Вошла Лариса.
Лариса. Вы хоть писать мне будете?
Кондаков. Я еще не уехал.
Лариса. Но уезжаете?
Кондаков. Почти.
Лариса села и заплакала.
Ну что вы, Лариса…
Лариса. Обидно… что хороший специалист уезжает…
Кондаков. Вы рыдаете по общественной причине?
Лариса. Вот именно! А вы что думали? Что я в вас влюблена? Да у меня таких, как вы, — навалом! И с окладами, и с квартирами, и с машинами! Господи, что я мелю… Рем Степанович, дорогой, не уезжайте!
Кондаков. Успокойтесь, пожалуйста. Кто вам сказал, что я хочу уехать?
Лариса. Мне шефиня только что позвонила.
Кондаков. Я и говорю, что вы плачете по поручению общественности.
Лариса. Нет, Рем Степанович. Я плачу от своего имени. Если бы вы только знали, как это жутко — каждую минуту, каждую секунду думать о человеке, который не думает о тебе.
Кондаков. Я это знаю. Лариса, я вам многое должен объяснить.
Лариса. Ничего не нужно. Только не уезжайте. Вы отвергли мою любовь…
Кондаков. Лариса…
Лариса. …отвергли мою любовь очень интеллигентно, очень мягко, не воспользовавшись…
Кондаков. Лариса!
Лариса. И тем не менее я прошу вас — не уезжайте, хоть ваш отъезд, конечно, принес бы мне избавление… Но вы не имеете права уезжать!
Кондаков. Почему?
Лариса. Неужели вы сами этого не понимаете? Однажды вы уже уехали. Из Ленинграда. Нельзя вечно уезжать от проблем. В вашем возрасте пора бы уже их решать.
Кондаков. Это… вам тоже внушила шефиня?
Лариса. Это внушаю вам я!
Звонит телефон.
Я могу выйти.
Кондаков. Не надо. (Взял трубку.) Слушаю… Да, я доктор Кондаков. Какая машина? Это кто звонит?.. Здравствуйте, Сергей Сергеевич… Кто стрелял? Он убит? Да, конечно, я готов. Жду. (Положил трубку.) В Короткевича только что стреляли.
Лариса. Он убит?
Кондаков. Не знаю.
Снова — телефон.
Слушаю. Да, шестьдесят — семьдесят четыре. Какой город вызывает? Ленинград?.. Нет, Кондакова нет. Еще не пришел с работы. Это сосед говорит.
Лариса. Вы, может быть, мне что-нибудь объясните?
Кондаков. Если б я мог…
* * *
Ординаторская. Капитан Ситник.
Ситник (говорит по телефону). Да я все бегаю, товарищ полковник, туда-сюда. Там же операция идет… Оперирует доктор Кондаков… Нет, был всего один выстрел — через окно, со стороны улицы Крестьянской. Пуля застряла в мякоти плеча… Да, конечно, товарищ полковник. Пархоменко здесь и его группа. Слушаюсь.
Появились Косавец и Лариса.
Ну, что там?
Косавец. Заканчивают. Психбольница с выстрелами! Господи! Полный набор!
Ситник. Пойду взгляну. (Ушел.)
Косавец. Лара, ты в последнее время избегаешь меня. Я знаю, почему.
Лариса. Сейчас не время для сцен.
Косавец. Никаких сцен, хорошая моя.
Лариса. Ты уже стоял на коленях, писал письма, все было. С меня довольно.
Косавец. Не могу поверить, что ты меня больше не любишь. Это просто не укладывается у меня в голове.
Лариса. Я давно сказала тебе об этом.
Косавец. Передумай, любимая. Ну что тебе в нем? Он — залетная птица. Приехал — уехал. А я при тебе всегда. И все время думаю о тебе. Вчера на проспект Молодости завезли польскую мебель. Я слетал туда, договорился. Хочу обставить твою квартиру по-европейски. Помнишь, нам ведь хорошо было с тобой, Лара, жизнь моя! Пластинки достал для тебя… эти… «Роллинг Стоунз». Ты любишь.
Лариса. Лева, мне трудно это повторять, но я тебя не люблю.
Косавец. Значит, ты любишь его?
Лариса. Кого я люблю — уж это мое дело.
Вошли Чуприкова, Кондаков, Ситник.
Ситник. Пуля стандартного немецкого «парабеллума»… Больной в сознании? Как вы считаете?
Кондаков. Интересно, как это можно узнать?
Ситник. Ах, да… Лидия Николаевна, освободите любой бокс с окнами во двор, переведите туда Короткевича. Мы будем его охранять.
Чуприкова. Какой ужас!
Ситник. Ужас… Наверное, все самое страшное в его судьбе произошло много лет назад. Тут я наткнулся на список, так сказать, оборудования, которое наши войска обнаружили в камере допросов гестапо. Вернее, в камере пыток. Есть у кого-нибудь закурить?
Чуприкова протянула сигареты.
Спасибо. Козлы для порки… электрические провода… клещи… Даже патефон.
Чуприкова. Господи, патефон-то зачем?
Ситник. Узники кричали… Фашисты либо заводили грузовик под окном, чтобы эти крики заглушить, либо ставили пластинки — на полную громкость. Сотни лет человечество содрогается, вспоминая муки Христа. Так вот его палачи — это дети по сравнению с фашистами.
Вошел полковник Логинов.
Логинов. Здравствуйте. Накурили — топор вешай. Доктор, что вы скажете?
Кондаков. Пуля попала в плечо. Кость не задета. Пулю извлекли.
Логинов. Какое оружие?
Ситник. Немецкий «парабеллум».
Логинов. Ты не ошибся? Оружие надежное. Что же он промахнулся?.. Рука старая стала… Товарищ Кондаков, что будем делать?
Косавец. Считаю своим долгом сообщить вам, что коллега Кондаков отстранен от лечения больного Короткевича.
Кондаков. Да, это правда. Кроме того, я сегодня подаю заявление об уходе.
Логинов. Вот это новости. А в чем причина?
Кондаков. Ну, причин много, и они не входят в вашу компетенцию.
Косавец. Причина одна: коллега Кондаков пытался применить методику, которая могла бы привести к летальному исходу. К смерти больного.
Логинов. Пытался? Почему же не применил?
Косавец. Потому что общественность больницы распознала эту авантюру и проявила…
Логинов. Бдительность?
Косавец. Вот именно. Это слово я и искал.
Логинов. Выходит, что Короткевича пытались убить дважды? Вы это хотели сказать? Сначала доктор Кондаков, а потом вот этот, с «парабеллумом»? Так?
Косавец. Выходит, так.
Логинов. Вы могли бы это доказать?
Косавец. Вот главврач наш, она подтвердит.
Чуприкова. Ничего я не подтверждаю. Когда вы, Лев Михайлович, каждый день бегали ко мне в кабинет и интриговали против Кондакова, я могла понять причину. Но сегодня, в присутствии… посторонних… так все извратить…
Косавец. Я, как честный…
Логинов. Извините. Кондаков, что же вы молчите? Вас обвиняют Бог знает в чем, а вы сидите, как посторонний!
Кондаков. Я устал…
Логинов. Разве можно быть к своей собственной судьбе настолько безучастным?
Кондаков. Мне все равно. Я уезжаю.
Логинов. Ну и правда, сумасшедший дом! Никуда вы не уезжаете. Возбуждено дело о попытке убийства, и до окончания следствия вы обязаны остаться здесь. Просто поразительно, как вы мягкотелы! Хотел бы я на вас взглянуть, Рем Степанович, в другие времена! Что касается вас, доктор Косавец, то я вам не верю ни на грош! Не верю в то, что Кондаков намеревался убить Короткевича.
Косавец. Я не в том смысле выразился…
Логинов. Нет, в том, в том. Я вас прекрасно понял. Выбор методики, борьба школ — это ваши дела. А вот кто кого убить хотел — это уж моя епархия. Тем более что я знаю, кто хотел убить Короткевича.
Косавец. Надеюсь, не я?
Логинов. Такими вещами не шутят. Теперь я попрошу остаться вас, Рем Степанович, и главного врача.
Лариса и Косавец поднялись и пошли на выход.
Лариса. Я могу высказать свое мнение по поводу случившегося?
Логинов. Да, пожалуйста, только покороче.
Лариса. Спасибо. (Подошла к Косавцу и влепила ему пощечину. Ушла.)
Косавец. Я подаю заявление об уходе.
Логиков. Ну и порядки у вас! Это что — медсестра ваша?
Чуприкова. Ударник комтруда.
Косавец ушел.
Логинов. В Короткевича стрелял человек, которому стало известно о ваших опытах. Весьма возможно, что стрелявший лично заинтересован в том, чтобы Короткевич молчал. А слух о том, что городская знаменитость, великий немой, может заговорить, мог попасть к преступнику самым разным путем. Персонал больницы рассказывал, артист, с которым вы работали…
