ему переговоры с Тукальским и Дорошенком, приглашая их вступить в московское подданство и обнадеживая царской милостью. Правобережный гетман не отвечал отказом; но он предъявлял непомерные требования: например, на обеих сторонах Днепра должен быть один пожизненный гетман, в руки которого имеет быть передан и Киев, посполитые люди должны быть подчинены казакам, и пусть царь собственноручной присягой подтвердит условия подданства и вольности казацкие. Он ссылался при сем на предложения поляков, которые при посредстве Иосифа Шумлянского обещают принять вновь казаков на гадячских условиях Выговского. По всем признакам Дорошенко питал мечты о самостоятельной гетманской власти, о положении «господаря», пребывающего только под протекцией царского величества; мечтал о водворении на Украйне излюбленного польско-шляхетского строя, при котором казачество владело бы сельским населением так же, как шляхта владела им в польских областях. До чего казацкая старшина увлекалась польским строем, показывает пример помянутого переяславского полковника Дмитрашки Райча, который в начале 1673 года выхлопотал у польского короля себе шляхетское достоинство. Само собой разумеется, что в Москве на подобные требования не могли согласиться; однако продолжали вести таинственные и бесплодные переговоры, вопреки представлениям Самойловича, который уведомил, что Дорошенко лукавит и об этих переговорах сообщает как турецкому султану, так и польскому королю и стремится только захватить Левобережную Украйну, куда подсылает поджигателей, от которых горят целые города.
Меж тем гетман польской части Украйны Ханенко, подвергшийся гонению со стороны коронного гетмана Собеского, отложился от поляков. Он подошел к Киеву со своим небольшим войском и послал в Москву челобитную о принятии его в подданство. Но так как он считался в подданстве короля, то здесь сослались на Андрусовский договор, и Малороссийский приказ предложил ему выгнать сначала Дорошенка, сесть на его место, а потом уже перейти в московское подданство. Ханенко действительно начал войну с соперником; но силы его были слишком недостаточны для решительных действий.
Убедясь в неискренности и лукавстве Дорошенка, царь наконец согласился на представления Самойловича и предписал ему вместе с князем Ромодановским и кошевым Серко идти всеми силами на правобережного гетмана. В начале 1674 года Самойлович и Ромодановский с большим (почти 80-тысячным) войском переправились за Днепр и успешно начали отбирать города: сдались Крылов, Черкасы, Триполье, Канев с Лизогубом; проживавший здесь Тукальский бежал в Чигирин, где вскоре ослеп. Местное духовенство много способствовало успеху русских войск, склоняя жителей к переходу в подданство православного государя. Скоро почти вся Правобережная Украйна добила челом великому государю. Ханенко со своими 2000 казаков присоединился к царским войскам. Не сдавался только Чигирин, где заперся Дорошенко. Русские военачальники, ограничившись нерешительными и неудачными попытками против Чигирина, воротились на левый берег, и здесь в городе Переяславе 17 августа собрали казацкую раду, чтобы выбрать гетмана для Западной Украйны. От этой Украйны присутствовали войсковой есаул (Як. Лизогуб), обозный (Ив. Гулак), судья (Як. Петров) и представители одиннадцати полков; черкасского, каневского, Корсунского, белоцерковского, уманского, торговицкого, брацлавского, кальницкого, подольского, могилевского и паволоцкого (недоставало Чигиринского, где сидел Дорошенко). От восточной стороны присутствовали семь полковников: киевский (Солонина), переяславский (Дм. Райча), нежинский, стародуб-ский, черниговский, прилуцкий и лубенский. Когда князь Ромодановский именем великого государя предложил правобережным выбрать себе нового гетмана, старшина и казаки объявили, что они не желают иметь разных гетманов и просят великого государя утвердить их гетманом того же Ивана Самойловича. Ханенко на этой раде сложил с себя гетманское достоинство и выдал полученные им от короля булаву и бунчук. Его сделали уманским полковником.
На той же раде составлена грамота, заключавшая до двадцати статей, которые вновь определяли отношения Украйны к Москве. Вот главнейшие из них. К иностранным монархам гетман и старшина не должны писать без царского указу. Беглых посполитых людей из Малой России в Великую и обратно великорусских крестьян, бежавших на Украйну, выдавать. Малороссийские жители не должны привозить в пограничные московские города вино и табак. Гетман без совету войсковой старшины и без войскового суда не должен наказывать казаков или лишать их вотчин. У гетмана и полковников не должно быть компаний из серденят, как это заведено у Дорошенка и его полковников (которые, очевидно, окружали себя вольнонаемной гвардией). По смерти казака имение его наследуют жена и дети. Московским ратным людям не останавливаться в казацких дворах, а только у мещан и крестьян. Казаков мужиками и изменниками не называть. В 16-й статье заключается роспись жалованья гетману, старшине, полковникам, есаулам, сотникам, писарям, хорунжим, бунчужному гетману и так далее. Здесь приведена вся казацкая иерархия, все их чины. Реестровых казаков полагается 20 000. Недостающее число реестровых дополнить из мещан и крестьян. Жалованье идет из разных сборов. От этих сборов свободны маетности и подданные архиерейские и монастырские, но не белого духовенства. Для подачи писем и челобитных от гетмана и старшины учреждается особый выборный от казачества, постоянно пребывающий в Москве со свитой в пять-шесть человек. Вообще приезд казаков в столицу и число подвод для них точно определены. Царские почты учинены, кроме Киева, в Нежине и Батурине. Затем идет присяга на верность великому государю. Из сих статей мы видим продолжение все тех же стремлений, то есть как с одной стороны реестровое казачество стремится организовать из себя привилегированное крестьяно-владельческое сословие по образцу польской шляхты, а с другой – московское правительство старается ограничить гетманскую власть, облегчить для себя содержание войска помощью местных средств, ограничить убыточный и беспорядочный приезд в столицу многочисленных казацких депутаций и челобитчиков. Казачество также пытается оградить себя от обид со стороны московских ратных людей. В этом отношении любопытны жалобы киево-печерского архимандрита Гизеля и киевского полковника Солонины на стрелецкие отряды, прибывшие из Москвы вместе с новым киевским воеводой князем Трубецким: они побрали все сено на монастырских лугах, опустошили леса; дорогой забирали лишние подводы, причем возчиков не только бранили скверными словами, но и били их и «драли за хохлы»; кормы у крестьян брали силой, дворы и огороды опустошали и дома жгли. Вообще проход московских ратных людей скорее походил на татарское нашествие, нежели на прибытие христианской помощи против басурман. Жаловались также украинцы на то, что великорусские люди называют их изменниками. Подобные жалобы ясно говорят, как трудно было в то время установить приязненные отношения между двумя русскими народностями, успевшими значительно разойтись по своей культуре, обычаям и понятиям.
После Переяславской рады коварный Дорошенко прислал поздравить Самойловича с избранием в гетманы и сказать, что он и сам отдался бы под царскую руку, но будто бы Чигиринская старшина не позволяет. Вскоре потом, получив помощь от крымского хана, он переменил тон и успел отобрать
