— Не забывай, что тебе сказал дож, Марко, — постоянно напоминал он мне. — Ты должен заботиться о своих потомках, ты должен передать Торговый дом Поло сыновьям.
— Отец, ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу. Я ничего не имею против отцовства, но материнство стоило мне гораздо дороже, чем я мог предположить.
— Чепуха! — однажды строго вставила моя мачеха, но затем добавила уже мягче: — Я не собираюсь преуменьшать твою потерю, Марко, но должна возразить. Когда ты рассказал эту трагическую историю, то говорил о хрупкой иноземной женщине. Венецианки же самой природой предназначены для того, чтобы рожать. Им нравится, когда «живот лезет на уши», как выражается чернь, они чуть ли не испытывают нужду в этом. Найди себе добрую венецианскую жену с широкими бедрами и предоставь остальное ей самой.
— Или, — предложил мой практичный отец, — постарайся найти женщину, которую ты полюбишь в достаточной степени, чтобы захотеть иметь от нее детей, но при этом не настолько сильно, чтобы ее потеря стала для тебя невыносимой.
Когда строительство Ca’Polo было завершено и мы въехали туда, отец полностью посвятил себя новому, еще более необычному проекту. Он основал удивительное учебное заведение, которое я мог бы назвать школой для торговцев и искателей приключений. В действительности у него никогда не имелось названия, и это не было школой в классическом ее понимании. Отец просто предлагал свой опыт, советы и доступ к нашей коллекции карт любому, кто собирался искать счастья на Шелковом пути. В большинстве своем это были молодые люди, которые обращались к нему с просьбами научить их, хотя было и несколько человек моего возраста. Основным условием являлось отчисление доли от прибыли первой успешной торговой экспедиции ученика — в Багдад, Балх, куда-либо еще на Восток, вплоть до самого Ханбалыка. Никколо Поло передавал в распоряжение начинающим искателям приключений всю полезную информацию, которой сам обладал, предоставлял новичку копию пути из наших собственных карт, учил его некоторым необходимым фразам на торговом фарси, даже сообщал ему имена местных торговцев, погонщиков верблюдов, проводников, перегонщиков скота и тому подобных полезных людей из числа тех, кого тот мог встретить в пути. Отец ничего не гарантировал — поскольку, в конце концов, большая часть его знаний могла к этому времени устареть. Но точно так же и начинающие путешественники не должны были ему ничего платить за обучение, пока они не получат от этого прибыли. Насколько я помню, многие новички все-таки отправились в том направлении, куда дважды совершал путешествие maistro Поло, некоторые благополучно вернулись обратно из Персии, а один или два из них даже разбогатели и заплатили то, что причиталось, учителю. Думаю, что отец занимался бы этим необычным делом, даже если бы оно не принесло ему ни багатина, потому что в известном смысле это позволяло ему все еще путешествовать по далеким землям — даже в последние годы жизни.
И надо же такому случиться: однажды я, беззаботный бродяга, вечный скиталец, своенравный, как любой ветер, вдруг обнаружил, что мои горизонты сузились до ежедневного присутствия в бухгалтерии и на складе компании и двухразовых пиршеств, сопровождаемых сплетнями в Риалто. Увы, я выполнял свой долг. Кому-то надо было заниматься Торговым домом Поло. Мой отец, в сущности, удалился от дел, а дядя Маттео был инвалидом и никуда не выходил из дома. В Константинополе мой самый старший дядюшка тоже постепенно отошел от дел (и умер вскоре после этого, думаю, от скуки). Поэтому там мой двоюродный брат Никколо, а здесь я взяли на себя всю ответственность. Мне кажется, что подобная деятельность действительно была по душе моему двоюродному брату. Вы спросите: а как же я сам? Ну, я честно выполнял эту полезную и не слишком тяжелую работу. Я еще не начал скучать от ее однообразной монотонности, я все еще не до конца сдался, хотя в глубине души и подозревал, что теперь так будет всю мою жизнь. Но вскоре произошли две вещи.
Во-первых, ты, Луиджи, прислал мне копию своей только что оконченной «Книги о разнообразии мира». Я тут же начал каждый свободный миг читать ее и получал при этом огромное наслаждение. Как только я закончил чтение последней страницы, то отдал ее переписчику, чтобы тот сделал для меня несколько дополнительных экземпляров. Я нашел, что в целом книга просто восхитительна, там было всего лишь несколько ошибок, допущенных полностью по моей вине, потому что я слишком быстро рассказывал, и ты не успевал записывать, я же потом не позаботился с должным вниманием перечитать твой первоначальный набросок.
Ошибки у тебя встречаются следующие: кое-где возникла случайная путаница в датах, отдельные приключения изложены не в той последовательности, неправильно записаны некоторые сложные восточные географические названия: ты, например, пишешь «Сайнфу» там, где должно быть «Юньнань Фу», и «Янчжоу» вместо «Ханчжоу» (из-за этого получается, будто бы я служил в качестве сборщика налогов совершенно в другом городе, далеко от того места, где это было на самом деле). Вообще-то такие тонкости имеют значение только для меня — кто еще в этом западном мире знает разницу между Янчжоу и Ханчжоу? Я даже не побеспокоился приказать, чтобы мой писец исправил ошибки, когда делал копии.
Я официально преподнес одну из копий дожу Градениго, а тот немедленно ознакомил с ее содержанием знатных членов Совета, а они рассказали о ней своим родственникам и слугам. Я подарил еще одну копию синьору Грисостомо, священнику нашего нового прихода Сан-Жуана. А он, должно быть, рассказал о книге всему духовенству и всей своей пастве, потому что я тут же снова стал знаменит. Даже с еще большей алчностью, чем та, которую они демонстрировали; когда я прибыл из Китая домой, люди начали искать со мной знакомства, являться ко мне под надуманными предлогами, показывать на меня на улице, на Риалто, из проплывавших мимо гондол. А твои личные копии, Луиджи, должно быть, тоже распространились и рассеялись, подобно семенам одуванчика, среди торговцев и путешественников, прибывших в Венецию из чужих краев. Утверждают, что якобы некоторые приезжают посмотреть на меня точно так же, как на базилику Сан Марко и другие достопримечательности города. Если я принимал чужеземцев, то многие говорили мне, что прочли «Книгу о разнообразии мира» у себя дома уже переведенной на их родной язык.
Как я уже говорил, Луиджи, нас не спасло даже то, что мы с тобой выпустили из повествования много вещей, которые казались нам слишком невероятными, чтобы в них поверить. Некоторые энтузиасты искали со мной встречи, рассчитывая познакомиться с тем, кого они действительно считали путешественником в дальние страны, однако по большей части люди желали увидеть человека, которого они по ошибке принимали за Великого Сочинителя, автора образной и развлекательной выдумки, а некоторые надеялись хоть краешком глаза взглянуть на Удивительного Лжеца — так толпа собирается, чтобы посмотреть, как секут какого-нибудь знаменитого преступника на площади у столбов. Казалось, что чем больше я протестовал, заверяя, что рассказал чистую правду, тем меньше мне верили, и с тем большим юмором (хотя и с любовью) ко мне относились. Едва ли я мог пожаловаться на то, что стал центром всеобщего внимания, потому что взгляды тех, кто смотрел на меня, были теплыми и полными восхищения, но я бы предпочел, чтобы мною восхищались не как выдумщиком.
