Он сунул руку во внутренний карман и достал огромный, зловещего вида автоматический пистолет. Нежно похлопал его рукой по стволу и протянул мне. Я взял его довольно неохотно. Надпись на стволе гласила: французское производство, фирма МАБ, калибр 0,22, название «Ле шассер». [29]
– В вашем досье указано, что вы предпочитаете спортивные пистолеты малого калибра, – сказал Гуэски. – Это лучший из тех, что я мог достать за такой короткий срок. У него длинный ствол, 168 миллиметров, как вы привыкли. Вот только я не смог найти патроны со сверхскоростными пулями – вы ведь такие предпочитаете.
– Это не имеет значения, – сказал я. Полковник Бейкер явно не пожалел усилий, создавая образ агента Икс. Интересно, подумал я, а какую марку виски я предпочитаю и какой тип женщин – блондинок или брюнеток?
– Лично я таким оружием не владею, – сообщил Гуэски, смущенно посмеиваясь. – Обхожусь вот этим. – И он вытащил из-за пояса компактный короткоствольный бескурковый револьвер.
– У него пули повышенного останавливающего действия, что и требуется для таких неважных стрелков, как я, – сказал он. – Точность стрельбы, правда, невысока – но чего и ожидать от ствола длиной всего в два дюйма.
Я кивнул и попробовал засунуть массивный пистолет в карман пиджака. Он там не помещался. В конце концов я заткнул его за пояс, надеясь, что эта дура не выстрелит самопроизвольно и не прострелит мне ногу. Но вот если дело дойдет до перестрелки, тут я окажусь в неприятном положении.
– Где мы встретимся с Кариновским? – спросил я.
– В Палаццо Дукале [30] Кариновский будет ждать вас на нижней галерее, сразу за подземной темницей, возле склепа.
Я не стал ему говорить, что мы могли бы встретиться и на парадной лестнице дворца, и на Канале д'Оро. Этим я попросту оскорбил бы саркастический гений Гуэски и его мрачноватое чувство юмора. Те, кому предстоит играть главную роль в пышной похоронной процессии, естественно должны встречаться только возле склепа!
Глава 8
На следующий день после обеда я вышел из гостиницы «Эксельсиор» и направился к площади Сан-Марко. Я отдал дань восхищения этой почти гротескной площади, возобновил знакомство с голубями и направился к Палаццо Дукале. Тяжеленный автоматический пистолет я с собой не взял. Перед тем как выйти из гостиницы, я заявил Гуэски, что у «ле шассера» сбита прицельная рамка. Он поверил мне на слово без колебаний, и теперь у меня в кармане лежал его удобный маленький револьвер.
Войдя во дворец, я присоединился к небольшой группе туристов из Гетеборга. Все они были на одно лицо: толстые, медлительные мужчины с фотоаппаратами и их жены в цветастых платьях и прочных туфлях, с милыми чистыми лицами, полностью лишенными косметики. Они с важным видом внимательно рассматривали экспонаты, словно стараясь целиком впитать их эстетическую ценность. Никто не мог обмануть таких людей, всучив им меньше духовной пищи, чем они оплатили. Рядом с ними я чувствовал себя усталым циником, неспособным к решительным действиям, словно эти варвары грубо вторглись в пределы моей древней и совершенно беззащитной родины. Я догадался, что это одна из иллюзий, которыми Венеция так любит вводить в заблуждение своих гостей.
Этот город-хитрюга давал неистощимые возможности для самообмана. Сам похожий на лабиринт, он провоцировал столь же заумное, точно закрученное по спирали мышление. Именно колдовские чары Венеции заставляли Гуэски быть максимально хитрым и коварным, однако эффект от применения этих его качеств был минимальным. Нас изначально ждал бы фатальный исход, если бы Форстеру не были свойственны те же слабости. Но он, как и Гуэски, принимал чрезмерную сложность за глубину. Вечный романтик, в попытке найти сомнительные современные заменители для плаща и кинжала, он избрал этот сказочный город как сцену для развеселого и ужасного карнавала в своей собственной постановке.
Гид вел нас по узким проходам под арками, через полуразрушенные залы, куда-то вниз по каменным винтовым лестницам, по бесконечным высоким галереям со стенами, увешанными картинами, объясняя, что изображено на каждой…
Слабый послеполуденный свет начинал угасать. Ноги у нас гудели от усталости, но мы продолжали углубляться в прошлое Венеции. В одном из переходов я уловил отчетливый запах апельсиновых корок и стоячей воды и понял, что под нами течет Рио де Каноника ди Палаццо и что мы идем к старой тюрьме. Вскоре мы спустились туда по грубо отесанным каменным ступеням. Сильно пахло мокрой, разлагающейся штукатуркой. Мои спутники вдыхали этот аромат с мрачным наслаждением. Гид что-то толковал о Казанове и о Совете Десяти.
В темнице мы стали заглядывать в подземные камеры сквозь зарешеченные окошки. Внутри светились голые электрические лампочки, и можно было различить тяжелые цепи на скобах, вбитых в кирпичные стены. Склеп находился в самом конце коридора, но Кариновского я пока что не заметил и уже начинал нервничать.
Миновав склеп, мы подошли к знаменитой камере пыток Дворца Дожей – здесь только в прошлом году была открыта новая огромная экспозиция. Мы добрались туда по узкой винтовой лестнице через две жуткие двери, утыканные здоровенными железными гвоздями. Это было небольшое помещение с низким, давящим потолком, освещенное единственной электрической лампочкой. Я увидел и опознал дыбу и гарроту. В углу, опустив взор долу, стояла Железная Девственница. По каменным стенам были развешаны разнообразные клещи, щипцы, зажимы и тиски огромных размеров, которые дополняла приличная коллекция оков.
Наш гид подробно рассказал нам о некоторых прелестных методах пытки в эпоху Возрождения и уже подходил к самому выдающемуся разделу своей устной диссертации, когда свет вдруг погас.
Мы оказались в полной и абсолютно непроницаемой темноте. Дамы завизжали, джентльмены стали ругаться, но гид попросил всех, сохраняя спокойствие, последовать за ним обратно в коридор. Я пошел было за остальными, но тут горло мне сжала чья-то мощная рука. Одновременно что-то твердое уткнулось мне в бок, под почки.
– Ни звука! – сказал нападавший. – И не двигаться!
В такие моменты предполагается, что разносторонне подготовленный секретный агент бросит напавшего через плечо, или врежет ему куда надо, или сделает еще что-нибудь этакое, чтобы сбить противника с ног и с толку, обезвредив его, прежде чем он пустит в ход нож. Но это все чистая теория. Я же не видел способа, как применить свои знания на практике. Я еле стоял на ногах, дыхание перехватило, а чужой нож уже на полдюйма вошел мне в бок. При сложившихся обстоятельствах я решил просто попытаться выиграть время.
Туристы уже покинули темницу, слышно было, как они смеялись и обвиняли гида в том, что он все это подстроил, чтобы попугать их. Потом захлопнулась первая дверь; затем, более глухо – вторая. В камере пыток остались только мы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
