— Ну а ваша подделка Евангелия от Иакова, — сказал Ренделл. — Различные высказывания, которые вы приписываете Иисусу. Это факт или выдумка?
Глаза Лебруна блеснули из-за очков в стальной оправе.
— Скажем так, мсье: в основе моей выдумки лежали факты. “Логии” — Речения Господа Нашего, проблем не представляли. Еще раз я проконсультировался с апокрифами, старинными документами сомнительной точности. Возьмем, к примеру, один древний, найденный во время раскопок документ — Epistula Jacobi Apocrypha — Апокриф от Иакова, сборник замечаний, приписываемых Иисусу. Я взял кое-какие из них, немного переделав или улучшив. В Апокрифе, когда Иисус покидает Иакова, это звучит так: “Сказав это, Он вышел. Но мы опустились на колени, я и Петр, возблагодарили и послали сердца свои к небесам”. В Пересмотренной Версии От Лебруна я изложил это так: “И Он оставил нас, благославив перед тем, и со своим посохом исчез в тумане и темноте. После этого мы опустились на колени, и послали благодарности свои и сердца к небесам”.
Удовлетворенный Лебрун глянул искоса на Ренделла, ожидая его реакции.
Еще раз Ренделл одобрительно кивнул, завидуя смелости собеседника.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он. Факты служат выдумке. Но мне хотелось бы знать больше. Как насчет описания Иисуса Иаковом? Не думали ли вы, что такой вот Иисус, с узкими глазами, длинным носом, изуродованным шрамами лицом и с физическими недостатками — не ожидали ли вы, что подобное описание будет встречено с сопротивлением?
— Нет. Опять же, имеется много античных намеков о том, что Он обладал непривлекательной внешностью. Клемент Александрийский, осуждая верующих, уж слишком озабоченных своей внешностью, напоминал им, что Иисус был “уродливым с виду”. Андрей Критский писал, что у Иисуса “брови смыкались одна с другой”. Кирилл Александрийский записал, что Христос был “весьма уродливым с виду”, но прибавил при этом, что “по сравнению с божественной силой, плоть ничего не стоит”. Для меня этого было достаточно, чтобы излагать.
— Ну а что у вас имелось, чтобы оправдать ваши утверждения о том, что Иисус пережил Распятие?
— Имеется довольно долгая традиция, утверждающая, что Иисус не умер после своего распятия. Игнатий, бывший епископом в сирийской Антиохии в 69 г. н.э., заявлял, что после Своего Воскрешения Иисус был “во плоти”. Согласно Иренею — известный Папий, который был епископом в Иерополисе и лично знал апостола Иоанна, заявлял, что Иисус не умер перед тем, как Ему исполнилось пятьдесят лет. Розенкрейцеры всегда утверждали, будто у них имеются древние документы, доказывающие то, что Иисус избежал смерти на Кресте в Иерусалиме. Розенкрейцерский историк писал: “Когда они вошли в гробницу, они нашли отдыхавшего Иисуса, довольно быстро восстановившего свои жизненные силы”. Эти же источники утверждают, что сектанты-ессеи прятали Иисуса. Кстати, слово “ессей” означает не только “святой”, но еще и “целитель”. Так что ессеи могли исцелить Иисуса. В этом смысл работы Карла Бардта и Карла Вентурини, которые в конце XVIII века готовили жизнеописание Иисуса. В своей книге они утверждали, будто именно ессеи подготовили и провели все чудеса Иисуса, и что именно они осуществили его Воскрешение, и что с креста его сняли не мертвым, но всего лишь без сознания, после чего Он был излечен врачом или целителем из секты ессеев.
— Ну а отправка Иисуса в Рим? — подогнал его Ренделл.
— Рим, — сказал Лебрун, любовно повторив это слово. — Мой самый крупный риск, но почему бы и нет? Иудейские фарисеи второго века свято верили, что Мессия должен появиться в Риме. Петр видел Иисуса во плоти по дороге в Рим. Римский историк Светоний обвинял Христа за организацию беспорядков в Риме. Дело в том, что и вправду существует традиция, которую Иаков излагает следующим образом, говоря своим последователям, что если кто-либо из них будет интересоваться, где же их Бог, он мог убедить их: “Бог ваш в великом городе Риме”. — Лебрун сделал паузу, обдумывая только что сказанное. Похоже, он был доволен собой. — Мне кажется, что Рим был довольно логическим ходом.
— Несомненно, таким он и был.
— Видите ли, мсье Ренделл, практически каждая концепция в моей подделке основывалась на каком-либо античном намеке. Это те же самые намеки, которые искушают современных теологов и исследователей Нового Завета в их попытках реконструкции жизни Христа, заполнить все пробелы путем дедукции и логики, путем изучения исторического фона и размышлений. Современные библейские эксперты знают, что имеющиеся у нас четыре Евангелия не являются фактической историей. Четыре Евангелия в своей основе являются серией связанных друг с другом мифов, хотя мифы эти и могли основываться на событиях того времени. Все это давало толчок к размышлениям многих современных специалистов о том, что же по-настоящему происходило в начале первого века нашей эры. И они не желали бы ничего большего, чтобы доказать свою правоту путем находки пропавшего евангелия — того самого, которое всегда считалось существующим, и которое было первичным источником для четырех принятых во всем мире четырех евангелий. Потому-то я прекрасно понимал, с каким бы сопротивлением не встретились истории Иакова и Петрония, всегда найдутся сотни теологов и библеистов, которые скажут: “Наконец-то, истинное свидетельство того, о чем мы так долго рассуждали, все-таки должно было найтись”.
— Ваши предположения оказались истинными, мсье Лебрун. Самые уважаемые международные эксперты изучили ваше евангелие от Иакова вместе с отчетом Петрония и приняли их.
— Я никогда ни на минуту не сомневался в результате, — самодовольно заявил Лебрун. — После того, как я закопал свою подделку — а ведь это, в свою очередь, было наиболее сложным…
— Как это, наиболее сложным? — перебил его Ренделл.
— Потому что, как только я был вынужден использовать окрестности Остиа Антика в качестве места для будущей находки с целью поддержки идей профессора Монти и последующего вовлечения его в свое дело, я встретился с трудностями.
— Каким же образом?
— Спрятать мое изделие в какой-нибудь пещере в Израиле или в долине реки Иордан либо же в каком-нибудь складском помещении египетского монастыря было бы гораздо легче, более логично. Большинство основных открытий делается в этих сухих зонах. Но вот Остиа Антика — страшно даже подумать. Никто не мог и представить более неподходящее место, в котором бы папирусы сохранились вплоть до двадцатого века. Существовала проблема воды. Здания Остиа располагались в античные времена столь низко, что каждый год город затапливался водами Тибра. Нельзя было ожидать, чтобы какие-то папирусы или пергаменты могли бы сохраниться в результате этих периодических наводнений. Но тут мне встретился следующий исторический факт. Во втором веке император Адриан полностью разрушил Остиа и перестроил город на метр выше, чтобы нейтрализовать действие наводнений. Лично я преодолел проблему, решив спрятать рукописи в каменном блоке.
— А это не могло бы сразу же стать подозрительным?
— Вовсе даже и нет, — ответил на это Лебрун. — Мне было известно, что многие богатые торговцы когда-то жили в виллах на побережье возле Остиа Антика — и если один из таких купцов, еврей, тайно принявший христианство, хотел сохранить ценные рукописи, присланные ему из Палестины, он бы сделал это точно таким же образом.
— Итак, чтобы сохранить свою работу, вы воспользовались старинным каменным блоком?
— Не все так просто, — сказал Лебрун. — Никакой камень из Италии не может защитить от воды. Лично я экспериментировал с многими видами. Туфовые камни имеются повсюду, но оказалось, что они слишком пористые. Глина, которая может помочь в климате Мертвого Моря, оказалась слишком хрупкой для морского порта типа Остиа. Даже мрамор трескается, находясь под водой. В конце концов, я остановился на одной из двадцати пяти разновидностей серого гранита, надежного гранита, без каких-либо следов полевого шпата, который может растворяться почвенными водами. Я взял один такой древний гранитный блок и обработал, чтобы тот стал основанием для какой-нибудь статуи. Я распилил блок на две части и сделал в половинках нишу. После этого я завернул папирусы евангелия от Иакова и пергаменты Петрония в промасленный шелк, вложил все это в обожженный глиняный горшок, горшок запечатал и поместил горшок в пустотелый гранитный блок. Сделав так, я соединил обе гранитные половинки, запечатал их смолой, еще более придал древности и захоронил в нераскопанной зоне, где под землей могли быть развалины зданий второго, а то и первого века нашей эры. Я прождал несколько лет, чтобы спрятанный блок сделался единым целым с почвой, чтобы на этом месте появилась растительность. После этого я пришел к профессору Монти с фрагментом, который, как я ему сказал, был мною открыт в другом горшке где-то в этом районе. Как только я привлек Монти на свою сторону, больше мне беспокоиться уже было незачем.
