Послушник на радостях без устали благодарил Симэня и клал земные поклоны, сопровождаемые попукиванием, до тех пор, пока совсем не описался.
Настал восьмой день Нового года, и Дайань повез в монастырь пожертвования: один дань лучшего рису, коромысло жертвенных предметов, целую пачку листочков желтой бумаги,[561] десять цзиней казенных свечей, пять цзиней дорогих благовоний и двенадцать кусков сурового полотна. За наречение младенца Симэнь послал кусок столичного атласу, два жбана южного вина, четырех гусей, четырех кур, свиные ножки, баранью тушу и десять лянов серебром. Приглашения на молебен были вручены шурину У Старшему, Хуа Старшему, Ин Боцзюэ и Се Сида. Чэнь Цзинцзи отбыл в монастырь верхом, дабы удостовериться, все ли приготовлено к приезду Симэня.
Девятого числа Симэнь не заглядывал на службу. Одетый в парадные одежды, верхом на белом коне, в сопровождении целой свиты слуг, ехавших по сторонам и сзади, окриками разгоняя с дороги зевак, ранним утром выехал он за Восточные ворота города и направился к монастырю Нефритового владыки.
Вдали виднелась украшенная яркой бахромой священная хоругвь. Симэнь миновал арку,[562] и в каких-нибудь пяти ли от города перед ним предстали горные ворота[563] ведущие в монастырь. Симэнь спешился[564] и стал любоваться открывшимся видом. Чудный это был храм – будто небесный дворец!
Только поглядите:
Густы зеленые сосны, высоки бирюзовые туи. Ворота красные сверкают золотом гвоздей. Внизу, под яшмовым мостом, отраженье четкое громадного дворца: черепицы нежная лазурь, резные стрехи, расшитые шатры и ввысь уходящие балюстрады. В центре большой залы из семи приделов золотом начертаны слова. По обе стороны портики и длинные веранды. Стены покрыты яркой росписью: сонмы богов и воинства небесного герои-полководцы. В дымке благовещих облаков Врата Падающих звезд вздымаются высоко, до самых небес. В лучах дневной зари Терраса Раздумий касается Небесной Реки. В зале Золотой стоят статуи божеств числом тридцать два. Льет свет обильный безграничный Белояшмовый дворец. У врат Трех небес,[565] за стражников свирепые Лилоу с Шихуаном[566] а около ступеней Зеленый дракон и Белый тигр вселяют трепет. Пред залой Сокровищ бессмертные феи и яшмовые девы в зарницах подносят душистые цветы. Пониже, у крыльца, шествуют четыре министра и девять сановников,[567] ко граду стольному и трону устремив почтительные взоры. На девятидраконовом ложе восседает золотой немеркнущий Учитель веры всех времен Нефритовый владыка, Великий государь. Одиннадцать жемчужин,[568] на шапке горят, темный халат расшит драконами, у чресел ланьтяньский самоцветный пояс[569] опирается на восемь триграмм в девяти дворцах,[570] в руках держит скипетр из белого нефрита. Владыка внимает всем, кто верен Трем драгоценностям и Пяти запретам.[571] Едва Он ударит в колокол златой, как их уста смыкаются и ни один не поминает имени Будды. Едва послышится удар в нефритовое било, как мириады тварей почтительно склонятся пред Ним. В зале, Обращенной к Небесам, под шелест ветра стихают шаги, у алтаря не умолкает молитвенное пенье. Лунными ночами звон издает божественный нефрит. Вот это подлинно даосский монастырь! Куда еще идти, к чему искать Пэнлай?!
Симэнь проследовал через главные ворота и очутился перед Вратами Падающих звезд, которые украшала сверху огромная, высотой в семь чи, пурпурно-красная таблица, а по обеим сторонам – параллельные строки.
По правую руку они гласили:
«Желтый путь и Неба широтаРаскрывают счастья воротаДевять небосводов. ЗолотойЭкипаж – даритель всеблагой».[572]
А по левую возвещали:
«В темноте алтарной солнца блескЗажигает чудных стягов лес.Драгоценных слов произнесенье –Праведный залог преображенья».
Симэнь приблизился к зале Сокровищ, над которой крупными знаками было начертано:
«Неба сокровища славьте чудесные,Гимны хвалебные пойте всегда.Служат Отечеству добрые, честные,Вечна святых алтарей благодать!»
Параллельные же строки гласили:
«Неба начало – оно в Беспредельном,Сердце молитвою ищет спасеньеУ бесконечновеликого Дао».
и
«Неба Владыка под яшмовой сенью.Щедро дарует он нам просветленье.Сердце отныне очищенным стало».
Симэнь вошел в залу и предстал пред жертвенным столиком у самого алтаря. Мальчик-послушник поднес ему блюдо с полотенцем. После омовения рук Симэнь опустился на подстилку, возжег благовония и пал ниц пред алтарем, а когда встал, навстречу ему вышел настоятель монастыря У.
Надобно сказать, что настоятель У Цзунси, в монашестве У Даочжэнь – Правоверный, был рослым детиной богатырского сложения, с густой бородой и большими усами. Любитель возлияний и дружеских пирушек, он охотно привечал всех жертвователей и благожелателей. Оттого-то, как только У Цзунси был поставлен настоятелем, так сразу и потянуло в монастырь Нефритового владыки богатых да знатных. Уж больно торжественно служил он молебны, а какие пышные устраивал трапезы! Благодетелей встречал с великим радушием. Целая свита подростков и мальчиков, по первому зову исполнявших любые его повеления, состояла у него в послушниках.
Не раз бывало, что Симэнь с компанией побратимов заказывал у него молебны, а к празднику, равно как и ко дню рождения, не забывал послать подарки. Ну как же настоятелю было не поприветсвовать Симэня! А тем паче теперь, когда Симэнь получил пост в судебном управлении и, прежде чем молиться и нарекать имя наследнику, вручил щедрые дары.
И вот настоятель сам позаботился о трапезе, лично службу отправляя. Чело его венчал украшенный нефритовым кольцом даосский клобук, красным цветом символизировавший солнце, а формой – гром и молнию.[573] Облачением ему служило бледно-голубое с длинными рукавами платье из перьев аиста,[574] украшенное двадцатью четырьмя созвездиями.[575] Чресла его обтягивал шелковый пояс. Он поспешно оставил аналой и почтительным поклоном приветствовал Симэня.
– Обманул я вас, милостливый батюшка, в самых возвышенных ваших побуждениях, – обратился он к Симэню. – Сколько раз удостаивали вы меня, неблагодарного, щедрыми своими дарами! И всякий раз бедный инок не решался отказываться, дабы не выказать вам непочтение, а, принимая, мучался угрызениями совести. И ныне, когда вы пожелали наречь младенцу монашеское имя, меня обязывает долг приобщить его к Трем сокровищам, помолиться о его благополучии и долгоденствии, но мне прямо-таки нечем отплатить вам, почтеннейший мой благодетель, за все ваши милости. Вы же осыпаете меня все новыми дарами, столь щедрыми и обильными, что меня, право, заливает краска стыда. Вы прислали куда больше, чем требует отправление обряда. Я вам так обязан!
– Премного вам благодарен! – отвечал Симэнь. – Прошу меня простить за причиненные хлопоты и принять эти скромные знаки внимания.
После взаимных любезностей Симэня поклонами поприветствовали остальные монахи, а потом пригласили в келью настоятеля, состоящую из трех зал. Келья называлась Террасой аиста в соснах.[576] Залу украшали многочисленные ярко-красные ширмы. Здесь, чувствуя себя вполне непринужденно, они пили чай. Там и сям неподалеку от Симэня красовались причудливые каменные глыбы. Сверкали начищенные до блеска столы и стулья. Слева висела надпись: «С Терема Желтого аиста[577] белым днем в небеса взмывал», справа другая: «И озеро Дунтин пересекал три раза». Перед Симэнем стояли две ширмы, одна против другой, с параллельными строками скорописи:
«Ветер. Пляшут рукава,словно аисты под утро.Вечные звучат слова –здесь всю ночь толкуют сутры».
– Возьми лошадь и ступай за дядей Ином, – велел слуге Цитуну Симэнь, усаживаясь за стол. – Ему, должно быть, не на чем ехать, вот он и не появился до сих пор.
– Тут вон и осел зятя Чэня стоит, – вставил Дайань.
– Ладно! Бери осла и поторапливайся, – распорядился Симэнь.
Цитун вывел осла за монастырские ворота и отправился к Ин Боцзюэ.
Между тем настоятель У кончил молитву и подсел к Симэню. За чаем завязался разговор.
– Решился бы я, почтеннейший мой батюшка, мешкать, брать на душу грех, в то время как вы с усердием стремитесь вознести молитву в святом храме?! – начал настоятель. – Мы с четвертой ночной стражи бодрствуем в неустанном бдении у святого алтаря. Долго читали из Священных канонов, отслужили особый молебен Нефритовому владыке, потом по случаю первого новолуния в новом году, которое празднуется сегодня, пропели хвалу Всевышнему Творцу круговращения светил, а послание с полными данными о рождении вашего наследника уже покоится на алтаре Трех сокровищ. Младенцу нарекли мы имя У Инъюань.[578] Дабы дух Тайи, покровитель судьбы,[579] даровал ему процветание и долгоденствие и не лишил его богатства и знатности, я воздал хвалу Небу и Земле с принесением двадцати четырех жертв, славу Всевышнему владыке с двенадцатью жертвами и двенадцать жертв усопшим. Всего было принесено сто восемьдесят жертв.
