. Что вы можете предпринять в таком случае?
— Я буду действовать в соответствии с этим. Я подчинюсь вам.
— Что!
— Я буду делать то, что вы мне скажете.
— В самом деле?
— В самом деле. Буквально. — Галт увидел, как энтузиазм на лице мистера Томпсона сменился озадаченностью. — Я буду исполнять все, что вы прикажете. Распорядитесь, чтобы я занял должность экономического диктатора, — я займу его кабинет. Прикажете мне сесть за рабочий стол — сяду. Прикажете издать указ — я издам тот указ, какой вы прикажете.
— Но я не знаю, какой указ издать!
— Я тоже не знаю.
— Наступила долгая пауза.
— Итак, — сказал Галт, — какие будут приказания?
— Я хочу, чтобы вы спасли экономику страны!
— Я не знаю, как ее спасти.
— Я хочу, чтобы вы нашли способ!
— Я не знаю, как ее спасти.
— Я хочу, чтобы вы подумали!
— С помощью вашего оружия, мистер Томпсон?
Мистер Томпсон молча посмотрел на Галта. По плотно сжатым губам, выпяченному подбородку, сузившимся глазам Галт увидел в нем ощетинившегося забияку-подростка, готового вот-вот привести последний аргумент в философском споре, суть которого выражается словами: я тебе морду набью. Галт улыбнулся, прямо глядя на мистера Томпсона, словно услышав непроизнесенную фразу и улыбкой выявляя ее. Мистер Томпсон отвел взгляд.
— Нет, — сказал Галт, — вы не хотите, чтобы я думал. Принуждая человека поступать вопреки его воле и выбору, вы прежде всего запрещаете ему мыслить. Вы хотите, чтобы он стал роботом. И я подчиняюсь.
Мистер Томпсон вздохнул.
— Ничего не понимаю, — сказал он тоном искренней беспомощности. — Чего-то не хватает, не пойму чего. Зачем вам напрашиваться на неприятности? С вашим умом вы любого заткнете за пояс. Я вам не ровня, и вы это знаете. Почему бы вам притворно не присоединиться к нам, а потом взять власть в свои руки и оставить нас в дураках?
— По той же причине, по которой вы это предлагаете: тогда вы бы победили.
— То есть?
— Именно попытки настоящих людей одолеть вас на ваших условиях позволили вашему брату преуспевать долгие столетия. Кто из нас имел бы успех, если бы я стал бороться с вами за контроль над вашими битюгами? Конечно, я мог бы притвориться — тогда я не спас бы вашу экономику и вашу систему, и ничто бы ее не спасло, но я бы погиб, а вы выиграли бы то же, что выигрывали во все времена: отсрочку, передышку, еще год или месяц перед казнью, купленные ценой жестокого насилия и эксплуатации последних еще оставшихся в мире настоящих людей, включая меня. Вот ваша цель и вот диапазон ваших стремлений. Месяц? Да вы согласитесь на неделю в надежде, которая раньше всегда оправдывалась, что найдется еще одна жертва. Но теперь перед вами ваша последняя жертва, и она отказалась играть отводившуюся ей до сих пор историей роль. Игра окончена, приятель.
— Это все теория! — рявкнул мистер Томпсон, пожалуй, чересчур с сердцем. Глаза его забегали по комнате, словно взамен нервного расхаживания. Он взглянул и на дверь, будто стремясь скрыться. — Вы говорите, что, если мы не оставим вам страну, мы погибнем?
— Да.
— Тогда, поскольку мы вас арестовали, вы погибнете вместе с нами.
— Возможно,
— Разве вы не хотите жить?
— Страстно хочу. — Галт заметил, как в глазах мистера Томпсона блеснула искра надежды, и усмехнулся: — Скажу больше: я знаю, что хочу жить намного сильнее, чем вы. Я понимаю, на этом вы и строите свои расчеты. Я знаю, что в сущности вы вовсе не хотите жить. Это я хочу. И именно потому, что я хочу этого так сильно, я не приму никакого заменителя.
Мистер Томпсон вскочил с места.
— Это неправда, — закричал он, — что я не хочу жить, это неправда! Почему вы так говорите? — Он стоял, слегка сжавшись, будто от внезапного озноба. — Почему вы такое говорите? Я никак этого не пойму. — Он отскочил на несколько шагов назад. — Неправда, что я какой-то головорез. Вовсе нет. Я не намерен причинять вам вред. Такого намерения у меня никогда не было. Я хочу, чтобы люди любили меня, хочу быть вам другом… Я хочу быть вам другом! — прокричал он в пространство.
Галт наблюдал за ним, его взгляд ничего не выражал, по его глазам нельзя было догадаться, что они видят, кроме того, что они видят все.
Мистер Томпсон внезапно встрепенулся и без всякой необходимости слегка задергался, словно спешил.
— Мне пора, — сказал он. — Я… у меня много дел. Мы еще поговорим. Обдумайте все. Не торопитесь. Я не хочу давить на вас. Отдохните, успокойтесь, чувствуйте себя как дома. Требуйте себе что хотите — еду, напитки, сигареты, все самое лучшее. — Он показал на одежду Галта: — Я велю заказать для вас приличную одежду у самого дорогого портного в городе. Хочу, чтобы вы не испытывали никаких неудобств и… Скажите, — спросил он излишне небрежно, — у вас есть семья? Вы хотели бы кого-нибудь видеть, родственников?..
