Я стоял в оцепенении, уставившись на дверь. Я просто не мог поверить: он нарушил Конвенцию! Кенси не только проигнорировал меня, но и посадил под арест, чтобы я никоим образом не повлиял на ситуацию.
Я повернулся к Джэнолу. Тот смотрел на меня с какой-то грустной симпатией.
— Посланник здесь, в лагере? — спросил я.
— Нет. — Он подошел ко мне, — Он вернулся в посольство экзотов в Бловене. А теперь будь пай-мальчиком и присядь. Думаю, мы могли бы вполне приятно провести пару-другую часов.
Мы стояли лицом к лицу. И я нанес ему неожиданный удар в солнечное сплетение.
Еще студентом я немного занимался боксом. Я упоминаю об этом не потому, что хочу представить себя чем-то вроде мускулистого героя, но объясняю, почему решил не бить его по лицу. Грэйм наверняка без раздумий нашел бы необходимую точку для нокаута, но я не был дорсайцем. А пространство под грудной клеткой человека относительно большое и удобное — словом, весьма привлекательное место для любителя. И еще я немного помнил о том, как надо бить.
Несмотря на все это, Джэнол не потерял сознания. Он упал на пол и, скрючившись, лежал там, однако глаза его остались открыты. Но подняться он какое-то время не мог. Я повернулся и быстро вышел.
Весь лагерь буквально кипел. На меня никто не обратил внимания. Я забрался в свою машину и пятью минутами позже уже направлялся по темнеющему шоссе в Бловен.
Глава 26
От Нового Сан-Маркоса до Бловена и посольства экзотов было около тысячи четырехсот километров. Я должен был добраться до него за шесть часов, но мост оказался смыт, и поэтому у меня ушло четырнадцать.
Лишь после восьми утра на следующий день я ворвался в посольство.
— Падма, — выдохнул я, — он еще…
— Да, мистер Олин, — ответила девушка-секретарь. — Он вас ждет.
Она улыбнулась мне, но я не обратил на это внимания. Я был слишком озабочен, чтобы обрадоваться тому, что Падма еще не отправился к району назревающего столкновения.
Она проводила меня вниз и, свернув за угол, перепоручила молодому экзоту, который представился мне одним из помощников Падмы. Он провел меня коротким путем и передал другому помощнику, чуть постарше. Мы прошли через несколько комнат, и затем экзот указал мне длинный коридор, в конце которого, как он сказал, был вход в другой коридор, а тот уже вел к рабочему кабинету Падмы, где тот и находился в данный момент. Затем он покинул меня.
Я последовал указанным путем и очутился в другом, на этот раз более коротком коридоре. Тут я замер от неожиданности: навстречу мне шел Кенси Грэйм.
Однако человек, выглядевший как Кенси, лишь мельком взглянул на меня. Тогда я понял.
Конечно же, это был не Кенси. Это его брат Ян, командующий гарнизоном экзотов здесь, в Бловене. Он прошел мимо, и я снова смог двинуться дальше, хотя состояние шока еще не совсем прошло.
Думаю, что любой, столкнувшись с ним в подобной ситуации, был бы потрясен так же, как и я. От Джэнола я несколько раз слышал, что Ян был полной противоположностью Кенси. Не в смысле его профессиональных качеств — они оба являлись выдающимися представителями дорсайского офицерства, — но в том, что касалось их индивидуальностей.
С первого же момента нашей встречи с Кенси я ощутил словно бы исходящий от него солнечный свет. Встретившийся же мне Ян выглядел мрачнее грозовой тучи. Без сомнения, это был человек с железным сердцем и мрачной душой, подобный какому-то отшельнику на высокой горе.
Я вспомнил, что, по слухам, эта мрачность практически никогда не покидала его, разве что в присутствии Кенси. И если когда-либо это светоносное воздействие брата исчезнет, то Ян, вероятно, будет навечно приговорен к заточению в собственной тьме.
Но, пройдя через дверь и оказавшись в месте, которое очень напоминало небольшую оранжерею, я увидел знакомое добродушное лицо Падмы.
— Входите, мистер Олин, — пригласил он, вставая, — и пойдемте со мной.
Он повернулся и прошел сквозь арку из фиолетовых клематисов. Я последовал за ним, и мы очутились в небольшом дворике со стоявшим там роскошным аэрокаром. Падма уже забрался на сиденье перед пультом управления. Он придержал для меня дверцу.
— Куда мы направляемся? — спросил я, когда забрался в машину.
Падма прикоснулся к пульту автопилота. Машина поднялась в воздух. Он предоставил ей возможность самой управлять движением и развернулся в кресле лицом ко мне.
— В полевой штаб командующего Грэйма, — ответил он.
— Ясно, — произнес я, — Конечно, я понимаю, что сообщение из штаба достигло вас гораздо раньше, чем я на своей машине. Но я надеюсь, вы не думаете, что он задержал меня или что-нибудь в этом роде. У меня с собой мои верительные грамоты, защищающие меня как журналиста. И кроме того, соответствующие разрешения как от квакеров, так и от экзотов. И я не намерен один нести ответственность за любые заключения, сделанные Грэймом во время нашей беседы, которая имела место сегодня утром.
Падма неподвижно сидел в кресле, молча разглядывая меня.
— Вы направляетесь туда со мной по моему собственному решению, а не по требованию Кенси Грэйма.
— Хотел бы я знать почему, — медленно произнес я.
— Потому, — таким же тоном ответил он, — что вы очень опасны.
Он сидел по-прежнему неподвижно и смотрел на меня немигающим взглядом.
Я ждал, что он продолжит, но он молчал.
— Опасен? — спросил я. — Опасен для кого?
— Для нашего будущего.
Я уставился на него, затем рассмеялся, а потом внезапно рассердился.
— Бросьте! — воскликнул я.
Он медленно покачал головой, не отводя глаз от моего лица. Меня поражали эти глаза. Невинные и ясные, как у младенца, но за ними я никак не мог разглядеть самого человека.
— Хорошо, — кивнул я. — Объясните мне, почему я опасен?
— Потому что вы хотите уничтожить одну из частей человеческой расы. И вы знаете, как это сделать.
Последовала короткая пауза. Аэрокар бесшумно скользил в облаках.
— Пожалуй, это весьма странное предположение, — медленно и спокойно произнес я. — Интересно, что привело вас к такому заключению?
— Наши онтогенетические вычисления, — так же холодно ответил Падма. — И это не предположение, Там. Вы сами знаете.
— О да! — воскликнул я. — Онтогенетика! Я собирался разобраться в этом.
— Ну и как, удалось?
— Немного. Я решил, что это как-то связано с эволюцией.
— Онтогенетика, — пояснил Падма, — наука, изучающая влияние эволюции на силы, воздействующие на человеческое общество.
— А я являюсь такой силой?
— В данный момент и последние несколько лет — да, — ответил Падма. — И возможно, будете оставаться еще несколько лет в будущем. Но может быть, и нет.
— Это похоже на угрозу.
— В некотором смысле это так и есть. — Глаза Падмы отразили свет, когда я попытался рассмотреть их. — Вы вполне можете уничтожить и самого себя, так же как и других.
— Мне бы очень не хотелось этого.
— Тогда, — сказал Падма, — будет лучше, если вы внимательно выслушаете меня.
— Ну конечно же, — ответил я. — Это ведь моя профессия — слушать других. Расскажите мне об онтогенетике и обо мне.
Он сделал несколько переключений на пульте и вновь повернулся ко мне.
— Человеческая раса, — начал Падма, — пережила эволюционный взрыв в тот момент своего исторического развития, когда колонизация звезд стала практически осуществимой.
Он сидел неподвижно, наблюдая за мной. Я придал своему лицу выражение заинтересованности.
— Это произошло по причинам, проистекавшим из расового инстинкта, который мы еще не до конца понимаем, но который по сути своей является инстинктом самозащиты.
Я полез в карман своей куртки.
— Пожалуй, лучше будет, если я сделаю кое-какие записи.
— Если хотите, — спокойно кивнул Падма, — Результатом этого взрыва явилось появление культур, каждая из которых воплотила в себе как бы одну из граней человеческой натуры. Желание сражаться породило дорсайцев. Стремление человека отвергнуть все личностное ради приверженности какой-то вере дало квакеров. Философская грань личности привела к возникновению экзотской культуры, к которой принадлежу и я. Мы называем эти культуры осколочными.
— О да, — подтвердил я, — Я знаю об осколочных культурах.
— Вы знаете о них, Там, но не знаете их самих.
— Неужели?
— Нет, — подтвердил Падма, — потому что вы землянин, как и ваши предки. Вы человек полного спектра. И люди осколочных культур эволюционно превосходят вас.
Я почувствовал неожиданный слабый укол застарелой злобы внутри себя. Голос экзота отозвался эхом голоса Матиаса в моей памяти.
— Вот как? Боюсь, я не вижу этого превосходства ни в чем.
— Потому что вы не хотите, — ответил Падма. — А если бы захотели, то вынуждены были бы признать, что они отличаются от вас, и, таким образом, судить о них нужно по другим критериям.
