Принцессы Ареагни и Тиудигото были очень рады встрече — они повисли на мне, громко крича и сжимая меня в объятиях. К этому времени они стали уже совсем взрослыми дамами, очень красивыми, хотя и по-разному, и настоящими принцессами. Я привел в ужас Тиудигото, рассказав ей о кончине ее потенциального жениха, короля Фридериха, которого она в последний раз видела совсем еще мальчиком. Однако, насколько я понял, известие об этом дошло до дворца в Новы уже давно. Так что Тиудигото к тому времени успела оплакать свою утрату, не могла же она всю жизнь скорбеть о храбром ругии. Мы часто вспоминали с ней Фридо, и девушка всегда совсем по-королевски удерживалась от слез или слащавой сентиментальности.
Такой была семья Теодориха, которую он временно поселил в Медиолане в прекрасном дворце, доставшемся ему в полном запустении. Теодорих уже приказал возвести для себя новый дворец и еще один построить в Вероне, которая навсегда осталась его самым любимым городом в Италии. Когда мой друг еще только-только начал раздавать участки италийской земли, он спросил меня, что бы я хотел получить — еще одно загородное владение или особняк в каком-нибудь городе. Я поблагодарил Теодориха, но отклонил все предложения, сказав, что вполне доволен своей усадьбой неподалеку от Новы и не хочу обременять себя слишком большим количеством владений.
* * *
Все продолжало идти своим чередом, и, разумеется, Одоакр знал об этом из донесений своих наблюдателей. О чем, интересно, он думал теперь, когда семья захватчика со всеми удобствами расположилась в его бывших владениях? И на что к этому времени походила жизнь в этом осажденном городе? Однако Равенна по-прежнему не сдавалась.
* * *
Пользуясь случаем, хочу еще кое о чем упомянуть относительно этих участков земли. Не было ничего удивительного в том, что завоеватель захватил принадлежавшую ему по праву добычу, всё, до самого последнего уголка покоренной страны, и все ожидали, что в результате этих действий Теодориха притесняемые владельцы земли поднимут шум и запротестуют. Однако здесь ничего такого не произошло. Ибо то, что Теодорих забрал — и затем разделил между своими воинами, — составляло все ту же треть италийской земли, которую Одоакр уже ранее отнял у прежних владельцев. И даже то, что Теодорих оставил себе: медиоланский дворец, в котором он жил со своей королевской семьей, и земли, где он собирался построить новые дворцы, — Одоакр тоже перед этим забрал у других. Таким образом, проще говоря, прежним владельцам этих земель и владений хуже от действий остроготов не стало. Они вовсе не собирались жаловаться и были приятно удивлены и обрадованы тем, что Теодорих ведет себя сдержанно и достойно, а большинство так просто превозносило его за это.
Однако, разумеется, недовольные все-таки нашлись. Ведь Одоакр собирался преподнести эти конфискованные земли в дар своим последователям и соратникам. Так стоит ли удивляться, что теперь эти люди негодовали и обвиняли Теодориха в том, что он украл эти земли. Некоторые из них занимали высокие посты во всех провинциях, от Рима до Равенны, а потому все еще обладали влиянием и были способны использовать его для того, чтобы нанести вред Теодориху.
Членов римского Сената, поспешу заметить, среди недовольных не было. Правда, множество сенаторов по понятной причине принципиально презирали чужеземцев, но все они искренне беспокоились о Риме, и некоторые, подобно Фесту, желали сотрудничать с Теодорихом с самого начала его правления. В любом случае я не припомню проявлений жадности и мелочности, причитаний о «расточении имущества варварами». В Сенат по-прежнему входили старейшины из самых древних и благородных римских семейств, а ни одна патрицианская семья никогда бы не унизилась до этого. По крайней мере, многие из этих аристократов запросто могли выделить Теодориху треть своей земли, не только особо не пострадав, но и даже вовсе этого не заметив.
Однако наряду с ними существовали и другие, кто был обласкан во времена правления Одоакра и с радостью поддерживал его, — особенно католические священники, занимающие высокие посты, чьи многочисленные и обширные владения Одоакр почтительно не тронул. После того как Теодорих начал раздавать земли своим воинам, католические священники не на шутку перепугались, уверенные, что «проклятый арианин», мстительно ликуя, отхватит у них владения — как церкви, так и их собственные. Только представьте, повсюду широко распространились сплетни, что подобные мрачные предчувствия и треволнения довели римского епископа Феликса III до апоплексического удара. Но Теодорих, подобно Одоакру, даже не прикоснулся к церковным землям или имуществу. Несмотря на это, церковники продолжали вовсю осыпать его проклятиями. Те же самые епископы и священники, которые расточали похвалы своему приятелю католику Одоакру за то, что он «почитал святость» их владений, теперь заявляли, что арианин Теодорих просто не осмеливается наложить на них руку — дескать, он презренный слабак и жалкий враг истинных христиан. Так или иначе, уж не знаю, какой была истинная причина, Папа Феликс III скончался. Его сменил сварливый старик по имени Геласий, и этот новый епископ доставил Теодориху массу различных неприятностей.
— Епископ Геласий, или Папа, если ты предпочитаешь так его называть, — сказал сенатор Фест, — на очень плохом счету в Константинополе. — Сенатор как раз вернулся из своей поездки туда и сразу же поспешил встретиться с Теодорихом; это были первые слова, которые он произнес. Мы все, находившиеся в комнате, уставились на него в изумлении.
— И что, во имя Плутона, я должен теперь делать? — спросил Теодорих. — Расскажи лучше о своей миссии. Ты отправился в Константинополь, чтобы убедить нового императора признать меня здесь законным правителем. Ну что, получилось?
— Нет, — ответил Фест. — Я подумал, что лучше начать издалека, чтобы стало ясно, почему Анастасий отказал тебе.
— Он отказал? Но почему?
— Ну, Анастасий решил пока не торопиться с этим. Он придерживается мнения, что ты не можешь справиться со спорщиком-епископом, который ведет себя просто отвратительно, поэтому ты вряд ли сумеешь держать под контролем своих новых подданных, и…
— Сенатор, — ядовитым тоном произнес Теодорих, — избавь меня от своего красноречия и аристократических замашек. Мое терпение вот-вот лопнет.
Фест затараторил:
— Кажется, первым делом Геласий, став епископом Римским, начал угрожать своему брату прелату, епископу Константинопольскому Акакию. Известие об этом дошло в Константинополь, как раз когда я там находился. Папа Геласий вообще, похоже, не слишком одобряет восточную церковь. Он требует, чтобы имя Акакия было вычеркнуто из диптиха достойных отцов священников. И теперь его кардиналы в Риме, как мне сказали, рассылают послания повсюду, желая, чтобы на всей территории Западной империи не было подобных ему священнослужителей. Как ты понимаешь, это вызвало всплеск негодования в Константинополе. Анастасий заявил, что сейчас не время посвящать тебя в императоры Рима, поскольку его собственные разгневанные подданные стремятся спалить Рим дотла, а все, что сколько-нибудь отдаленно о нем напоминает, предать геенне огненной. Вот так он заявил. Разумеется, это всего лишь благовидный предлог, дабы и дальше откладывать твое…
