Поэтому нас не должен вводить в заблуждение «сравнительный анализ статического равновесия», который осуществляют неоклассические теоретики, считающие, подобно Марку Блаугу, что дискуссия о переключении каким-то образом опровергает австрийскую теорию капитала[609]. В отличие от них мы знаем, что реальный мир, изучаемый экономистами австрийской школы, представляет собой непрерывное изменение и что рост добровольных сбережений всегда вызывает будущее «удлинение» производственной структуры, вне зависимости от того, применяется ли в данном новом инвестиционном проекте технология, которая является прибыльной только при более высокой процентной ставке[610]. С точки зрения отдельного действующего индивида или предпринимателя, если было принято решение об удлинении производственных планов (вследствие увеличения сбережений), все имеющиеся к этому моменту факторы (земля, труд и имеющиеся в наличии капитальные блага) субъективно полагаются первичными средствами производства, которые определяют лишь начальную точку процесса производства. Поэтому вопрос об использовании в ходе реализации новых инвестиционных проектов технологий, которые, если их рассматривать изолированно, могут быть прибыльными при более высоких процентных ставках, не имеет отношения к проблеме[611].
5 Заключение
Наш анализ со всей очевидностью показывает, что между монетаристами и кейнсианцами существует гораздо больше общего, чем различий. Действительно, сам Милтон Фридмен признал однажды: «Все мы используем кейнсианский язык и аппарат. Никто из нас не больше не разделяет первоначальных выводов Кейнса»[612]. Питер Друкер, в свою очередь, указал, что Милтон Фридмен по содержанию и по своей эпистемологии является кейнсианцем: «Его экономическая теория представляет собой чистую макроэкономику, в которой центральное правительство, будучи единственной инстанцией и единственной движущей силой, управляет экономикой посредством денежного предложения. Экономическая теория Фридмена полностью сосредоточена на спросе. Деньги и кредит являются всепроникающей и на самом деле единственной экономической реальностью. То, что Фридмен рассматривает предложение денег как исходное, а процентную ставку как производное явление, представляет собой не более чем второстепенное уточнение кейнсианских священных текстов»[613].
Более того, даже до появления «Общей теории» Кейнса, главные теоретики монетаризма чикагской школы уже выписывали типичные кейнсианские рецепты преодоления депрессии и борьбы за масштабный дефицит государственного бюджета[614].
Таблица 7-1
Два противоположных подхода к экономической теории
Различия между австрийской школой и главными макроэкономическими школами сведены в табл. 7–1. Она содержит сопоставления по двенадцати аспектам экономической теории, которые в совокупности выявляют радикальное расхождение между этими двумя подходами[615]. Монетаристы и кейнсианцы объединены в одну группу, поскольку между ними существует много общего – намного больше, чем различного. Тем не менее мы должны признать, что в некоторых важных отношениях между этими школами существует значительная разница. Действительно, хотя обе они не имеют теории капитала[616] и при анализе экономики используют одну и ту же – макроэкономическую – методологию[617], монетаристы сосредоточены на долгосрочном периоде и усматривают наличие прямой, непосредственной и эффективной связи между деньгами и реальными событиями. В отличие от них, кейнсианцы в основу своего подхода кладут краткосрочные эффекты и весьма скептически расценивают возможность существования связи между деньгами и реальными событиями, поскольку такая связь в какой-то мере способна обеспечить достижение и поддержание равновесия. По сравнению с ними представленный здесь австрийский подход и разработанная в его рамках теория капитала предлагают разумный переходный мостик между крайностями монетаризма и кейнсианства. Именно в угрожающих свойствах денежной сферы (ее склонность к кредитной экспансии) австрийцы видят причину эндогенной тенденции сдвига экономической системы от состояния «равновесия» к состоянию неустойчивости. Иными словами, они объясняют, почему структура предложения капитала перестает соответствовать спросу на потребительские блага, предъявляемому экономическими агентами (таким образом временно приостанавливая действие закона Сэя). Однако определенные микроэкономические процессы, инициированные и движимые предпринимателями – их стремлением к прибыли, – и вариации относительных цен стремятся преодолеть несбалансированность, порожденную расширением кредитования, и вернуть экономике способность к координации. Таким образом, австрийцы видят некоторую связь – шарнирное соединение, используя метафору Хайека[618], между монетарными и реальными явлениями, связь, которая не является ни абсолютной, как утверждают монетаристы, ни совершенно отсутствующей, как считают кейнсианцы[619].
Короче говоря, воззрения экономистов австрийской школы на деньги сводятся к тому, что деньги никогда – ни в кратко-, ни в средне-, ни в долгосрочном периоде – не бывают нейтральными. Они полагают также, что институты, имеющие дело с деньгами, в частности банки, должны функционировать на основе общих принципов права, что не позволяет искажать или «фальсифицировать» относительные цены, используя исключительно монетарные рычаги. Именно такое искажение относительных цен является причиной широкого распространения ошибок при инвестировании ресурсов, представляя собой неустранимую причину кризисов и спадов. Таким образом, теоретики австрийской школы исходят из трех важнейших принципов макроэкономической политики (перечислены в порядке важности):
Количество денег должно оставаться постоянным в той мере, в какой это возможно (т. е. так, как обстоит дело в случае чистого золотого стандарта). В частности, должна быть исключена возможность кредитной экспансии. Это потребует возврата к традиционным принципам права, на которых должен основываться договор банковского вклада, и соблюдения требования 100 %-ного резервирования при осуществлении банковской деятельности.
Для того, чтобы гарантировать гибкость цен на товары, услуги, ресурсы и факторы производства, должны быть использованы все возможности и предприняты все шаги. В общем и целом – чем значительнее кредитно-денежная экспансия, тем более жесткими являются относительные цены, тем большее количество людей будут введены в заблуждение относительно реальных издержек, связанных с отсутствием гибкости цен, и тем более искаженным будет привычное поведение экономических агентов. В конце концов они начнут исходить из неверного представления, будто жизненно важная рыночная коррекция может и всегда должна осуществляться в виде увеличения количества денег в обращении. В любом случае, как было установлено выше, конечной причиной, лежащей в основе ошибок в адаптивном механизме экономики, является кредитная экспансия, провоцирующая расширение ошибочного инвестирования ресурсов, что, в свою очередь, порождает безработицу. Чем более жесткими являются рынки, тем выше безработица.
