-- Молодец! Вот это молодчина, сладко было б твоей матери! -добродушно ухмыляясь в усы, сказал незнакомец. -- А я чуть было не подумал: не ворона ли какая стоит на посту? Теперь вижу, брат, неплохо ты знаешь солдатскую службу!
-- А те какое дело? -- возмутился солдат. -- Ишь генерал нашелся, службу проверять! Тут без тебя хватает кому проверять!
-- То вы сами себя проверяете, а мы тоже хотим знать, как вы нас охраняете, -- спокойно заметил старик. -- И ты, парень, матери твоей ковинька, не тыкай старому человеку, а то могу тебе и ребра пересчитать вот этой палкой. Когда я Советскую власть завоевывал, ты еще и света божьего не зрел... Может, еще и отец твой, и мать в пеленках лежали...
-- Да кто ты будешь, дед, говори! -- взвинтился солдат. -- А ну давай-ка сюда документики!
Старик сбросил узлы на землю, запустил руку в карман своих допотопных штанов.
-- Не веришь, стало быть на слово? Хорошо, что не веришь. На лбу-то у человека не написано, что он за птица да каким ветром занесло в военную часть. И то сказать: многовато этих шпионов развелось! И на самолетах, и так просто -- засылают их американцы. Лезут и лезут через границу. Ну чисто саранча!.. Еще, трасця их матери, своих спутников с фотоаппаратами пущают в небеса... Да куда он девался, паспорт этот? Вроде бы сюда клал, -- старик неторопливо выворачивал карманы.
-- А может, у вас его и не было? -- ядовито спросил солдат, все же перейдя на "вы".
Старик нагнулся над узелком, развязал его, вынул смятый пиджачок и начал шарить по карманам.
-- Ага, вот он где, окаянный. На, читай. Да только не потешайся над старым человеком. А то вот пойду да пожалуюсь твоему командиру. И пукалку эту свою прибери, -- указал старик на карабин.
Солдат раскрыл паспорт, взглянул на фотографию, затем на лицо старика, прочитал вслух: "Байрачный Гордей Захарович".
-- Так вы к кому?
-- Так к сыну же! Или, может, ты и не слышал про такого? Про лейтенанта Байрачного, а? Летчиком тут он у вас.
Солдат служил в тыловом подразделении, мало кого знал из полковых офицеров. Служил честно, как подобает настоящему солдату.
-- Окромя этого сын мой еще тут вроде бы за комсомольского комиссара, -- пояснил Гордей Захарович, глубоко уязвленный тем, что солдат не знает его сына.
-- А-а, -- солдат наконец добродушно улыбнулся. -- Вспомнил. Да вы б так сразу и сказали: секретарь, мол, комсомольского комитета. Это ж он здесь вместе со старшиной Бабаяном зимой "Ледяную Венецию" открывал...
-- Какую такую еще Венецию?
-- Каток. На коньках мы катались. Под музыку.
-- А-а...
Солдат подошел к "грибку" и покрутил телефонную трубку. Поговорив с кем-то, взял под козырек:
-- Проходите, пожалуйста, Гордей Захарович! -- и помог старику взвалить на плечи узлы.
-- Оставайся здоров, солдатик, -- прокряхтел Гордей Захарович. -Службу знаешь -- это хорошо, а вот что тыкаешь старому человеку -- это, матери твоей ковинька, негоже. Ну, пошел я.
-- Простите, Гордей Захарович, -- бросил ему вдогонку пристыженный солдат.
Лейтенант Байрачный и ждал и боялся встречи с отцом. Крутой был у старика нрав, ох, крутой! Не дай бог, не понравится ему невестка -- пиши пропало! Дойдет дело и до чуба и палку в ход может пустить. Бывают же такого крутого замеса родители!
А что папаша ехал не с добрыми намерениями, доказывалось хотя бы отсутствием телеграммы.
Прежде чем отправиться его встречать, Григорий забежал к замполиту.
-- Товарищ майор... Как снег на голову... отец... Зайдите, сделайте одолжение, хотя бы на полчасика. Перед вами он сдержит себя.
Замполит в это время проводил семинар руководителей групп политзанятий.
-- Хорошо, зайду. Да вы не сдавайтесь!
-- Понимаю, товарищ майор, но вы обязательно... очень прошу.
Гордей Захарович, обвешенный узлами, шел мимо коттеджей, отбиваясь от своры собак, предводительствуемых Рыцарем.
Старик останавливался, рассматривая постройки и брел дальше в поисках ДОСа.
-- Здравствуйте, отец! -- крикнул подбежавший к нему Байрачный.
-- Здорово, сын!
Они обнялись, поцеловались.
-- Что ж это вы телеграмму не дали? Я б машину прислал за вами на станцию... Давайте ваши узлы, ого, какие тяжелые! Попутной небось ехали?
-- Не стрекочи как сорока, -- сердито оборвал сына Гордей Захарович. -Неужто приличествует офицеру узлами этими погоны мять? Я уж сам понесу. А насчет телеграммы не беспокойся: велишь -- я и возле дома обожду, покаместь твоя краля губы накрасит да брови горелой спичкой насурмит...
-- Что вы говорите, отец!
-- А что слышите, то и говорю, ваше благородие. Трех сынов женил -- все родительского благословения испросили. А тебе, выходит, чихать на батьку. Ну как же! Офицер! А это видал? -- погрозил он палкой. -- Пожалуй, и отцом меня не признаешь? Погоди, дай только погляжу на твою туркеню...
-- Не туркеня, а туркменка, отец. Сколько раз в письмах я вам растолковывал, а вы все свое. И прошу вас не оскорблять мою жену!
-- А то что? -- Гордей Захарович остановился и сердито задвигал выгорелыми на солнце бровями.
-- Ничего. Ведь не вам, а мне с нею жить. Мне по сердцу она. Впрочем, я уверен, что и вам она понравится.
-- Ну, ну, ишь, надулся, как кулик на ветру, раз так -- показывай.
Биби прибирала на балконе, когда муж и тесть вошли в дом. Гордей Захарович поставил у порога узлы, оглянулся вокруг. Чисто кругом, матери его ковинька! Дорожка на диване, скатерть -- все прямо сверкает! Накрахмалено, выутюжено! Стекла в окнах так и сияют, а пол -- как зеркало отсвечивает. Из всего этого старик вывел первое заключение: невестка не какая-нибудь там интеллигентная белоручка, а работящая, хозяйственная труженица.
А вот и она собственной персоной. Влетела в комнату на Гришин зов, как птичка, -- легкая, хорошенькая, чистенькая. И не крашена, и не общипана, как городские нынешние модницы. Проста и привлекательна. Лицо смуглое, сама чернявая, глаза чуть раскосые, но не так, чтоб уж очень...
-- Это наш отец, Биди, -- сказал Байрачный.
-- Ой! -- Она вся встрепенулась. Покраснела, смутилась и вконец растерялась.
-- Здравствуйте, батечка... -- и опустила глаза под строгим взглядом тестя.
А тот все приглядывался да присматривался к невестке.
Грише казалось, вот-вот бедняжка Биби не выдержит этих смотрин, зальется слезами. Она ведь знала, как отец относился к их браку.
Но вот Григорий уловил на губах отца легкую улыбку и облегченно вздохнул -- понравилась!
-- Здравствуй, дочка, -- сказал наконец Гордей Захарович. -Здравствуй, девонька моя. Красивенькая ты и хозяйственная, как погляжу. Вот-то обрадуется старуха, когда я ворочусь домой и расскажу, какая у нас невестка. А то только и слышишь: "Что это там за туркеня у нашего Гришуни?" Поглядит на карточку и опять за свое...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
