Ной медлил, встав на колени и вглядываясь в проплывавший мимо поток. Потом решительно вошел в воду.
Он забыл, что вода такая холодная. Она, казалось, вдавливала грудь. Глубоко вдохнув, он быстро двинулся вперед, иногда теряя под ногами почву, к противоположному берегу. Он достиг другого берега и пошел вдоль него, против течения, стараясь припомнить, как далеко они прошли с Бернекером по воде и как выглядело то место на берегу, откуда они прыгнули в воду. Он медленно продвигался вперед, чувствуя, как холодная вода обжигает ему грудь, временами останавливаясь и прислушиваясь. Где-то далеко в небе был слышен шум одинокого мотора и отрывочные выстрелы зениток, преследующих последний немецкий самолет, пересекающий перед рассветом линию фронта. Но поблизости все было тихо.
Ной добрался до места, которое показалось ему знакомым, и стал медленно, с трудом взбираться на берег. Он направился прямо к маячившему в темноте кустарнику. Остановившись в пяти футах от кустов, он прошептал:
— Каули, Каули.
Ответа не последовало. Однако Ной был уверен, что находится именно там, где они оставили Каули. Он подполз ближе.
— Каули, — позвал он громче. — Каули…
В кустах послышался какой-то шорох.
— Оставь меня в покое, — сказал Каули.
Ной пополз на его голос. Наконец на фоне темной листвы он увидел неясное очертание головы Каули.
— Я пришел за тобой, — прошептал Ной. — Пошли.
— Оставь меня в покое, — повторил Каули.
— Там неглубоко, — сказал Ной, теряя терпение. — Там же совсем неглубоко, черт тебя подери. Тебе не придется плыть.
— Ты обманываешь меня?
— Бернекер уже там. Ну, пошли же. Они ждут нас. Все посты предупреждены и следят за нами. Пошли, пока не рассвело.
— Ты уверен? — В голосе Каули слышалось подозрение.
— Уверен.
— Пошли вы ко всем чертям, — сказал Каули, — я не пойду.
Не сказав больше ни слова, Ной направился обратно к берегу. Через некоторое время он услышал за собой какой-то шорох и понял, что Каули идет вслед за ним. У самого канала Каули чуть было снова не изменил своего решения. Ной не стал его уговаривать, а просто соскользнул в воду. На этот раз вода показалась совсем не холодной. «Наверно, я уже перестал чувствовать», — подумал он. Каули с плеском свалился в воду. Ной схватил его, чтобы он не барахтался. Через тяжелую намокшую одежду, он почувствовал, как сильно дрожит Каули.
— Держись за меня и не шуми, — сказал Ной.
Они двинулись через канал. На этот раз переправляться было проще. Все было знакомым и привычным, и Ной быстро, даже почти беспечно, двигался к противоположному берегу.
— Ой, мама, мамочка, — все время причитал дрожащим, взволнованным голосом Каули. — Ой, мама, мама, мама. — Впрочем, он не отставал от Ноя и даже на глубоких местах продолжал уверенно идти вперед. Когда они достигли противоположного берега, Ной не остановился. Он повернул и, идя вдоль берега, начал искать тот обвалившийся участок, где они выбирались с Бернекером.
Он отыскал это место гораздо быстрее, чем ожидал.
— Здесь, — сказал он, поворачиваясь к Каули. — Давай-ка я помогу тебе взобраться.
— Мама, — простонал Каули, — ой, мамочка.
Подталкивая и подсаживая Каули, Ной помог ему выбраться на берег. Каули был тяжелым и неуклюжим. Он задел какой-то камень, который с громким всплеском упал в воду. Наконец Каули подтянулся и одним коленом встал на край крутого берега, пытаясь поставить и другую ногу. И в это мгновение раздалась короткая очередь.
Каули как безумный встал во весь рост и начал размахивать руками. Он подался было вперед, но закружился и упал назад. Его ботинок сильно ударил Ноя по голове. Каули успел лишь один раз вскрикнуть. Он шлепнулся в воду и больше уже не вынырнул. Ной стоял у берега, тупо глядя на место, где скрылся Каули. Он сделал шаг в том же направлении, но ничего не мог увидеть. Он почувствовал, как у него начали дрожать колени, и, шатаясь, пошел к берегу. Потом медленно, в каком-то оцепенении выбрался наверх. «Ему снилось, что он утонул», — тупо подумал Ной.
Когда он взобрался наверх, его било как в лихорадке. Он продолжал дрожать и тогда, когда Бернекер и солдат из Джорджии подхватили его под руки и побежали с ним прочь от канала.
Полчаса спустя облаченный в форму на три номера больше его размера, снятую с какого-то убитого, Ной предстал перед начальником разведывательного отделения дивизии. Это был седой, тучный, низкого роста подполковник. Его лицо и седая борода были вымазаны какой-то багровой краской, при помощи которой он пытался избавиться от прыщей, без отрыва от исполнения своих служебных обязанностей.
Дивизионный командный пункт находился в защищенном мешками с песком сарае, на грязном полу которого спали солдаты. Еще не совсем рассвело, и начальнику разведки пришлось рассматривать начерченную Ноем схему при свете свечи, так как все генераторы и прочее электрооборудование штаба утонуло при высадке на побережье.
Полусонный Бернекер стоял рядом с Ноем, его глаза слипались.
— Хорошо, — говорил подполковник, кивая головой, — хорошо, очень хорошо. — Но Ной едва мог припомнить, о чем говорил этот человек. Он знал только, что ему было очень грустно, но почему, вспомнить было трудно.
— Очень хорошо, ребята, — любезно сказал человек с багровым лицом. Казалось, он улыбался им. — Помимо всего прочего… вы получите за это медали. Я сейчас же передам эту схему в штаб корпусной артиллерии. Заходите сегодня после обеда, и я скажу вам, что из этого вышло.
Ной был как в тумане и все силился понять, почему у этого человека такое багровое лицо и о чем он, собственно, говорит.
— Я бы хотел получить назад фотографию, — произнес он. — Это моя жена и сын.
— Конечно, конечно, — подполковник еще шире заулыбался, показав старые желтые зубы над седой в багровых пятнах бородой. — Ты сможешь получить ее обратно, когда зайдешь после, обеда. Третья рота переформировывается. Считая вас двоих, в роте осталось около сорока человек. — Ивенс, — приказал он солдату, который дремал, прислонившись к стене сарая, — проводи-ка их в третью роту. Не пугайтесь, — сказал он, улыбнувшись Ною, — это не далеко, на соседнем поле. — Он снова склонился над схемой, покачивая головой и повторяя: — Хорошо, очень хорошо. — Ивенс вывел их из сарая и повел сквозь утреннюю дымку на соседнее поле.
Первым человеком, которого они встретили, был лейтенант Грин, который, едва взглянув на них, сказал:
— Там есть одеяла. Завернитесь в них и ложитесь спать. Я поговорю с вами потом.
По пути они увидели Шилдса, ротного писаря. Он уже успел устроить себе маленький письменный стол, приспособив для этого два пустых ящика из-под продуктов, которые примостил в канаве под деревьями, на краю поля.
— Эй, вы, — крикнул им Шилдс, — тут у меня есть почта для вас. Первая весточка. Я чуть было не отослал ее обратно. Я думал, вы пропали без вести.
Он порылся в вещевом мешке и вытащил несколько конвертов. Среди них был коричневый конверт из оберточной бумаги для Ноя, подписанный рукой Хоуп. Ной спрятал его в карман своей рубашки, снятой с убитого, потом взял три одеяла. Вместе с Бернекером они не спеша выбрали место под деревом и расстелили одеяла. Тяжело опустившись на землю, они стащили с ног выданные им ботинки. Ной вскрыл конверт. Оттуда выпал маленький журнальчик. Не обратив на него внимания, он принялся читать письмо Хоуп.
«Мой любимый, — писала она. — Я должна сразу объяснить, почему я посылаю тебе этот журнал. Те стихи, которые ты написал в Англии и послал мне, показались мне такими прекрасными, что я не могла держать их только для себя и взяла на себя смелость послать их…»
Ной взял журнал. На обложке он увидел свое имя. Он раскрыл журнал и стал перелистывать страницы. Потом снова увидел свое имя и под ним четкие, мелкие строчки стихов.
«Страшись сердечного волнения, — читал он, — сердца не терпят злых разлук…»
— Эй, — позвал он, — послушай-ка, Бернекер.
— Что? — Бернекер попытался было прочитать свои письма, но бросил и, лежа на спине под одеялами, бездумно глядел в небо. — Чего тебе?
— Знаешь что, Бернекер, — сказал Ной, — ведь мои стихи напечатали в журнале. Хочешь прочитать?
После долгой паузы Бернекер приподнялся и сел.
— Конечно, — сказал он, — давай его сюда.
Ной передал журнал Бернекеру, перегнув его на той странице, где были напечатаны его стихи. Он внимательно следил за лицом своего друга, пока тот читал. Бернекер читал медленно, беззвучно шевеля губами. Раз или два его глаза закрывались, и голова начинала мерно покачиваться, но он все-таки дочитал до конца.
— Здорово, — похвалил Бернекер. Он отдал журнал Ною, сидевшему рядом на одеяле.
— Честно? — спросил Ной.
— Чудесные стихи, — серьезно подтвердил Бернекер и кивнул головой в подтверждение своих слов. Потом снова улегся.
