- Ну, это ты зря, боярин, - поморщился Ставр. - Где это видано, чтобы учиняли спрос за веру отцов и дедов.
- И боярин Вятко думал так же, - Вельямид отхлебнул из чарки. - Но не довелось ему доплыть не только до родных чуров, но и до града Киева. Преставился во время похода. А боярина Судислава убили стрелой. Говорят, что печенеги. И ещё трёх бояр не досчитались из тех, что не пожелали кланяться новому богу. В воеводу Ладомира тоже метила стрела, да ушёл Белый Волк, ударив вёслами по Днепру, не дал себя заклевать коршунами. Вот так мы возвращались в Киев, боярин Ставр, а чем здесь обернётся дело, не ведаю. Может греческий бог и добрый бог, но Владимира ты знаешь - родного брата не пожалел во славу Перуна, а для новой веры, глядишь, так расстарается, что многим тошно станет не только в Киеве, но и по всей Руси. Греческий бог любит князей и только за ними признает право судить и владеть. А Владимиру только этого и надо. Зря ты давеча смеялся надо мной - я выжил чудом, когда полочан рубили мечами во славу Перуна, и не хочу быть жертвой на новом княжьем пиру.
Ставр посмурнел лицом. Средь рьяных печальников Перуна он себя не числил, но не забывал жертвовать его волхвам, как не обносил ни чаркой, ни дарами волхвов других славянских богов. Не было, конечно, особой нужды ополчаться и на нового бога, тем более что он люб князю. А от лишнего поклона богу спина ещё ни у кого не переламывалась. Сыну своему Изяславу Ставр не перечил в вере. Не даром же хитрый новгородец сказал, что у Изяслава нюх, как у хорошего выжлеца. Хабар ещё год назад предупреждал, что ветер ныне подул с другого берега, и не худо бы приноровиться к нему, пока он не прохватил до смертельной простуды.
- И чем этому богу жертвуют?
- Поставишь зажжённый воск перед образом, да водой на тебя брызнут, и вся недолга, - усмехнулся Вельямид. - Бог смирен, боярин Ставр, да князь суров. И если он станет силой навязывать нового бога народу, то прольётся много крови.
Ставр понимал это и без Вельямидовых слов. И если судить по характеру князя, то можно было в ближайшее время ждать немало любопытного и страшного. Хотя просто ждать, ничего не предпринимая, глупо и опасно.
Людмила весть о крещении князя Владимира встретила с радостью. Правда, эта радость поблекла, когда она узнала, что боярин Ладомир не только не последовал примеру князя, но не захотел даже ногой ступить на киевский причал и ушёл на своём драккаре, далеко опередив князя, который расценил его поступок, как бесчестье своему имени.
Правда, у воеводы Ладомира были причины так поступить, но об этом Мечислав не стал рассказывать матери, чтобы не расстраивать её ещё больше. А сам молодой боярин в виду свершившихся важных событий пребывал в сильном смущении. То, что князь Владимир, отринув богов ложных, принял Бога истинного, Мечислава радовало. Но то, как он это сделал, вселяло тревогу. Ладомир смеялся над чудесным исцелением князя, и в этом его неверии была своя правда, которую Мечислав не мог отрицать, не покривив душою. А когда внезапно умер несчастный боярин Вятко, который во хмелю на одной из стоянок облаял непотребно Великого князя за посрамление славянских богов, Мечислав не поверил в шепоток о мести греческого Бога охальнику. Бог всемогущий так не мстит, а терпеливо склоняет заблудшую овцу к добру и истине. И прочие упрямые бояре и мечники пали жертвой не Бога и даже не печенегов, метнувших якобы в них стрелы, а, как подозревал Мечислав, князя и его ближников. И от этих бесчинств человека, на которого лишь недавно пролилась благодать божья, на душе у молодого боярина появилась горечь. И в Киев въехал Владимир не с просветлённым ликом, неся свет доброты пребывающим в заблуждении душам, а с суровостью во взоре, словной чужой и злой город взял после тяжёлой осады. От мрачных мыслей отвлекла Мечислава Веснянка, которая за прошедшие месяцы истосковалась по мужниным ласкам и теперь настойчиво просила своё. Но тем ласкам помешал ввалившийся среди ночи в ложницу Пятеря, с выпученными от испуга и удивления глазами:
- Боярин Изяслав с мечниками тебя требуют по слову княжьему.
Веснянка на Пятерю зашипела обиженной лебедицей, но дело тут было, конечно, не в холопе, и Мечислав не ждал ничего хорошего от неожиданного Владимирова зова.
На дворе была непроглядная темень, и только в свете горящего факела разглядел молодой боярин лихорадочно блестевшие глаза Изяслава. А из-за его спины навстречу Мечиславу выдвинулись Будимир и Шолох.
- Волею князя Владимира зовём тебя, боярин, на святое дело, - сказал Изяслав.
А что это было за дело, Ставров сын объяснять не стал, а Мечислав так растерялся, что даже забыл уточнить. Увидел только, что гости его с оружием и в броне, а значит, дело предстоит нешуточное.
- Мечников брать?
- Возьми Вилюгу, - посоветовал Шолох. - И ещё десяток самых верных.
На сборы Мечиславу много времени не потребовалось, бронь, что за месяцы похода почти срослась с телом, привычно легла на плечи, так что он даже тяжести её не почувствовал.
- Пойдём пеши, - сказал Изяслав Мечиславу и подоспевшему Вилюге. - Тут недалеко.
С Изяславом и Шолохом было ещё человек пятьдесят, среди которых Мечислав узнал бояр Басалая и Боримира, живших неподалёку, а остальные лица тонули в темноте.
Шли к Перунову холму. Это Мечислав определил сразу, и уж если шли в броне и оружны, то глупо было спрашивать зачем. Бог греческий не хотел терпеть подле себя языческих идолов, и его печальникам предстояло ныне исполнить божью волю. От этих догадок у Мечислава холодок пробежал по спине. О том, что прогонит Великий князь из Киева волхвов вместе с их погаными идолищами, в окружении князя говорили ещё от самого Херсонеса. Князь Владимир обещал это жене своей Анне и посланцу византийских императоров Фоке. Этим слухам Мечислав не особенно тогда придал значение, скорее даже обрадовался тому, что ложные боги не будут более смущать разум и души киевлян, которые, прозрев, обратят свои взоры к Богу истинному. Но ему почему-то тогда не приходило в голову, что исход славянских богов из Киева может оказаться кровавым.
Перуново капище было обнесено тыном из толстых брёвен, поставленных плотно, а за тем тыном обитало до полусотни волхвов и Перуновых, и иных прочих славянских богов, а кроме них до сотни, а может и более ведунов, баяльников и иных ближников. Ну, и до шестидесяти Белых Волков берегли неотступно покой славянских идолов. Мечислав в этом капище не был ни разу, но слышал о нём много самых невероятных рассказов.
У подножья холма густо стояли мечники, но сколько их здесь было, молодой боярин даже и не пытался сосчитать. А если судить по тому, как надрывались собаки на прилегающих улицах, то пустырь у подножья холма не вместил всех желающих послужить новому Богу, и часть из них пряталась у ворот усадеб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
