Мы с Дентином в отчаянии переглянулись, а затем с жалостью посмотрели на этого простодушного глупца. Надо же, какое-то хвастливое ничтожество умудрилось нанести общему делу такой колоссальный вред.
— И еще кое-что, — сказал я, уже зная, каким будет ответ. — Тебе никогда не приходило в голову, центурион, проверять содержимое мешков, прежде чем пропускать обозы?
Он развел руками и улыбнулся:
— Ну, разумеется, маршал, в самый первый раз мы проверили два или три мешка, однако ничего подозрительного не обнаружили… Ну, соль она и есть соль. Ох и тяжелая же она, я вам скажу. Поневоле посочувствуешь несчастным мулам, которым приходится тащить в такую даль неподъемный груз. Поэтому, проверив нескольких первых мулов, мы из жалости перестали разгружать их, а затем снова навьючивать. Ведь бедные животные не виноваты, что…
— Все ясно, центурион. Thags izvis, Гудахалс, за вино, сыр и поучительный рассказ о торговле солью. — Я встал и снял меч, висевший у него на поясе, а также отцепил со столба в шатре его знак центуриона. — Ты не справился со своими обязанностями, так что тебя придется взять под стражу. — Услышав это, бедняга чуть не захлебнулся вином.
Я вышел из шатра и крикнул следующего по старшинству командира. Им оказался optio по имени Ландерит; он проворно забегал, исполняя мои распоряжения. Я приказал ему взять Гудахалса под стражу и поставить вооруженных людей, которые были бы готовы и днем и ночью остановить и проверить следующий обоз мулов, который спустится по Виа Попилиа, в каком бы направлении он ни двигался.
— Меня тоже следует арестовать и разжаловать, — покаянно проворчал Лентин.
— Ну тогда уж и меня за компанию, — заметил я. — Но откуда нам было знать о слабом звене в цепи осады? — Я добавил, предприняв жалкую попытку пошутить: — Не забывай, что ты, во всяком случае, всего лишь нейтральный наблюдатель. Так что у нас с тобой нет полномочий арестовать друг друга.
Он выпалил богохульство, а затем добавил:
— Ну, тогда да поразят нас свои собственные мечи!
— Давай лучше попытаемся обратить эту гримасу Фортуны в свою пользу. Послушай-ка, что я предлагаю…
* * *
Вот какая сцена разыгралась два дня спустя.
— Кто послал все это в Равенну? — спросил я главного погонщика обоза и пнул ногой целую кучу продовольствия — по большей части соленое мясо и меха с маслом. Этот груз optio Ландерит и его стражники обнаружили тщательно спрятанным среди тюков с солью.
Лицо погонщика было серым, его била дрожь, но он ответил достаточно смело:
— Георгиус Гоноратус, один из отцов города Хальштата.
Я уже и сам заподозрил это, но ни за что не узнал бы стоящего сейчас передо мной человека, если бы он с гордостью не добавил:
— И между прочим, мой родной отец.
Я сказал:
— Я думал, что Георгиус Гоноратус уже слишком стар, чтобы играть в такие опасные игры.
Сын в ответ лишь пробормотал:
— Он все еще верен римлянам и ничуть не стар для того, чтобы доблестно служить своей Отчизне.
Я вспомнил замечание, которое сделал мой друг маршал Соа относительно тех, кто давно покинул родину, но активно вмешивался в ее дела с безопасного расстояния. Однако меня не слишком волновало, по какой причине старый Георгиус XIII или XIV — какой он там был по счету? — хотел служить изгою Одоакру. Я заметил только:
— Я не очень-то восхищаюсь теми, кто смел за чужой счет. Георгиус послал тебя совершить вместо него предательство. И твоего брата тоже, как я полагаю. Где он?
— Кто ты? — спросил мужчина, искоса глядя на меня. — Мы раньше были знакомы? — Не дождавшись ответа, он пробормотал: — Мы с братом сами вызвались вести этот обоз. Хотя в этом и не было особой необходимости. Есть немало других погонщиков. Но мы сделали это с гордостью… pro patria…[115] чтобы принять участие в борьбе…
— Или чтобы побыстрее убраться прочь от своего храброго отца, — предположил я холодно. — Тогда я буду с нетерпением ждать появления и твоего брата тоже. А что твоя сестра Ливия? Она тоже принимает участие в этой рискованной операции?
— Да кто ты такой, чужеземец? — Я снова ответил только хмурым взглядом, поэтому он лишь негромко сказал: — Ливия вышла замуж, много лет назад, за богатого торговца, и уехала из дома.
— Жаль, — заметил я. — Она заслуживала большего, чем какой-то торговец. Но по крайней мере, она избавилась от своих трусливых братцев. Бьюсь об заклад, что ты никогда не был женат, да и твой брат тоже. Георгиус ни за что бы не освободил своих самых ценных и послушных рабов.
Теперь погонщик уже ничего мне не ответил, но я привел его в замешательство, резким тоном приказав:
— Раздевайся.
Сам я не присутствовал при том, что произошло дальше, а только сказал optio Ландериту:
— Когда все погонщики разденутся, запихни их в мешки вместо отобранной провизии. А затем снова насыпь доверху соли. А пока ты будешь этим заниматься, пусть ко мне в шатер приведут центуриона Гудахалса.
После того как все было завершено, два обоза мулов прошли через нашу линию осады почти одновременно — один нагруженный, который прибыл с севера, и второй пустой, который двигался обратно после того, как его разгрузили в Равенне. Таким образом, мы задержали всех: десять погонщиков и примерно сорок мулов. Когда Гудахалс появился в моем шатре, он постоянно оглядывался и таращился своими бычьими глазами туда, где теперь вопили и просили пощады схваченные контрабандисты, которых засовывали в большие мешки. Гудахалс, без всякого сомнения, думал, что я собираюсь точно так же засолить и его, поэтому тупое лицо центуриона просветлело, когда я произнес:
— Вот что, я даю тебе возможность искупить вину. — Он принялся что-то мычать в знак признательности, но я лишь отмахнулся. — Ты возьмешь четырех всадников и поскачешь галопом на север — по Виа Попилиа, Виа Клаудиа Августа[116], в долину реки Дравус через Альпы — до города Хальштата, что в Regio Salinarum, откуда и прибывают контрабандисты. — Я подробно объяснил ему, как отыскать шахту, и описал Георгиуса Гоноратуса. Хотя за столько лет тот наверняка изменился. — Ты доставишь сюда этого человека и сдашь его — но только Теодориху или мне, никому больше. Георгиус теперь уже очень стар, поэтому обращайся с ним осторожно. Теодорих наверняка захочет, чтобы негодяй был в приличном состоянии, когда станет распинать его на patibulum. Поэтому заруби себе на носу: если ты не найдешь Георгиуса, или по какой-то причине не сумеешь привезти его, или же с ним хоть что-нибудь приключится на обратном пути… — Я выдержал паузу, дождавшись, пока Гудахалса прошиб холодный пот, а затем заключил: — Смотри у меня, тогда лучше совсем не возвращайся!
