собой? Что Мирослава пропустила, пока ходила в гости к Женьке?!
Свернув на перекрестие коридоров направо и собираясь выйти к главной лестнице, ведущей к «курятнику», девочка снова на кого-то налетела.
— Ой, — она схватилась за свой нос, который царапнулся о пуговицу мундира.
— Мира, Перун тебя побери, сильно ударилась? — раздался знакомый голос, и Мирослава подняла глаза, держась за покалеченный нос. — Ты чего еще не в хребте?!
Яромир схватил ее за плечи и внимательно осмотрел, а затем быстрым движением попытался расправить на и так изрядно помятом мундире подруги складки. Мирослава вырвалась, отходя на пару шагов.
— Я в библиотеке была, — она недовольно на него скосила взгляд, пытаясь что-то для себя понять. Затем состроила невинный вид. — А ты-то чего еще не наверху?
Парень, лицо которого плохо освещалось от света факелов, было искажено игрой бликующих теней. Он чуть скривился и посмотрел на Мирославу.
— Вот собирался идти, — Яромир легко пожал плечами.
— А как же София? Некрасиво заставлять девушку ждать, — ее голос непроизвольно выдавал нервозное состояние.
— Причем тут Мирская? — не понял яриловец, направляя подругу к коридору, ведущему в их хребет.
— Ну вы же с ней собрались на свидание! — выдала все с потрохами Мирослава, взбешенная тем, что друг делает вид «я тут не при чем».
— Что?! — парень ухмыльнулся, останавливаясь. Он изумленно уставился на подругу.
— Она сказала, ты написал ей записку… — в одно мгновение девочка стушевалась, понимая, что что-то тут не так. Ну не мог Яромир вот так в наглую стоять перед ней и врать.
— Так, я все больше ничего не понимаю, Мирослава! — яриловец стащил отяжелевшую от книг сумку девочки и повесил ее себе на плечо. Он глянул на часы и чертыхнулся: — Пошли в хребет, скоро комендантский час начинается, хватит с нас отработок.
Весь его вид сквозил усталостью, и парень явно не собирался никуда идти, кроме своей спальни в «Каменном» блоке. Яриловка невольно задумалась: а не могла ли Мирская наврать? Вот просто так, ради потехи? Они двинулись в сторону лестницы быстрым шагом.
— Позволь спросить? — Полоцкий повернул голову, от чего волнистая черная прядь с челки упала ему на прямой нос. — С чего ты взяла, что я вообще иду на свидание?
Мирослава вздохнула и почувствовала себя полной дурой из-за того, что повелась на идиотский розыгрыш. Наверняка она выглядела еще глупее в глазах Софии, явно хорошо с нее повеселившейся.
— Я встретила Мирскую, и она сказала, что ты написал ей записку, где приглашаешь встретиться… — она не договорила, когда Яромир громко прыснул.
— Да, теперь я понимаю, чего ты такая злющая в меня врезалась. Ты поверила ей?
— А не должна была? Она сегодня на тебе висела целый день!
— Да, изрядно надоела. А записку ты не читала? — они ступили на едущую к хребту яриловцев лестницу.
— Она не дала, — Мирослава ухватилась за перила, привычно пошатываясь на школьном импровизированном мраморном «эскалаторе».
— Ну и понятно почему, я же ничего не писал… — он задумчиво потер острый подбородок. — Я видел, что ты ушла со своим… ммм… другом, но и мы все вскоре разошлись кто куда… Там вообще случилось кое-что…
Яриловка с нетерпением уставилась на друга.
— Что?
Парень облизнул губы, будто не решаясь озвучить то, что хотел рассказать.
ᛣᛉ
— Тебе исполняется четырнадцать, друг, мы должны отпраздновать! — никак не мог угомониться Никита, который ради этого даже спокойно терпел присутствие хорсовки, идущей под руку с Полоцким.
— Вы же от меня по-другому не отвяжетесь, да? — Яромир закатил глаза, но когда опустил взгляд, уставился на идущего рядом с ними Третьякова. Парень сегодня был сильно молчалив, чем прежде никогда не отличался. И сейчас чутье яриловца кричало о какой-то еле ощутимой опасности. — Так, мне надо отойти, можете все подготовить за меня, либо вообще ничего не придумывайте. В общем, мне пора… О! — он повернулся к Астре с Иванной. — Пускай Мирослава меня не теряет, если что, я скоро! — девочки кивнули.
Следом он глянул на Никиту.
— Вершинин, остаешься за главного! Третьяков, ты со мной!
Иван удивленно на него воззрился, но, махнув всем на прощанье рукой, пошел следом. Никита растерянно стоял посреди коридора, но тут же собрался и повернулся к Софии, от которой доносились жалобные стенания об уходе Яромира. Он затянул девчонок в обсуждение дня рождения друга, а дальше Полоцкий, уже изрядно удалившийся от них, уже ничего не слышал.
Он шел, практически не разбирая дороги, желая выяснить все окончательно. Волчий слух позволял ему не оборачиваться, чтобы знать, что Третьяков шел следом, пусть и практически бесшумно.
— И куда ты меня ведешь? — прервал тот тишину, когда вот уже целых пятнадцать минут они шли молча. Яриловец остановился и медленно повернулся.
— Что с тобой? — задал он вопрос, на который уже давно знал ответ.
Иван нахмурился и покачал головой.
— Не понимаю, о чем ты…
— Понимаешь! Я не спрашиваю: кто ты такой, а спрашиваю: что с тобой такое?!
Третьяков тяжело и как-то порывисто вздохнул, сделал несколько шагов на встречу к Яромиру и прошипел сквозь зубы. Его обычно аккуратно уложенные волосы цвета шоколада сейчас лежали в беспорядке и выглядели тускло, потеряв блеск.
— А то что?! Лютый волколак не потерпит еще одну нечисть на своей территории?!
Полоцкий не отступил, а только лишь презрительно глянул на однокурсника и старого бывшего друга, держа маску спокойствия на лице. Спасибо, отец, хотя бы за этот навык. Он даже не выказал удивления тому, что хорсовец знал его тайну.
— Похвально, упырь, похвально.
— Не называй меня так!
На этих словах Третьяков, будто сорвавшись с цепи, рванул на собеседника. Завязалась драка. Схватив друг друга за грудки, парни упали на пол, когда кто-то из них потерял равновесие и потащил другого за собой.
Яромир старался дышать через раз, ибо запах, очень тонкий и чересчур сладкий, с примесью железа, вызывали у молодого оборотня рвотный рефлекс. Несмотря на то, что полнолуние будет через десять дней, луна все же дарила своему «сыну» большую силу не только в ту самую ночь. Нет, природа волка подарила своему человеку чуткий нюх, острое зрение, быструю реакцию, силу и чутье. То самое волчье чутье, о котором все говорят.
Вампир был силен. Яромир видел в его глазах тот самый огонек, который мог превратиться в страшный пожар лишь с одним взмахом ресниц. Этого допускать было нельзя. Нельзя было переступить ту самую черту.
Если его подсчеты были верны, сейчас был тот самый период, когда давно выпитая порция крови истощилась, и организм упыря требовал еще. В этот период вампир был не в себе,
