По обговоренной коде музыканты закончили первый подход четкими громкими ударами, в ответ на которые пресс танцовщицы застывал в одном из своих изгибов.
Все шло своим чередом, по накатанной колее. В гомоне привычных аплодисментов она склонилась и вытянула руки. Один из близстоящих стражников отдал князю загорский нож. Кремен спустился с подиума, прошелся по ковру и уложил его на предплечья танцовщицы. Сделал это он почти правильно, но Аса движением, заметным только специалистам, чуть переместила клинок, когда князь отвернулся.
Уже сейчас Октис могла привести план в исполнение. Бросить клинок Воронею, что стоял справа, или самой нанести рубящий удар в спину Кремена. Но ей по-прежнему хотелось получить второй нож. Ведь состоявшимся убийцам все равно придется прорываться через княжескую стражу. И тогда уж лучше быть изначально небезоружным. К тому же загорский нож на ее руках стоил минимум пятнадцать золотых.
И второй будет стоить столько же. – Октис теперь хорошо понимала значимость денег в мирской жизни.
Начался второй подход. Аса в танце приступила к привычной проверке характеристик ножа. С одной стороны, она могла не сомневаться в качестве, точности и балансе. Это был нож правящего князя. С другой – одни Боги знали, что таится в княжеской голове. Первый подход не изменил их взаимных двусмысленных отношений – только приумножил. Взгляд князя оставался тем же. Даже когда лицо его не скрывало удовлетворения от увиденного, в нем все еще бродила неизменная капля сдержанного противостояния. Лицо же Асы замерло на все выступление, выражая только бесстрашие и надменность. Другие танцовщицы во время танца стреляли глазами в зрителей – самых важных из них, разливались в улыбке, сокрушаясь от восхищения перед самой собой. Но ее глаза хранили застывший блеск, губы были сложены в едва заметной улыбке, а подбородок приподнят, будто танцовщице опустить голову мешал твердый нашейник.
Нож оказался без подвоха. Видимо, сам князь не собирался играть с ней в грязные игры. Аса приступила к основной части. Она продолжила привычный танец, усложнив его лишь опасным клинком, который укладывала на части тела. Она уложила острием вверх загорский нож на открытую часть груди, приковав к ней всеобщее внимание и не оставив ни у кого сомнений об истинном мотиве женских танцев. Если бы женская грудь, принимающая на себя вес ножа, была бы большая, на этом выступление танцовщица могла бы и закончить. В толпе знатных зрителей обязательно бы нашлись желающие превратить ее в содержанку на какое-либо время. И танцовщица, и ее импресарио были бы в счастливом достатке. Но грудь Октис – крепкая, стройная, молодая – размеров все же была средних. К тому же, хоть в толпе и были желающие устроить умеренно богатую жизнь для танцовщицы и ее хозяина, у последних по-прежнему оставались другие планы.
Вторую половину подхода Аса протанцевала исключительно с ножом на голове, но будто там его не замечая вовсе. Закончила она тем, что склонилась перед князем и смахнула кивком клинок на вытянутые руки. Прием был известный, но в основном случаями неудачного исполнения. Клинок мог попасть на голые предплечья лезвием вниз и эффектно ранить танцовщицу. Выступление бы на этом закончилось. Были известны и более пикантные случаи, когда лезвия ножа уходило в нос неаккуратной девицы. Не то, что выступление – на этом могла оборваться карьера обезображенной. Или прерваться на длительное время, если рана оказывалась не слишком значительной для женской красоты. Но Октис была с клинком «на ты». Ей только оставалось забрать его с рук и спрятать от князя за спиной, дабы никто не подумал, что танцовщица решила на этом закончить.
Кремен не стал разыгрывать представление. Он лишь выдал ей хитрый поклон в знак неминуемого согласия с третьим подходом. Музыка возобновилась, стала более энергичной, с развитием лишь набирая темп и окраску. Теперь уже танцовщица на всех правах ухватилась за рукоять массивного ножа.
Хитрость этих приемов – в танце и в реальном бою – заключалась в том, что воин, вращающий простой клинок подле себя, не выпускал его из рук. Он вращал саму кисть, ослабляя или напрягая ее в зависимости от фазы движения. Хитрость же обращения именно с загорским ножом заключалась в том, что обладатель мог и вовсе выпустить его из крепкого ухвата на пару оборотов. Так он мог ускорить вращение, либо наоборот замедлить. Воину оставалось только избежать в этот момент удара по клинку, а танцовщице, не ожидающей атаки противника – только не перетереть руки бечевкой рукояти. Но на то кисти обматывались лентой под цвет платья, и Октис этим не пренебрегала.
Третий и четвертый подходы всегда интриговали зрителей, прежде всего, сомнением в собственной безопасности. Любители опасных танцев за первые подходы забывали о будущем волнительном развитии. Быть ближе, взирать на зрелище без преград – почетно и важно в обществе себе подобных. Но к третьему подходу все знатные выскочки понимали, что попадают в ловушку собственной гордости. Теперь им хотелось, чтобы между ними и танцовщицей была хоть какая-нибудь преграда. Но желающих протиснуться вперед не было, а отступить сами назад они не могли. Так и приходилось стоять на передовой и получать удовольствие в мере большей, чем хотелось бы. К тому же Аса в этом плане милосердием не отличалась. Ножом она владела профессионально – не было ни единого случая сколько-нибудь значительной ошибки с ее стороны. Но нервировать зрителей она любила. Лезвие ножа не раз проносилось совсем уж близко от гордых носов, едва заметно обдувая онемевшие лица. Она часто и вовсе выпускала снаряд из рук в их близи. И глаза ее в этот момент будто сверкали, а ухмылка лишь крепла. Пугать зрителя в надобности танцовщиц вовсе не входило, но Аса возвела это чуть ли не в обязательное правило.
Оправдав репутацию, она сложилась в известную позу, уложила меч на руки. Но, в отличие от обычая, в отличие от всех предыдущих выходов, она не опустила взгляд в пол, а смотрела на князя.
Получалось, что исподлобья.
Если Кремен захочет на этом закончить – сойдет с подиума с пустыми руками, нужно будет приступать к делу немедленно. Ведь он может просто забрать свой клинок. С ними никто до выступления о выкупе не договаривался, а красивый обряд оказался только данью легендам – никто не хотел за один лишь танец расставаться с дорогостоящим оружием. И богатые правящие князья вполне могли оказаться не исключением.
Тревоги Октис воплощались в жизнь: четкий громкий ритм ее сердца дернулся и сбился, застучал с большей силой, когда Кремен встал безоружный. Он шел к ней, а танцовщица лишь служила опорой ножу, но не владела им. Она нервно перевела взгляд на Воронея – тот ситуацию понимал хорошо, подвинулся чуть вперед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
