Гийом никогда не ходил в храмы и не молился. Именно потому, что верил в существование такого Доброго Бога. Верил в то, что он когда-то был. А сейчас либо умер, либо уснул, либо устал и отвернулся от людей, не выдержав их деяний.
В момент молитвы турубаров маг не выдержал и поддался всеобщему настроению. Он встал на колени и закрыл глаза. Долго молчал, не зная, что сказать.
«Здравствуй, Господи, если ты слышишь меня, если ты еще есть. Это я. Помоги турубарам завтра. Они тебя достойны».
Маг замолчал, не зная, что еще сказать. О себе в этих редчайших беседах он не упоминал никогда. Молчание затягивалось и раздражало.
«Вот и все. Мне больше ничего не надо. Мне от тебя, Господи, вообще ничего не надо. Если ты есть, помоги тем, кто себе помочь не в силах. Я же справлюсь сам. Давай просто поговорим, ведь ты, до сих пор верю, не обманешь, не предашь.
Ты учил любить, я же понял — любовь это проблемы. Привязанность — слабость. Понял, но люблю. Тут ты меня обхитрил. Помоги Ангеле — дочери твоей, что растопила мой лед. Не оставь ее. А чтобы было все честно, ударь меня за нее, забери часть счастья и удачи. У меня, их мало осталось, но я справлюсь. Я сильный».
Тьма под закрытыми глазами Гийома покачнулась и распалась на тысячу кусков. Следом вспышка, что слепила и так невидящие очи. Пред магом предстала Мендора с высоты птичьего полета. Город дрожал: тряслись здания и земля, колыхались деревья, но люди на улицах этого не замечали.
Мгновенье и маг увидел причину бедствий: огромное багрово-красное яйцо, изнутри которого доносился громкий все усиливающийся стук. Яйцо на золотом троне-подставке дрожало, а у подножия трона был воткнут в землю большой меч, с которого обильно стекала свежая кровь.
Гиойм понял, что стремительно падает с высоты. Яйцо на троне было все ближе и ближе, но вместо него он уткнулся носом в землю.
Очнувшись от наваждения, он потер помятый нос и встал на ноги. Красно-багровый закат слепил глаза. Вредно медитировать на солнце, подумал он, темнота лучше, там не причудится красных яиц. А лучше не менять привычки — не медитировать и не молиться вовсе.
За спиной раздались шаркающие шаги. Гийом обернулся.
Высокий старик в белой накидке со сморщенным как печеное яблоко лицом. Сходство с фруктом добавлял еще и бронзовый цвет кожи, точно обожженный. Маг подавил улыбку.
Жрец Неба — верховного божества турубаров — что-то тихо сказал. Гийом сосредоточился и потер виски. Это заклятие было не сложным, но требовало внимания.
— Выпей, — старик протянул ему глиняную плошку, наполненную синей жидкостью.
Маг осторожно покосился на нее. Он видел, как жрецы поили чем-то турубаров, это было что-то вроде причастия.
— Спасибо. Не хочу.
— Выпей, — ласково повторил старик, — Наши воины пьют, и ты выпей. Дар богов.
— Нет. Я его не достоин. Я убивал ваших, — чародей отклонил протянутую плошку.
— Пей, — настаивал старик, — Небо видит все. Недостойный умрет. Но у тебя добрая душа.
Гийом вздохнул, жрец был упрям, не зачем его обижать. Провел над плошкой ладонью. Яда или дурмана не ощутил. В любом случае отравить его трудно, да и амулет-сапфир на груди переборет любую заразу.
Он осторожно взял из дрожащих рук плошку с синей жидкостью. Выпил одним залпом, как крепкую Лесную Слезу паасинов. Но вкус был не мерзким, наоборот, даже приятным чуть кислящим.
— Ты жив, — удовлетворенно произнес жрец, как будто результат мог быть другой, — Небо все видит. Живи достойно чародей, бледный как снег на вершинах гор. Достойно, и тогда для тебя всегда будут открыты двери и сердца турубаров.
— Постараюсь, — серьезно пообещал маг.
* * *
Дрова в камине звонко трещали, наполняя комнату светом и теплом. За занавешенным окном уже властвовала ночь. Зима пришла в Камоэнс.
Герцог Антонио Гальба отставил на стол пустую кружку и утер усы. Крепкая подогретая мадера отлично защищала от зяби. Ее консервативный герцог предпочитал как алькасарскому кофе, так и новомодному отвару из прокипяченных листьев, которые отстияки везли из-за жаркого берега.
Свечи в кабинете были погашены, отблески камина освещали гостя герцога — человека без возраста, даже в помещении не снимавшего капюшон. Красный цвет его одежды слился с черным. Весь облик гостя был темным и зловещим, но не его внешний вид заставлял волноваться герцога.
Гость сидел в мягком, специально принесенном для него кресле напротив Гальбы. За спиной его стояли два надежнейших стража, готовые в любой момент ударить кинжалами. Еще двое стояли по бокам от герцога и у двери. Гость отказался от мадеры, и теперь невозмутимо ждал, пока герцог утолит жажду, не обращая на стражей никакого внимания.
— Что молчишь, союзничек? — хмыкнул на конец герцог, даже такая невинная фраза в его исполнении прозвучала как оскорбление.
Но красно-черный гость ни как не отреагировал на тон герцога.
— Вы здесь хозяин, вы — мой наниматель, — цвет его глаз был непонятен, в зависимости от каминных отблесков казался то черным, то желтым.
Гальба не был уверен, что это его настоящий цвет. Слишком уж противоречивы и неоднозначны были его знания о госте, прячущем лицо.
— Не наниматель, а господин. Не забывайся, Гюрза. Ты знаешь, я не терплю своеволия и наглости. Помни свое место.
Имя, которым называл себя ночной гость, подходило к его облику. В зверинце Хорхе хватало ядовитых гадов; но особенно берегли смотрители черную гюрзу, привезенную с наурских остров. От ее яда не было спасения. Гальба не удивился, если бы язык Гюрзы оказался раздвоенным. Слишком уж быстро он согласился работать на него.
— Господин, который платит, или наниматель — не вижу разницы, — дерзко ответил Гюрза, — Место свое знаю, у Марка де Мена тяжелая рука. Я отравлен медленным ядом, значит предать вас не смогу при всем желании.
Гальба ему не верил, помня с каким трудом, он получил Гюрзу в свои руки. О черном колдуне, не связанном ни со «старыми» волшебниками, ни с ненавистным Гийомом, ходило много слухов, но лишь ему, герцогу ужалось докопаться до правды.
Подчинить Гюрзу оказалось легче, чем найти. Почуяв свою кровь, он согласился работать на герцога, но выдвинул такие условия, что возмутил Гальбу. Даже сам король не платил столько Гийому.
— Вот первая цель, — герцог протянул Гюрзе листок бумаги, — Враг короны. Он должен умереть. Срок — неделя. Оплата по исполнению.
— Нет, — нагло заявил черный чародей, — Я не дурак-крестьянин на ярмарке, а вы не ловкий купец. Половину вперед.
— Да как ты смеешь, ничтожный! — взревел герцог, Гюрзе задрали голову, приставив кинжал к горлу.
— Осторожней, так и порезать можно, — прежним ехидным голосом предупредил он стражей.
— Оставьте, — приказал стражам герцог, — Треть, но смотри, если обманешь! — пригрозил он Гюрзе.
— То ты скормишь мне мои яйца, — в тон ему закончил черный маг, — Не обману.
— Это последнее наше свидание. Следещие задания будешь получать от тех, кто предъявит тебе эту дырявую монету, — Гальба кинул ему образец, — На этом все. Вали отсюда.
— Прощай, герцог, дела ждут, — Гюрза медленно поднялся.
— Подожди! — приказал ему Гальба, — Выпей! — приказал он, протягивая ему кружку с мадерой. Напиток успел остыть.
— Гадость, герцог, неужели у вас нет денег, на что-нибудь получше, — поморщился Гюрза, осушив кружку и ощутив характерный привкус противоядия.
Антонио Гальба — министр и герцог — пропустил мимо ушей его колкость. Гюрза будет выполнять его задания, или умрет, не получив свою глиняную кружку с мадерой.
* * *
Бело-черный кондор — любимец сапа-инков — властитель неба над орехонскими горами залетел далеко от гнездовья. Он отправился вслед за войском. Кондор привык к легкой пище. Его родители и родители его родителей — все они летали по следам орехонов.
Свирепые воины, приветствовавшие их появление радостными криками, оставляли после себя много свежего мяса. Так много, что хватало всем птицам: и кондорам, и грифам, и воронам, и никто не дрался из-за пищи; даже шакалы и те не трогали пернатых соперников.
