…Если, конечно, верить римской традиции, изложенной сугубо в духе приключенческого романа с элементами триллера, то Массанассу спасло чудо вкупе с самим Провидением! Стремясь непременно добить опасного конкурента в борьбе за Нумидию, Сифакс с помощью своего военачальника Букара устроил настоящую травлю Массанассы и его горстки телохранителей.
Словно затравленные волки метались они по пустыне, прячась в горах. Всадники Массанассы отличались звериной ловкостью, ускользая от нападений, когда казалось, деваться им уже некуда.
Случалось, они по несколько дней не пили, не ели или обходились сухой травой и… конской мочой!
…И все же однажды шайку Массанассы застали врасплох, заперев ее на вершине горы. Казалось, уж на этот-то раз «его песенка спета». Но в очередной раз случилось чудо: по чуть ли не вертикальной, узенькой тропиночке всего лишь с пятьюдесятью всадниками он сумел спуститься вниз. Но и здесь его ждала засада! Беглецов гнали словно оленей, расстреливая одного за другим. Когда их осталось всего лишь пятеро с Массанассой во главе, они оказались прижаты к берегу широкой и бурной реки.
…Весь утыканный, словно дикобраз, вражескими стрелами, Массанасса первым кинулся вместе с конем с обрыва в шумящий поток. За ним последовали его телохранители. Стремительное течение подхватило беглецов и понесло на валуны-буруны-водовороты. Преследователи сочли, что стихия сама расправится с кочевниками, и прекратили погоню. Сифаксу доложили, что Массанасса мертв, а тот радостно сообщил в Карфаген, что теперь-то уж он точно полновластный владыка всей Нумидии.
Карфаген вздохнул свободно, но, как оказалось, раньше времени.
…Неизвестно как, но Массанасса с двумя своими охранниками все же спасся и, истекая кровью от многочисленных ранений, словно истерзанный лев, отлежался в какой-то высокогорной пещере, «зализав раны» при помощи отваров из целебных трав. Как только он почувствовал в себе силу, то, пылая жаждой мщения, снова сколотил небольшую банду и упрямо двинулся на… Сифакса, поклявшись на своей крови намотать кишки заклятого врага на свой кинжал.
Разоряя все на своем пути, «бессмертный» вождь массилиев рвался в отцовскую столицу.
…На этот раз Сифакс не стал поручать кому-либо из своих полководцев поймать негодяя, а сам во главе большого войска двинулся против сколь дерзкого, столь и бессмертного врага. Силы были слишком неравны, и Массанасса снова оказался разбит наголову. Остатки его банды оказались в плотном кольце вражеских всадников. Тогда Массанасса в который уже раз показал всем, как надо «ужом ускользать из наброшенной петли». Он разделил оставшиеся у него две сотни конников на три части и ударными «кулаками» бросил их на прорыв в трех разных направлениях, в расчете, что хоть один из них прорвется. Так и случилось: прорвался, потеряв почти половину своего состава, лишь один отряд.
Отряд, ведомый самим неистовым «львом пустыни» Массанассой. Следом за ним бросился сын Сифакса Вермина. Кидаясь из стороны в сторону, Массанасса путал следы, словно опытный заяц – мотал преследователей по пустыне, теряя людей и коней, но смог-таки уйти от погони…
На этот раз ему пришлось скрыться надолго и ждать появления в Африке своего будущего благодетеля Публия Корнелия Сципиона-Младшего, который обещал, что не заставит себя ждать.
Но для подготовки африканской кампании Сципиону потребовалось больше года.
С большим трудом (его противники в сенате, в частности, влиятельный Квинт Фабий Медлитель, всячески «вставляли ему палки в колеса») ему удалось набрать армию для экспедиции в Африку. Как это часто бывает со сведениями о делах и событиях времен «туманной» древности, данные о численности его экспедиционного корпуса разнятся очень сильно: от 12–15 до 35 тысяч. Учитывая все проблемы при вербовке солдат, большинство современных историков, принимая во внимание всякого рода «усушки и утруски», склоняется к мысли, что, скорее всего, до отправки в Африку под началом Сципиона было только около 16 тысяч легионеров и 1200–1600 всадников.
Безусловно, для победы над Карфагеном этого явно было мало.
Принято считать, что ядро армии составили оставшиеся в живых ветераны каннского побоища, объединенные во всеми презираемые V и VI легионы, расквартированные в Сицилии. В основном это были италийцы, по сути дела «сосланные» сюда еще в 216 г. до н. э. Униженные и оскорбленные, печально «знаменитые», они отличались особенно воинственным духом и сильнее, чем кто-либо, жаждали реванша. К тому же большинство из них участвовало под началом знаменитого Марцелла в драматической осаде Сиракуз, где не только успело искупить свою вину перед родиной за каннский позор, но и приобрести бесценный опыт длительных осад и кровавых штурмов. Озлобленные незаслуженным презрением, годами тихо «старившиеся» в своей сицилийской «ссылке» – их средний возраст равнялся 40 годам, – они с огромной радостью встретили молодого и решительного Сципиона и с собачьей преданностью приготовились высадиться в Африке, только чтобы положить конец этой мучительно долгой войне. Сципион с пониманием отнесся к их судьбе, так как, будучи сам участником каннского позора, прекрасно понимал, что та катастрофа случилась вовсе не из-за трусости простых легионеров. И если они выжили в той небывалой «мясорубке», то им уже ничего не страшно и на них можно положиться в любой ситуации. Вместе с 7 тысячами добровольцев, повсюду навербованных Сципионом (консул лично и крайне придирчиво отбирал себе солдат; спустя полтора века точно так же будет поступать его великий соплеменник – легендарный Гай Юлий Цезарь, формируя свои легионы для 10-летней Галльской войны), проштрафившиеся ветераны каннского побоища составили костяк его небольшого экспедиционного корпуса.
Прибыв в Сицилию, Сципион сразу же разбил своих добровольцев на манипулы и центурии, но оставил без назначения три сотни лучших из лучших.
Этим неожиданным шагом он немало удивил всех остальных, в том числе самих воинов, оставшихся не у дел. (Не исключено, это была жалкая горстка его испанских ветеранов, которых ему всеми правдами и неправдами удалось-таки зачислить к себе в армию.) На самом деле он задумал хитроумную комбинацию, суть которой стала ясна очень скоро. Здесь же, в Сицилии, римский полководец отобрал ровно три сотни знатных сицилийских юношей, чьи богатые семьи могли экипировать их для похода в Африку за свой счет. Всем им тут же был назначен день и час, когда они были обязаны явиться на военный смотр с конями, доспехами и оружием. Но изнеженные «маменькины сынки», предпочитавшие «жизнь в кайф» («молодежные тусовки со всеми их атрибутами»), отнюдь не горели желанием идти на войну и явились к Сципиону с большой неохотой. Им, привыкшим проводить жизнь в наслаждениях и роскоши, теперь предстояло целые дни напролет под палящим южным солнцем заниматься сложными и утомительными упражнениями. А в перспективе и вовсе отправиться воевать в ужасную Африку, где кругом раскаленные пески, воздух словно в духовке, проблемы с питьевой водой и прочие заморские «радости»! Естественно, что подобные «расклады» отнюдь не грели душу этих «клёвых по жизни», и они совсем пали духом. Но дальновидному Сципиону только-то и нужно было, чтобы они пришли, поскольку он тут же без обиняков предложил им, явно не готовым к «суровым военным будням», освободить их от тяжелой воинской повинности, если они… сдадут ему своих коней, доспехи и оружие. Вполне понятно, что сначала один, а потом и все до единого сицилийские «золотые мальчики» уцепились за эту счастливую возможность законно «откосить от армии». Не прошло и получаса (!), как Сципион смог их оружием, обмундированием и лошадьми отменно экипировать те самые три сотни отборных добровольцев (испанских ветеранов?!), которым поначалу якобы не нашлось применения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
