Наблюдая стычки и грызню, «семейную» ссору в республиканской партии, оппозиция ликовала. Взбешенный всей этой историей, один республиканец пришел к Линкольну за разъяснением. Президент философически ответил:
— Не стоит волноваться. Мне это напоминает знакомого, который купил своему сыну, склонному к наукам, микроскоп. Мальчик не выпускал инструмента из рук и разглядывал все, что попадалось под руку. Однажды за обеденным столом отец взял кусок сыру. «Не ешь его, папа, — сказал мальчик, — в нем полно ползучек!» — «Сын мой, — ответил старик, откусывая солидный кусок, — пусть их ползут; если они меня не пугаются, то уж я их, во всяком случае, не испугаюсь».
Уэллес очень огорчился, что по поводу выпуска прокламации о карманном вето Линкольн советовался только с Сьюардом, а не с ним или с кабинетом министров.
Снова генерал Роберт Ли предпринял смелый маневр и вселил страх в сердца юнионистов. Он поставил во главе 20-тысячной армии Джюбала Эрли и Джона Брекенриджа. Под прикрытием Голубых гор они совершили переход через равнину Шенандоа, проскользнули незамеченными через перевал и пошли на Вашингтон.
Отряды Эрли захватили в Хэйгерстауне 20 тысяч долларов наличными, сорвали на протяжении 24 миль рельсы Балтиморской и Огайской железных дорог, разрушили и предали огню мельницы, мастерские, фабрики; в Балтиморе они сожгли дом губернатора Брадфорда; они достигли Силвер-Спринга, откуда уже виднелся купол здания конгресса. «Балтимор в большой опасности», — телеграфировал Линкольну комитет при мэре города и просил прислать войска. Линкольн ответил: «У меня нет ни одного солдата. Все войска в распоряжении военного командования для наиболее эффективной защиты всех. По последним сведениям, противник направляется к Вашингтону. Они не могут одновременно прилететь и к нам и к вам. Мы должны быть бдительны, но и хладнокровны. Надеюсь, что ни Балтимор, ни Вашингтон не будут преданы огню и мечу».
Лю Уолэс, командующий военным округом Балтимора, повел свои войска в Монокэйси, вступил в бой при подавляющем численном превосходстве противника и потерпел поражение. Но это сражение задержало армию Эрли на один день. По общему признанию, этот день спас Вашингтон от позорной сдачи. Густавус-Ваза Фокс, не уведомляя президента, приготовил для него пароход на случай необходимости бежать. В «Золотом зале» в Нью-Йорке 11 июля совершенно обезумевшие от ажиотажа спекулянты золотом подняли цену на него до максимума — в 285 долларов банкнотами за 100 долларов золотом.
Необученные новобранцы и старые солдаты, собранные прямо в госпиталях, были кое-как сколочены в отряды для укомплектования фортов вокруг Вашингтона и защиты столицы от Эрли, перерезавшего все провода к северу от города и направившего свою армию по дороге, ведшей к Седьмой улице, от которой оставалось несколько шагов до департаментов, арсеналов, складов золота и серебра правительства Соединенных Штатов.
На следующий день президент увидел через подзорную трубу два парохода с транспортом войск. Две великолепные дивизии солдат-ветеранов прибыли от Гранта, прямо из Сити-Пойнта. Президент встретил их на пристани и отсалютовал, приложив руку к цилиндру. Солдаты ответили приветственными криками; он помахал им рукой, и они снова и снова приветствовали его.
В этот день, 12 июля, в Вашингтон не поступило ни почты, ни телеграмм.
Солдаты пошли через сожженные зноем поля, сквозь пыль и дымку жаркого летнего дня. У них была задача выбить противника из занятого им дома и сада недалеко от дороги из Силвер-Спринга. Несмотря на губительный огонь, они захватили этот пункт и отогнали пикеты неприятеля на одну милю. Потери — 280 солдат убитыми и ранеными.
Линкольн следил за развитием кровавой драмы с крепостного вала форта Стивенс. Неожиданно просвистела пуля. Упал раненный в лодыжку хирург Кроуфорд. В метре от президента другой офицер получил смертельную рану. Присутствовавшие потом рассказывали, что президент был спокоен и углублен в свои думы. Казалось, что он не сознает опасности. Он стоял под огнем неприятеля, пока, наконец, генерал Райт тоном, не допускавшим возражения, указал ему на бесполезность риска, которому он себя подвергал.
К утру армия Эрли исчезла, увозя повозки с награбленным добром, со знаменами, овеянными смелостью и славой, с деньгами в ящиках, с ботинками на ногах у тех, кто отправился в поход на север босым. Эрли беспрепятственно уходил по той же причине, по какой он пришел. «Никто его не остановил».
А почему? Для ответа потребовалась бы диаграмма, показывающая массу противоречивых указаний начальников и департаментов, большого количества фактов физического и психического свойства, медлительности, страха, зависти, соперничества. Николаи и Хэй записали: «Все жаждали начать преследование Эрли; но Грант был слишком далеко, чтобы отдать необходимые приказания, президент, верный занятой им позиции с тех пор как Грант стал главнокомандующим, не хотел вмешиваться, хотя он с душевной болью видел, что Эрли уходит совершенно беспрепятственно». Галлек считал, что он фактически был только начальником штаба министерства обороны, а не командиром, от которого ждут проявления стратегических способностей. Бен Уэйд сказал о нем: «Поставьте Галлека во главе армии в 20 тысяч, и он не спугнет трех гусынь, сидящих на яйцах в своих гнездах».
19 июля Грант телеграфно просил президента мобилизовать еще 300 тысяч человек, и Линкольн ответил: «Полагаю, что вы еще не видели приказа о призыве 500 тысяч, изданном днем раньше и, вероятно, перекрывающем вашу цифру. Всегда готов принять ваши дальнейшие предложения».
28 и 29 июля Грант и Линкольн обменялись телеграммами, из которых явствует, что они понимали щекотливый, сложный характер управления, притом настолько хорошо, что даже не решались об этом ни писать, ни телеграфировать.
В сложном сплетении взаимной ненависти кое-кто пытался уяснить себе, кто же кого больше ненавидит: чиновники федерального правительства друг друга или все они вместе южан. В Вашингтоне многие были деморализованы боязнью неизбежного поражения. Линкольн и Грант знали об этих настроениях. Грант попытался их рассеять. 1 августа он известил Галлека, что посылает Шеридана с задачей «изгнать неприятеля с занятой им территории». Линкольн одобрил действия Гранта. 3 августа он послал Гранту телеграмму: «Я читал ваше донесение, в котором вы говорите, что намерены поставить во главе действующей армии Шеридана с указанием выйти к югу от позиций неприятеля и преследовать его до полного уничтожения. Идти за ним по пятам, куда бы он ни уходил. По моему мнению, это абсолютно правильная директива войскам».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
