— Простите, сударыня, не скажете номер квартиры господина Маосье?
— А его нет. Они с женой уехали в Ла-Боль, у них там вилла.
— Знаю. Но ведь осталась мадемуазель Берта, кухарка.
— Как вам угодно… Второй этаж, направо. Впрочем, направо или налево — все равно: они занимают весь этаж.
Лифта не было, но лестница оказалась широкая и пологая. Мегрэ позвонил в дверь старого, хорошо навощенного дерева. Довольно долго квартира не подавала никаких признаков жизни. Наконец послышались семенящие шаги, и дверь отворилась.
— Хозяева…
— В Ла-Боль, знаю. Я пришел поговорить с вами.
— Со мной?
— Вы мадемуазель Берта, кухарка?
— Входите. Чего говорить через порог?
Она проводила комиссара в просторную гостиную, залитую светом из трех высоких окон и обставленную мебелью, вполне соответствующей стилю здания.
— Присаживайтесь. Вы пылесосы продаете?
— Нет. Я из уголовной полиции.
Она осмотрела его с головы до ног, ничуть не скрывая этого. Чувствовалось, что женщина она решительная и за словом в карман не лезет.
— Вы случайно не комиссар Мегрэ?
— Он самый.
— Занимаетесь тем клошаром, как его?.. Нет у меня памяти на фамилии.
— Вивьен.
— Правильно. Странная мысль — убивать клошара, вы не находите? Если он не из тех сумасшедших нищих, которые прячут в тюфяке миллионы.
— Это не тот случай. Вчера в Ла-Боль я видел вашего хозяина.
— Вот как?
— Вы знали его до того, как он женился?
— Я познакомилась с ним после его помолвки с мадемуазель Касегрен. И с тех пор служу у них. Господин Касегрен, нотариус, живет на авеню Вилье. Жена у него часто болеет. У них осталась служанка, которая и ухаживает за хозяйкой, и готовит. Господин Касегрен после замужества дочери настоял, чтобы я переехала к ней.
— Сколько лет уже прошло с тех пор?
— Почти пятнадцать. Для меня разница в том, что горничной нет и я тут прислуга за все… Правда, не совсем так. Мадам помогает мне да и готовит не хуже моего.
— Часто они уходят из дому?
— Редко. Иногда в театр или в кино. Встречаются всего с несколькими давними друзьями.
— Между собой ладят?
— Не ссорятся по пустякам, если вас это интересует.
— Вы полагаете, они любят друг друга?
Ответом было молчание.
— У господина Маосье на стороне никого нет?
— Вот уж не знаю. Не могу ничего сказать.
— Бывает, что по вечерам он уходит один и возвращается очень поздно?
— Никогда. Ой, нет, было на прошлой неделе… Часов около одиннадцати, когда мадам пошла проводить свою мать, которая ужинала у нас, он как угорелый влетел в дом и кинулся к себе в спальню. И тут же убежал. Мадам, возвратившись, решила не ждать его и легла. Не знаю, слышала ли она, как он пришел. Он прокрался как мышка. А вернулся он, я точно знаю, после трех ночи.
— Давно у них раздельные спальни?
— Почти сразу же после свадьбы. Хозяину с утра надо быть у заказчиков, он встает спозаранку. Мадам просыпалась от этого, а она любит понежиться в кровати подольше…
Достаточно посмотреть, как мадемуазель Берта говорит о Маосье, чтобы понять: она его недолюбливает. О хозяйке же она говорила прямо с обожанием.
— Сколько ей было, когда она вышла замуж?
— Ровно двадцать лет и один месяц.
— Где они встретились, вам известно?
— Нет. Девушкой она много выезжала, но ведь нынешние девушки обходятся без дуэний.
— Счастлива она?
Снова красноречивое молчание.
— Разочаровалась в браке?
— Она не из тех женщин, которые сетуют и разыгрывают меланхолию. Жизнь она принимает такой, как она есть.
На пианино Мегрэ заметил фотографию супругов. На снимке Луи Маосье был с усами, сейчас он их не носит. А его жена в молодости была блондинкой и мелко завивалась.
Кухарка увидела, куда смотрит Мегрэ, и внезапно спросила:
— А что он такого натворил?
— С чего вы так решили? Разве обязательно нужно что-то натворить?
— Будь он ни в чем не виноват, вы бы сюда не пришли. Раз такой человек, как вы, утруждает себя…
— Не могли бы вы проводить меня в его спальню?
— Он взбесится, если узнает. Но ничего. Я его не боюсь.
Они прошли через столовую, потом по коридору.
— Вот тут спальня хозяйки, — растворив дверь, сообщила мадемуазель Берта.
Веселенькая спальня, выдержанная в светло-серых с оттенком голубого тонах. Ноги тонут в белом пушистом ковре.
За стеной спальня Маосье; она, разумеется, скромней, но и в ее убранстве ощущается хороший вкус.
— Кто выбирал обстановку?
— Мадам. Она прослушала в Лувре курс истории искусств и еще посещала Школу декоративного искусства.
— На рояле играет?
— Да. Но только, когда остается одна.
В спальне Маосье все было в бежевых и коричневых тонах.
— Скажите, у Маосье есть оружие?
— Есть. Недели две назад я видела у него револьвер.
— С барабаном?
— Вы хотите знать, есть ли в нем такой цилиндр, куда вставляют патроны?
— Да.
— Нет. Он плоский.
— Пистолет?
— Знаете, взгляните сами.
Она подошла к ночному столику, выдвинула верхний ящик, и на лице ее выразилось удивление.
— Нету…
— Может, он взял его с собой в Ла-Боль?
— Исключено. Чемодан-то собирала я.
— Может быть, куда-нибудь переложил?
Мадемуазель Берта заглянула в два других ящика: там лежали ключи, перочинный ножик, членские билеты разных обществ.
— Сколько помню себя, пистолет всегда лежал в этом ящике.
— Две недели назад вы точно видели его? А патроны в ящике были?
— Были. Целая коробка. Тоже исчезла.
Кухарка обшарила стенной шкаф, ящики комода, даже в ванную комнату заглянула.
Когда она снова посмотрела на Мегрэ, лицо у нее было мрачное и, пожалуй, даже побледнело.
— Я вот думаю, угадала я или нет причину вашего прихода.
— Вы удивлены?
— Немножко. Но не очень. Вы, наверно, будете смеяться, когда узнаете, почему я не удивилась. Он не любит животных. Не хочет ни кошки, ни собаки в доме. У мадам был коккер-спаниель, он всегда был с нею, но хозяин вынудил ее избавиться от пса.
— Думаю, ближайшие несколько дней вам не следует покидать Париж. Вы мне можете понадобиться.
— Я буду здесь.
И через секунду, провожая Мегрэ в гостиную, она спросила:
— Вы видели мадам в Ла-Боль?
— Да.
— Она, конечно, принимает солнечные ванны?
— Да.
— На море она все дни проводит на солнце. В Ла-Боль ездила еще в детстве с родителями.
— Ваши хозяева не хотят детей?
— Со мной они на эту тему не говорили, но, думаю, не хотят.
— Благодарю вас, мадемуазель Берта. Вы мне очень помогли.
— Я старалась быть вам полезной…
Она только не добавила: «…чтобы подложить хозяину свинью».
На набережную Орфевр Мегрэ приехал в такси. Торранс доложил, что звонили из Нанта и что на вилле «Зонтичные сосны» все без изменений. Спрашивали, продолжать ли наблюдение.
— Позвоните им и скажите: продолжать. Людей, куда я тебе сказал, поставил? — спросил Мегрэ у Жанвье.
Жанвье был единственный, к кому он всегда обращался на «ты». Правда, бывало, он «тыкал» и Лапуэнту, который последним пришел в отдел. Остальным говорил «вы», «тыкал» лишь по рассеянности или в пылу работы.
— На улицу Тюрбиго кого послал? Он хорошо укрылся: я проходил мимо и никого не заметил. Правда, напротив дома бистро.
— Там Барон. На Монмартре — Неве.
Мегрэ направился в крыло, которое занимают судебные следователи, и постучался к Кассюру. Тот крикнул: «Входите!»
— Есть новости? — обрадовался он.
— Пожалуй, да… Думаю даже, имеет смысл выдать постановление о задержании.
— Рассказывайте.
Мегрэ, усевшись на неудобный стул, принялся рассказывать, где успел побывать за эти два дня.
— Никакой уверенности, что Маосье — убийца Вивьена, у меня нет, но у нас достаточно улик против него, чтобы допросить, куда основательней, чем я это сделал на пляже.
— Я тоже так думаю. Как вы собираетесь доставить его сюда? Пошлете парочку своих людей или обратитесь к тамошней жандармерии?
— Пошлю своих, если найду незанятых. Мы сейчас работаем с настолько ослабленным составом, что если об этом проведают преступники, будет худо.
— Я подпишу вам постановление.
И он вынул хорошо знакомый Мегрэ бланк.
— Имя?
— Луи.
— Маосье через одно или два «с»?
— Через одно. Благодарю, господин следователь.
— А на авеню Трюден вы пойдете?
— Да, собираюсь сегодня сходить.
Мегрэ опять отыскал Жанвье.
— Нужны два человека.
Бедный Жанвье растерялся.
— И надолго нужны?
— Сколько займет, чтобы съездить кое за кем в Ла-Боль.
