— Хватит ныть, — услышал он в ответ и замер, озадаченный. Подобные слова скорее подходили старшему брату. Младший для них казался слишком мягким — лепи, словно из глины, все, что душе угодно. А оказалось — нет вам. И резкость, и сила… — Рядом с Аль-си ты другой, — только и смог пробормотать обиженный и немного испуганный юноша.
— У тебя были братья и сестры? — чуть повернув к нему голову, спросил царевич.
— Да! — с готовностью кивнул головой Лот. — Я же рассказывал, что из большой, шумной семьи. Возможно, это родителей и подкосило: слишком уж много нахлебников.
— Вот что, — Алиор резко остановился, повернулся к чуть было не врезавшемуся в него от неожиданности спутнику. — Хватит меня сказками кормить.
— О чем ты? Какие сказки?
— Это моему брату можно лапшу на уши вешать. Назовись хоть золотарем, он поверит и будет морщить нос, как если бы от тебя на самом деле несло нечистотами!
— Я не золотарь, — нервно рассмеялся Лот, — я…
— Да ты такой же бродяга, как и я!
— Конечно, ты же веришь в сказки и хочешь, чтобы они исполнялись! Чтобы последний нищий оказался царевичем, и… — он ожидал, что Алиор взовьется, начнет возмущаться, а то и вовсе кинется на него с кулаками. Надо же дойти в своей дерзости до такого… Вообще-то, в глубине души Лот на это и надеялся — ослепить собеседника гневом, чтобы тот забыл о разговоре. Но то ли у него что-то не вышло, то ли царевич умудрился раскусить его замысел, так или иначе, он дождался лишь кривой усмешки:
— Нет, ты не царевич.
— Может, какой-нибудь незаконнорожденный…
— Чушь.
— Хочешь сказать, что царская кровь слишком ценна, чтобы позволить ей плескаться где угодно?
— Давай оставим мою кровь в покое и вернемся к твоей.
— А что в моей особенного? — он смотрел на Алиора со всей безмятежностью и наивностью во взгляде, которую только сумел найти. В то же время, стремясь скрыть волнение, он прикусил губу, поморщился — вышло сильно, до крови, но нет худа без добра — стер ее рукой с губы. — Красная, как у всех. У людей, я имею в виду. Так что успокойся: я не призрак и не нежить какая. А то тебе уже повсюду видятся соглядатаи бога ночи.
— Перестань придуряться! — недовольно поморщился Аль. Его глаза зло сверкнули. — Ты ведь все прекрасно понял!
— Нет, я…
— Не нет, а да! Ты такой же бродяга, как и я! Такой же — потому что до тех пор, пока судьба не выбросила тебя на улицу, ты был домашним, книжным ребенком! Или ты думаешь, что я поверю, будто сын подворотни знает столько слов, как ты, и, в то же время, не способен отличить людской голос от завывания ветра и скрипа веток к лесу?!
— Л-ладно, — Лоту ничего не оставалось, как признаться. Его щеки вмиг окрасились румянцем. — Ты прав… Но это ничего не меняет! — поспешил воскликнуть он. — Я стал бродягой еще до того, как кочевники снегов превратили в них всех жителей Альмиры! Хочешь знать, как это случилось? — в его глазах блестели слезы, губы дрожали и юноша с трудом сдерживался, чтобы не разреветься, но этого он не мог, это было бы недостойно. — А просто! Единственный сын, единственный ребенок на большую семью, меня всегда баловали, рассказывали сказки, вместо того, чтобы учить жизни. Отец говорил: "Подожди еще, подрасти. Там и научишься…" Только когда я подрос достаточно, чтобы начать учиться, рядом никого не оказалось. Потому что в какой-то миг все разом взяли и умерли.
— Эпидемия?
— А я почем знаю?! — он шмыгнул носом, упрямо наморщил лоб. — Я что, спрашивал у смерти, как ее зовут?! — потом, немного успокоившись, он добавил: — Наверно… Во всяком случае, первые люди, которых я потом увидели, вместо того, чтобы ограбить богатый дом, сожгли его вместе со всеми его мертвецами и… А я убежал. Не знаю, как… Как я вообще выжил… Теперь ты понимаешь, почему я сразу поверил в твой сон о моей… смерти?
— Горные духи не ошиблись, — глядя на Лота скорее с задумчивой грустью, чем сочувствием, негромко проговорил Аль-ми, — они забрали того, кого должны были.
— Но то, что я рассказал о лавине, было правдой! И остальное…
— Да. Должно было пройти время, чтобы евший хлеб и кашу ребенок превратился в пожирателя крыс.
— Пожиратель крыс! — это прозвище показалось ему таким забавным, что Лот не смог сдержать улыбки, чуть тронувшей все еще дрожавшие губы.
— Прости, — услышав это, юноша вздрогнул от неожиданности, а царевич между тем продолжал: — Прости, что тебе пришлось все это вспомнить, переживая вновь.
— Ты прав, — опустив голову на грудь, тяжело вздохнул Лот. — Нельзя назвать воду камнем и построить на ней дом… Как бы порой этого ни хотелось…
Глава 22
Расстояние, отделявшее странников от трактира, они преодолели быстро. Лот торопился.
— Второй день без жратвы, — выкрикивал он слова, бросая их через плечо словно пригоршни зерна. И никакая усталость не могла ослабить охватившего его внутреннего оживления, подгонявшего вперед быстрее, чем хлыст лошадь. — Эдак и умереть можно!… Ничего, сейчас наедимся! Трактир — это очень хорошо, это просто замечательно. И пусть твой брат не торопится возвращаться. А то всю дорогу едим на ходу, не имея времени даже на то, чтобы разглядеть, что бросаешь в рот…
— Это в горах еда бесплатная, — Аль не разделял оживления приятеля. Хмурясь, он тащился за его спиной, впрочем, не отставая больше чем на несколько шагов. — А в трактире за все нужно платить. У нас же нет ни гроша.
— Это у тебя нет! — бродяга повернул голову в сторону спутника, чтобы тот мог увидеть растянувшую лицо улыбку. — А у меня, — и он с многозначительным видом похлопал себя по поясу, в котором, как показалось царевичу, что-то звякнуло, согласно отзываясь на прозвучавшие слова, подтверждая их.
Алиор в первый миг не понял, откуда у Лота могли оказаться монеты. А потом, когда до него дошло, побледнел и в следующее же мгновение его рука резко легла на плечо бродяги, останавливая его и одновременно поворачивая лицом к себе.
— Ты… — вмиг охрипшим голосом зашипел он.
— Нет! — не дав спутнику произнести слово, которое могло навеки сделать их врагами, набычившись, мрачно глянул на него Лот.
— Но откуда тогда…
— Пошарил по кошелям мертвецов, — еще сильнее помрачнев, недовольный тем, что его вынудили оправдываться, зло процедил сквозь с силой стиснутые зубы бродяга.
— Каких еще мертвецов?
— Разбойников. Золото выжившие забрали с собой, все до последней монетки, а медяшки и даже пару серебряников оставили.
Аль брезгливо поморщился. Конечно, это был не совсем грабеж, но все же…
— А что? — Лот прекрасно понимал ход его мыслей, слишком уж красноречивым был вид царевича, и потому глядел на собеседника с вызовом, готовый отразить любой выпад, будь то словесный или немой. — Разбойники забрали то, что принадлежало нам и, сними мы с покойников последнюю рубаху и сапоги, все равно остались бы нам должны. Так что все справедливо. А, главное, — он даже умудрился улыбнуться, так ему понравилась своя последняя мысль, — эти медяшки мы можем смело тратить, не боясь привлечь к себе внимание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
