Ивица вдруг увидела возможность вырваться. Она обратит волшебство эльфов себе на пользу, применит его по-своему. Оно приготовило ей ловушку, и она позволила это, но выход все же существует. Танец — это сон, а сон можно изменить, если у нее хватит силы. Она еще не совсем пропала — пока. Если она сама этого не захочет. Если не забудет.
Она закрыла глаза и в вихре танца позвала Бена Холидея. Она может вообразить его, как могла вообразить и все остальное. Это — волшебство мира эльфов. Если она прогонит свой страх, она сможет управлять видениями, овладеть ими, воздействовать на их направление. Вот какой урок когда-то преподал Бен. Вот почему ее и предостерегал Дирк. Используй волшебство, чтобы освободиться. Используй танец, чтобы вырваться.
— Бен! — позвала она, и голос ее прозвучал звонко и уверенно.
И тут произошло нечто удивительное и совершенно неожиданное.
Рыцарь лежал в лабиринте и спал, вытянувшись во весь рост на земле, под сенью дубов, чья листва сомкнулась вверху, словно шатер. Дама, примостившись поудобнее, спала, прижавшись к нему. Голова ее лежала у него на плече, рука нежилась на его груди. Она улыбалась. Этой ночью жесткость, так часто уродовавшая ее лицо, исчезла. Туман и сумрак висели повсюду, закутав весь мир и всех, кто в нем бродил, но на эту минуту рыцарь и дама забыли об остальном мире.
Химера сидела в нескольких шагах от них, съежившись под своим плащом, и беспокойно за ними наблюдала. Ей казалось, что происходит что-то не то. Она не могла бы объяснить, в чем дело, но в развитии событий она чувствовала некую ложь. Ощущение было безошибочным. Эта пара была врагами, и их новый союз был неразумен и неверен. Химера полагала, что их порыв обернется против них. Возможно, он даже их погубит.
Ее уродливые черты сморщились от отвращения, и она решительно отвернулась.
К рыцарю во сне пришло видение. Сначала сон был лишен фокуса: в неопределенных звуках и движениях он унесся куда-то сквозь время и расстояние, стремясь к какой-то неизвестной цели. Он был умиротворен и поэтому не сопротивлялся притяжению, захватившему его. А потом он начал слышать голоса — нет, один голос, который называл какое-то имя. Он слышал, как имя повторяется снова и снова. Он узнал этот голос, хотя и не мог вспомнить, кому он принадлежит. И имя тоже казалось знакомым — Бен.
На ходу он прислушивался к звукам, нутром ощущая, что приближается к ним, что его притягивают, что его зовут специально — Бен.
А потом его словно дернула огромная рука, и он почувствовал, что снова оказался на земле и стоит в полный рост. Теперь голос звучал совсем явственно и очень близко. Его звала женщина, и она была в опасности. Он ее знал, он был с ней связан, и она просила его защиты.
Рыцарь сразу же бросился к ней, вытягивая из ножен огромный палаш, пробиваясь сквозь лес, где деревья нависали над ним. Это был лабиринт — и в то же время это был не он. Он не мог объяснить, в чем дело, но эти два места были разделены — и в то же время соединены. Все элементы были теми же. Он поднял палаш перед собой, готовясь вступить в бой. У него по-прежнему не было тяжелых доспехов: он был только в кольчуге, кожаном одеянии, при ремне, в сапогах и перчатках. Но он почти не обратил на это внимания. Он не ощущал страха перед тем, что его ждало. Уверенность, которую давала ему его правота, прогнала все сомнения. Его долг — приходить на помощь тем, кому он поклялся, а звавшая его женщина была среди них первой.
Он добрался до поляны. Там, где она раскрывалась небу, в туманной дымке что-то светилось. При его приближении разбежались какие-то фигуры — небольшие существа, худые и угловатые, сплошные острые углы и кусочки моха и палочек. Они шарахались от него, словно от смертельной заразы, шипя и метаясь, будто загнанные в угол крысы. Он прошел между ними, не замедляя шага, и остановился в центре поляны.
Женщина, танцевавшая в неясном свете и полутьме, бросилась к нему в объятия и ухватилась за него, словно он был якорем спасения в бушующем море. Ее обнаженное тело дрожало, словно от сильного холода, и она прижималась к нему, уткнувшись лицом в грудь.
— Бен, — прошептала она. — Ты пришел!
Рыцарь прижал женщину к себе, пытаясь успокоить ее дрожь, и вдруг на него волной нахлынули воспоминания.
— Ивица! — яростно прошептал он в ответ.
И тут он все понял. Обман, сковывавший его, распался при ее прикосновении, при звуке ее голоса, при виде ее лица. Хоть он и спал, но каким-то образом этот сон был явью. Он был призван к ней во время сна, но они оказались вместе столь же реально, словно это был не сон и они были здесь во плоти. Она цеплялась за него, шепча его имя, рассказывая что-то, чего он не мог понять. Они были в волшебных туманах. Эльфы заключили ее в плен танца, и она не могла вырваться на свободу. Их дитя хотят отнять и оставить здесь навсегда. Но тут все становится реальностью, если только можно это себе вообразить, и поэтому она вообразила его появление, чтобы он спас ее, помог в отчаянной попытке освободиться. И он действительно пришел, но не так, как она думала. Он действительно оказался здесь. Как это произошло? Как он прорвался в волшебные туманы?
Вокруг них в сумраке шипел и метался разъяренный рой эльфов. Их обуревала ярость. Он увидел, что неподалеку сидит Дирк с Лесной опушки и наблюдает за ними в своей обычной кошачьей манере. Дирк с Лесной опушки? Что он тут делает?
Ах, но гораздо важнее — что было сделано с рыцарем из лабиринта, который теперь узнал, что он Бен Холидей? Чары забвения были разбиты, и на него нахлынули воспоминания. Волшебством его вырвали из Сердца и заключили в испещренной рунами Шкатулке. Это последнее, что он помнил до своего пробуждения в лабиринте. А еще — что там стоял Хоррис Кью, что он поставил Шкатулку на землю и отступил как раз в тот момент, когда Бен упал в нее, летя вверх тормашками с…
У него замерло сердце: с Ночною Мглой и Страбоном. С дамой и химерой.
Истина оглушила его, так что какое-то мгновение он не мог ни двигаться, ни дышать. Он цеплялся за Ивицу, словно они поменялись местами, и теперь она стала спасательным кругом, который не давал ему пойти ко дну. Она ощутила его потрясение и быстро подняла голову, обхватив руками его лицо.
— Бен, — снова прошептала она. — Пожалуйста, не переживай. Ничего страшного.
Он огромным усилием скинул с себя оцепенение. Краем глаза увидел разрывы. Ткань сна, который привел их друг к другу, начала распадаться, исчезать. Волшебство заканчивалось. Ивица тоже это почувствовала. С окончанием танца сну стало нечем питаться. Она начала одеваться, не обращая внимания на тихие звуки ярости, доносившиеся из туманов. Она снова пришла в себя и была полна решимости не поддаться новому обману. Одевшись, она наклонилась над землей, где танцевала, и собрала горсть почвы в мешочек, привязанный на талии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
