Полынья везде оказывалась одинаково широкой, одинаково непроходимой и одинаково забитой ледяным крошевом, яснее ясного говорившим о том, что здесь в течение долгого времени происходили подвижки и сжатия льда. Это подтверждали многочисленные, по-видимому, недавние гряды выжатых наверх глыб и многочисленные трещины, продольные и поперечные.
В конце концов я все-таки нашел переправу, но, когда после большого обхода подвел к этому месту караван, характер льда успел измениться. Я не рискнул начать переправу и снова пустился на поиски более удобного места. Я шел долго, дольше, чем долго, буквально, без конца; эта несносная полынья с битым льдом широкою водною улицей издевательски тянулась между высокими стенами из ледяных глыб. Во многих местах в эти глыбы вмерзли комочки ила.
В одном месте большая льдина, стоймя вывернутая сжатием, была темно-коричневого цвета, но, находясь недостаточно близко, я не мог установить, следует ли приписать эту окраску наносному илу или микроскопической морской фауне. Торосы с обеих сторон были довольно высоки, не меньше, пожалуй, 25 футов (7,6 м). Здесь представился хороший случай понаблюдать, как мощные торосистые нагромождения раскалываются в нескольких направлениях и плавучие морские льды принимают форму айсбергов с крутыми обрывистыми краями. Мне не раз приходилось во время этой экспедиции видеть высокие ледяные поля с подобными отвесным боками, похожие на покрытые снегом острова, – самые прекрасные образцы палеокристического льда[284], какие только можно пожелать[285].
В конце концов пришлось повернуть ни с чем. Досаднее всего было то, что к югу по ту сторону полыньи виднелся прекрасный гладкий лед, а ты вот стой тут и жди! Я уже готов был с этим примириться, как вдруг, возвращаясь обратно, обнаружил неподалеку от места стоянки сравнительно хороший переход. Стали перебираться; под ногами происходило сжатие, лед коробило и выжимало кверху. Было уже 6 часов утра, но мы еще немного прошли по великолепным гладким ледяным полям.
Собаки, которых не кормили почти двое суток, сильно устали. Во время этого перехода мы, к немалому нашему изумлению, наткнулись на громадный ствол дерева, торчавший наклонно изо льда. Это, насколько я мог рассмотреть, сибирская лиственница, по-видимому, выдвинутая на поверхность льда сжатием много лет тому назад. Сколько дров, и чудесных дров! Их хватило бы нам надолго для приготовления обедов, если можно было бы взять дерево с собой, но оно слишком тяжело. И мы удовольствовались тем, что вырезали на нем наши инициалы F. N. и Н. I. и градусы широты: 85°30' n. br.
Перед нами снова простор чудесных ледяных полей, по которым так хорошо продвигаться. Сейчас трогаемся в путь. Настоящий праздник – скользить на лыжах, зная, что с каждым шагом приближаешься к земле и дому. К дому!.. Да, это праздник! Мысли, обгоняя тебя, неудержимо несутся к югу, туда, где всё так прекрасно.
Время: 6 часов утра; температура –30 °С».
«Понедельник, 22 апреля. Если в предыдущие дни мы двигались неплохо, то вчера превзошли самих себя. Я думаю, мы сделали не меньше 5 миль, но для большей верности положу за последние два дня вместе 8 миль. Собаки начинают теперь выдыхаться и, когда время клонится к остановке на ночлег, еле плетутся. Они с нетерпением ждут кормежки и с жадностью хватают сырое собачье мясо. Стоит кинуть им теплый, еще дымящийся кусок собачины с кожей и шерстью, как они накидываются на него словно волки. Только Квик и Детеныш не дотрагиваются до парного мяса, но мерзлое и они глотают с жадностью. В 12 часов ночи –33,3 °С».
«Пятница, 26 апреля. –31,5 °С (минимальная температура –35,7 °С). Вчера я был немало удивлен, увидав внезапно на снегу звериные следы. Это песец, и шел он приблизительно с ЗЮЗ на СВ. Следы совсем свежие. Какой черт, однако, занес песца сюда, в ледяную пустыню? Зачем? Пищу себе он все-таки какую-то нашел; об этом говорят оставленные им, хотя и не особенно обильные, экскременты. Нет ли поблизости земли?
Невольно я огляделся вокруг. Видимость вчера целый день была плохая, и мы вполне могли, находясь близко от земли, ее не видеть. Впрочем, столь же вероятно предположение, что песец пробирался по следам медведя. Как бы то ни было, одно очевидно: теплокровное млекопитающее под 85° северной широты. Не успели мы пройти чуть дальше, как встретили еще песцовый след. Он шел приблизительно в том же направлении, что и первый, и следовал вдоль полыньи, которая нас задержала и у которой мы принуждены были расположиться лагерем.
Непостижимо! Чем могут питаться эти животные здесь на льду?! Быть может, они ловят в открытых полыньях каких-либо ракообразных и т. п. Но что заставляет их покидать берег и забираться сюда? Вот это больше всего меня удивляет[286]. Заблудились они, что ли? Сомнительно. Я с нетерпением ожидаю, не наткнемся ли мы сегодня и на медвежий след. Бесспорно, это было бы замечательно и свидетельствовало бы о том, что мы приближаемся к обитаемым местам.
Я только что отметил на карте наше местонахождение, предположив, что за четыре дневных перехода со времени последнего наблюдения мы прошли 15 миль, – кажется, я отнюдь не преувеличиваю. Согласно этому, мы находимся, наверное, не далее 30 миль (220 километров) от земли, если только Земля Петермана лежит там, где ее поместил Пайер. Вчера следовало бы сделать наблюдения, но было туманно.
К концу вчерашнего дня встретили на пути множество полыней и торосов. В одном, как видно, совсем недавно образовавшемся, торосе нагромождены глыбы пресноводного льда с густо вкрапленной глиной и гравием. Глыбы эти казались темно-коричневыми, и их можно было принять издали за камни. Да я так и подумал, что это камни. Трудно представить, чтобы это был какой-нибудь иной лед, кроме речного, принесенного скорее всего из Сибири. Подобные громадные глыбы пресноводного льда встречались и дальше к северу, и даже под 86° я находил на льду глину».
«Воскресенье, 28 апреля. Вчера прошли немало; думаю, не меньше 4 миль. Выступили в поход еще позавчера примерно в половине пятого пополудни и шли до 9 часов вчерашнего утра. Теперь, наверное, уже недалеко до земли; близится время, когда каждую минуту можно вдруг ожидать увидеть что-либо необычное на горизонте. Ах, как я стосковался по твердой земле, как хочется почувствовать под ногою что-нибудь другое, кроме этого бесконечного льда и снега.
Я уже не говорю о том, как глазам недостает чего-либо темного, на чем они могли бы отдохнуть. Вчера мы снова видели песцовый след; он шел примерно в том же направлении, что и первые два. К концу дня надорвался Желтыш. Силы его, по-видимому, окончательно истощились, он не в состоянии идти дальше; это, пожалуй, полное изнеможение. Сегодня пес не смог больше держаться на ногах, он зашатался и упал навзничь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
