опасности. Но я же говорю: у нас есть туз в рукаве.
— Осторожнее.
— Не будь как Озеров, Славян! Видишь, он и то решился набухаться.
— Как бы это решение не стало главной ошибкой моей молодости, — очнулся Озеров.
— Не переживай, Даня, — ответил Митяев, — на ошибках молодости не учатся — на них женятся. А здесь как в хоккее — можно и три шайбы за минуту заколотить, если соперник расслабился.
— Мне бы твоего оптимизма, Арс.
— Погодь, сейчас тебе Слава оптимизма в жидком виде нальет.
Через пару секунд заветный флакончик из фартука Вячеслава опустел окончательно.
По прошествии определенного времени специалист по пьянкам Брадобреев, наблюдая за Озеровым, произнес:
— А чувака-то реально понесло.
— Зажигает паренек. Что ж еще можно сказать?
— Надеюсь, у Славика есть тазик.
— Сами сильно не увлекайтесь, — предупредил парней Арсений. — Отличники, на хуй. И на минуту вас оставить нельзя — тут же мордобой устроили. Чего не поделили? — он обратился к Степе и Богдану. — Лизу?! — те сидели молча, с ненавистью поглядывая друг на друга. Они сцепились пару минут назад.
Кого действительно ничего отныне не волновало, так это Данила Озерова, который с каждым выпитым граммом все больше воображал себя учеником у доски, который старательно мочит тряпку и нещадно стирает написанные мелом проблемы и заботы. Причем улетел он в сие незатейливое и прекрасное путешествие буквально с трех рюмок — видимо, давненько хотел послать все за горизонт и снять накопившееся напряжение, что развязало его как никогда. Хотелось всего и сразу.
От ложи с пацанами Озеров плавно переместился к бару, потом к совершенно чужим столам, где пробовал на вкус все, что плохо лежит. Вскоре Данил добрался и до танцпола. Происходящее наяву мелькало в его сознании выборочно, словно ребенок-шалунишка в голове баловался с выключателем света, щелкая его туда-сюда.
Яркий и продолжительный всплеск света застал его в тот момент, когда он умудрился столкнуться спиной с какой-то девчонкой на танцполе. Та ниже его ростом и с его точки зрения представляет собой одно большое цветастое пятно, будто персонаж аниме. Озерову пришлось как следует протереть глаза, чтобы рассмотреть внешность бунтарки: крашенные в оранжево-бело-розовый цвет волосы, две девчачьи косички, очки в роговой оправе (явно без диоптрий), пирсинг на ушах, бровях, языке и в носу, брекеты, ярко разукрашенные помадой губы и выразительные глаза на маленьком, утонченном и любознательном личике. На ней светло-джинсовый костюм, состоящий из курточки и коротеньких шортиков, увешанный всякими медальками и значками, розовая футболка, цветастые кроссовки и гольфы практически до колен. И как ей не холодно?
Данил невольно остановил взгляд на столь красочном объекте. Девушка тоже изучала его с улыбкой.
— Я тебя узнала, — начала она.
— Будешь издеваться и злорадствовать?
— Почему?
— Потому что я парень с местной доски позора.
— С чего ты взял, что я считаю твою историю позором?
— В ней не предполагается другого варианта. А если хочешь настоящих героев, то они там, — Даня показал рукой в сторону хоккеистов. — Мне остается только танцевать и не отсвечивать. Не грузи меня. Танцуй или уходи.
Девушка осталась и продолжила двигаться в такт музыке. Озеров не собирался сегодня с кем-либо знакомиться. Наверное.
— Хочешь узнать настоящую причину, почему ты заинтересовал меня?! — выкрикнула сквозь музыку она.
— Валяй, говори.
— Ты сильный и волевой человек.
— Занятное предположение. Я себя таким не ощущаю.
— У тебя есть девушка?
— Вопрос ребром, хе-хе. А ты напористая.
— Чем природа и родители наделили, так сказать.
— Нет, девушки нет.
— Почему?
— Я урод.
— А если серьезно?
— Девушки часто парням мозги поласкают, — намекнул Даня, продолжая танцевать как ни в чем не бывало.
— Хорошо, я поняла, — пригорюнилась девчонка.
— Вообще, — вернулся в беседу Даня, — они все постоянно чего-то от меня хотят и ничего не дают взамен. Но это больше второе, чем первое…
— Что первое?
— Больной я.
— Хорош. Кроме шуток.
— Серьезно.
— Выглядишь вполне здоровым, если не считать некоторую степень алкогольного опьянения.
— Я болен… внутри.
— Тю-ю-ю! Да если так ставить вопрос, то все люди чем-то больны. Меня, кстати, Аней зовут.
— Будем знакомы. Я… Хотя ты знаешь, сто пудов. А теперь расскажи, чем я так тебя впечатлил? Только честно.
— Я считаю, что только уверенный и отчаянный человек способен бросить вызов хозяину этого клуба. Одно дело — поспорить, другое дело — прийти и…
— Опозориться! Спасибо, напомнила!
— Нет! Сохранить лицо и потом безмятежно танцевать. Распоряжаться целой гильдией друзей, которые готовы прикрыть тыл. Игра стоит свеч.
— В итоге я толком и не добился, чего хотел.
— По-моему, наоборот — ты многого добился. Только подумай.
— Нет, все гораздо сложнее.
— Вот мы и подобрались к симптомам твоего недуга. Тебе нужно выговориться.
— А я сейчас что делаю?! Нет, стандартные подходы здесь бессильны. А наводить контакты при помощи алкоголя у меня ни психологически, ни физиологически не выходит.
— В лечении таких ран алкоголь — не панацея.
— Да? Стоило мне впервые за несколько лет насвинячиться, как со мной уже знакомится девушка. Что ты скажешь на это?!
— Останусь при своем мнении. Алкоголь — далеко не единственное средство.
— Что же тогда способно помочь мне излечить душевную хворь?
— Ты сильный. Перебори ее! — старалась перекричать музыку Анна.
— Отличный совет, доктор!
— Тогда еще два средства.
— Спасибо, я не колюсь. А второе какое?
— Показать? — Аня приблизилась к Озерову.
— Конечно!
Сейчас же Данила напрочь оглушило развязным поцелуем в губы. Он оказался приятным и сладким, будто леденец на палочке из детства. И даже железяками во рту не отдает.
От нахлынувших чувств у парня помутнело в голове, а по телу побежали мурашки. Однако Данилу внезапно захотелось… спать.
***
Чем дальше Артур с Лизой отдалялись от хоккеистов в сторону уборной, тем развязнее и резче сутенер обращался со своей подопечной… бывшей… почти. Артур затолкнул Елизавету в туалет, сжав ее запястье до красных отметин на коже.
— Отпусти, мне больно!
— Молчи.
— Да что на тебя нашло?! Я же только взяла в разработку этих…
— Не о том речь.
— Со своими шлюшками малолетними в таком тоне разговаривай, усек?! — Лиза отвернулась к зеркалу, чтобы подправить макияж. Артура вымораживала подобная линия ее поведения. Да что она о себе возомнила?! — Со мной в таком ключе прошу не говорить.
— Здесь я решаю, как и в каком тоне говорить, — разозлился Артур, все больше убеждаясь, что Лизе нельзя доверять серьезные дела и делегировать важные решения, ведь она всегда идет своей извилистой дорожкой. А самоуправство сейчас недопустимо. Несомненно, она многое сделала в борьбе против Озерова-старшего, но ходы крупными фигурами явно должны делать мужчины, которые все затеяли изначально и у которых
