— Больше всего я опасаюсь, — продолжала Эдит, — что он дал вовлечь себя в какой-нибудь заговор, которых так много в наше смутное и несчастное время. Я знаю, что душой он с этим ужасным Клеверхаузом и его войском; думаю, что уже давно он был бы у них, если бы не кончина моего дяди, доставившая ему из-за нас столько хлопот. Как странно, что, обладая таким тонким умом и так глубоко понимая ошибки свергнутой с престола династии, он готов пожертвовать всем ради ее возвращения.
— Что мне на это сказать? — ответила леди Эмили.— Для Эвендела это дело чести. Наш род всегда был верен короне; сам Эвендел долгое время служил в рядах гвардии; виконт Данди в течение многих лет был его командиром и другом; многие наши родственники поглядывают на Эвендела с явным неодобрением, объясняя его бездеятельность недостатком отваги. Вы должны знать, дорогая Эдит, что семейные связи и давно сложившиеся склонности значат иногда больше, чем отвлеченные рассуждения. Думаю, впрочем, что Эвендел не станет вмешиваться в эти дела, хотя, говоря по правде, одна вы можете удержать его от этого шага.
— Но разве в моей власти помешать ему в этом? — заметила мисс Белленден.
— Вы можете доставить ему оправдание: пусть люди, вспоминая слова евангелия, говорят: «Он взял жену и поэтому не мог прибыть к войску».
— Я дала ему слово, — едва слышно сказала Эдит, — но, надеюсь, он не будет меня торопить.
— Нет, — ответила леди Эмили. — Но пусть Эвендел хлопочет сам за себя. А вот и его шаги.
— Останьтесь, ради бога, останьтесь, — сказала Эдит, стараясь удержать леди Эмили.
— Нет, нет, — говорила леди Эмили, выходя из гостиной. — Третий в таких случаях играет глупую роль. Когда подадут завтрак, пошлите за мною: я буду под ивами у реки.
В дверях она столкнулась с лордом Эвенделом.
— Здравствуйте, братец, и прощайте до завтрака, — сказала веселая молодая леди, — надеюсь, вы объясните леди Белленден, что именно принудило вас обеспокоить ее так рано.
И, не дождавшись ответа, она вышла, оставив их с глазу на глаз.
— А теперь, милорд, — сказала Эдит, — я хотела бы знать, чем вызвано ваше настойчивое желание встретиться здесь, и притом так рано.
Она хотела добавить, что ей не следовало соглашаться на эту встречу, но, взглянув на своего собеседника и увидев его необычное, взволнованное лицо, воскликнула:
— Боже мой, что случилось?
— Верноподданные его величества одержали крупную и решительную победу у Блэр-Этола... Но увы! Мой храбрый друг, лорд Данди...
— Пал в этом бою? — сказала Эдит, угадывая конец его фразы.
— Верно, совершенно верно: пал, одержав победу, и нет никого, кто был бы равен ему талантами и влиятельностыо и мог бы заменить его на службе короля Иакова. Теперь, Эдит, не время мешкать в исполнении моего долга. Я отдал приказание своим подчиненным приготовиться к выступлению и сегодня вечером должен буду с вами расстаться.
— И не помышляйте об этом, милорд, — сказала Эдит, — ваша жизнь нужна вашим друзьям, не рискуйте ею в таком сомнительном предприятии. Что можете сделать вы один с несколькими слугами и арендаторами, которые, может быть, пойдут с вами, против почти всей Шотландии, за исключением горных кланов?
— Выслушайте меня, Эдит, — возразил лорд Эвендел. — Я не так опрометчив, как вы склонны, возможно, считать, и я больше не располагаю собой. Лейб-гвардейцы, с которыми я так долго служил, несмотря на реорганизацию, проведенную принцем Оранским, и новый офицерский состав, по-прежнему верны своему законному государю (тут он перешел на шепот, точно боялся, что его могут услышать стены), и два кавалерийских полка поклялись бросить службу у узурпатора, когда узнают, что я вдел ногу в стремя, и сражаться вместе со мной. Они ждали, когда Данди спустится с гор; но его нет в живых, и кто же из его преемников решится на этот шаг, пока не будет уверен в поддержке со стороны регулярной армии? Боевой пыл солдат между тем может угаснуть. Я должен заставить их выступить, пока они возбуждены победой, одержанной бывшим их командиром, и хотят отомстить за его безвременную смерть.
— И, рассчитывая на этих солдат, которых вы так хорошо знаете, — сказала Эдит, — вы хотите принять участие в этом отчаянном деле?
— Да, — отвечал лорд Эвендел, — это мой долг. Моя честь и моя верность короне обязывают меня.
— И все ради того государя, — продолжала Эдит, — чьи действия, пока он сидел на престоле, лорд Эвендел решительно осуждал?
— Совершенно верно, — ответил последний, — когда власть находилась в его руках, я как свободный гражданин восставал против его нововведений в управлении церковью и государством; теперь, когда его лишили законных прав, я считаю себя обязанным как верноподданный оказать ему помощь. Пусть придворные и льстецы лебезят перед власть имущими и покидают тех, кого постигли несчастья. Я не стану делать ни то, ни другое.
— Но если вы решились на этот шаг, который, по моему слабому разумению, нельзя назвать иначе, как опрометчивым, зачем вам понадобилось назначить эту встречу в такое необычное время?
— Неужели вам кажется странным, — сказал лорд Эвендел, — что, отправляясь в бой, я хотел попрощаться с моей нареченной невестой? Спрашивать у меня о причинах столь естественной просьбы — значит не доверять моим чувствам и вместе с тем слишком явно выказывать холодность своих собственных.
— Но почему вы хотели встретиться именно здесь, милорд, — спросила Эдит, — и почему в такой тайне?
— Потому, — ответил Эвендел, вкладывая в ее руку письмо, — потому, что у меня есть еще одна просьба, с которой я не посмею к вам обратиться даже после того, как вы ознакомитесь с этим посланием.
Эдит, спеша и волнуясь, пробежала письмо от бабушки.
Мое дорогое дитя, — писала леди Маргарет (мы сохраняем здесь ее стиль), — никогда еще я не досадовала в большей мере на ревматизм, который не позволяет мне сесть на лошадь, чем теперь, когда я пишу тебе эти строки и когда так хотела бы находиться в том месте, где вскоре будет это письмо, то есть в Фери-ноу, с единственной дочерью моего бедного, незабвенного Уилли. Но, видно, сам бог не желает, чтобы я была теперь с нею, и я заключаю об этом как по болям, которые в настоящее время переношу, так и потому, что они не поддаются ни припаркам из ромашки, ни отвару из дикой горчицы, чем я часто помогала другим. Поэтому я должна известить тебя письменно, вместо разговора с глазу на глаз, что молодой лорд Эвендел, выступая в поход по зову чести и долга, обратился ко мне с настоятельной просьбой, чтобы, во исполнение давнего договора, тебя и его, прежде чем он отправится на войну, связали узы священного брака. И, поскольку я не вижу разумных возражений против его искательства, то полагаю, что и ты, которая всегда была добрым и послушным ребенком, не станешь выдумывать чего-нибудь, противного разуму. Правда, когда-то в нашем роду свадьбы праздновались более торжественным образом, как и подобает, принимая во внимание нашу знатность, а не келейно и с малым числом свидетелей, словно таясь в углу. Но само небо и обитатели нашего королевства пожелали лишить нас имущества, а короля — трона. Впрочем, уповаю, что бог возвратит корону законному престолонаследнику и обратит его сердце к истинной протестантской епископальной церкви, каковое событие надеюсь увидеть моими собственными старыми глазами так же, как видела я королевскую семью в те времена, когда она боролась с такими же сильными мятежниками и самозванцами, как те, что властвуют ныне, то есть, когда его священнейшее величество, блаженной памяти Карл II почтил посещением мой скромный дом в Тиллитудлеме и соблаговолил в нем позавтракать... и т. д. и т. п.
Мы не станем злоупотреблять терпением наших читателей и приводить полностью многословное послание леди Маргарет. Скажем только о том, что оно кончалось приказанием внучке согласиться на немедленное венчание.
— Я никогда до сих пор не думала, — сказала Эдит, отбрасывая письмо, — что лорд Эвендел способен на неблагородный поступок.
— Неблагородный, Эдит! — воскликнул ее жених.— Так-то вы поняли мое желание назвать вас своею, прежде чем я с вами расстанусь, может быть, навсегда.
— Лорду Эвенделу следовало бы помнить, — сказала Эдит, — что, видя и ценя его постоянство и другие достоинства и понимая, чем мы ему обязаны, я сочла должным уступить его настояниям, но с условием, что меня не будут торопить с браком. А теперь, пользуясь влиянием, которое на меня имеет единственная моя родственница и близкий мне человек, он меня побуждает с нетерпеливой и даже неделикатной настойчивостью немедля назначить срок. В этих настойчивых и назойливых уговорах больше любви к себе самому, нежели благородства.