— У вас не пиджак, а фотолаборатория, мистер Харви.
— Перестаньте называть меня мистером, Энди, Не тот момент. Пиджак частного детектива — тот же сейф, когда это требуется, конечно.
Добросовестно просмотрев каждую фотографию, Клайнстон отрицательно качнул головой.
— Нет здесь ни Смита, ни его шофера. Это совершенно точно.
Харви, от которого не укрылось, что Клайнстон улыбнулся, разглядывая одну из фотографий, изменил форму вопроса.
— Посмотрите еще раз. Может быть, с кем-нибудь из этих людей вы все-таки встречались по ходу своей «золотой» операции? В банке? На выходе из него? По пути…
— Тут и смотреть нечего, — перебил Клайнстон, передавая Харви фотографию Френсиса. — Вот этот человек руководил моим арестом в баре, когда я был вынужден выдать себя за мертвеца.
Харви не сдержал своего удовлетворения, благо в такой сдержанности не было ровно никакой необходимости.
— Кэйсуэлл? — полюбопытствовал Клайнстон, следивший за выражением лица детектива.
Харви ограничился тем, что отрицательно покачал головой — ему не хотелось вдаваться в подробности.
— Итак, Энди, вы спрятались в подвале банка, дождались закрытия, изъяли из указанного вам сейфа тринадцать слитков девятьсот девяносто пятой пробы. И что же дальше?
Клайнстон улыбнулся.
— Сущие пустяки. Закрыл сейф так, чтобы не осталось никаких следов, уложил слитки в атташе-кейс, дождался открытия банка, спокойно вышел из него и доставил золото в номер «Тюдор-отеля», как и было условлено.
Харви откинулся на спинку кресла, разглядывая Клайнстона.
— Пустяки! Но ведь вам потребовалось чуть ли не двенадцать часов просидеть в подвале, заполненном азотом!
Клайнстон улыбнулся.
— У меня был кислород — целый литр под давлением сто пятьдесят атмосфер, итого сто пятьдесят литров. И простейший портативный респиратор с полузамкнутой циркуляцией и регулируемым подсосом окружающей среды. В состоянии глубокой медитации потребление кислорода снижается во много раз. Я провел несколько тренировок и убедился, что двенадцать часов с моим снаряжением, — далеко не предел. Так что риск был минимальным.
Харви тяжко вздохнул.
— Опять эта медитация! Неужели нельзя попроще объяснить — что и как?
— Никто не знает — что и как, ни попроще, ни посложнее. Есть психическое состояние, добытое опытом многих и многих поколений людей, есть разные названия этого состояния. И никто не знает — что и как. — Клайнстон слегка поклонился. — Кроме меня, разумеется.
— В это можно поверить. Не поделитесь? Удержаться от соблазна проникнуть в такую тайну
Харви не смог. Не случайно же он стал частным детективом и недекларированным хранителем многих и разных чужих тайн и секретов. Тяга к тайному, к сверхъестественному, доступному немногим, жила у него в крови с раннего детства.
— Кое-чем могу поделиться, — поразмыслив, решил Клайнстон.
— Слушаю!
Харви так поторопился с этим ответом, что Клайнстон не сдержал улыбку.
— Придется начать издалека, Рэй. Когда человек еще только формировался в своем современном облике, среди ранних палеантропов, которых называют еще неандертальцами, выделилась специфическая ветвь эволюции. Я не очень специален?
— Нет, — успокоил Харви, усаживаясь в кресле поудобнее. — Я слышал о неандертальцах. И даже видел в музее — не помню в каком — скульптуру в натуральную величину. Должен сказать, что среди подонков встречаются типы и пострашнее.
Они посмеялись, и Клайнстон продолжал:
— Часть ранних неандертальцев, попавших в критические условия бытия из-за прогресса оледенения и общего похолодания, свернула с пути прямого покорения природы, что характерно для антропогенеза как такового, в сторону приспособления к ней. В этом особом русле антропогенеза выживали те палеантропы, которые в экстремальных условиях голода, холода и бескормицы приобретали способность впадать в особое анабиотическое состояние, напоминающее спячку животных.
— Вроде спячки медведей? — с усмешкой уточнил Харви.
— Сходство, конечно, есть, но есть и существенные различия. Медведи впадают в спячку бессознательно, а неандертальцы были без пяти минут людьми, они уже обладали прототипом разума, сознанием, хотя еще и не развитым в полном объеме. И в своеобразную спячку, в первобытную медитацию они вводили себя преднамеренно, осознанно замедляя биение сердца и сводя до минимума все обменные процессы, включая и дыхание. Погружался в оцепенение и мозг этих древнейших йогов-неандертальцев. Оставалась лишь дежурная искорка бытия, через которую они контактировали с окружающим миром. И когда наступало потепление, а вместе с ним и возможность добывать пищу, древнейшие йоги будили себя и возвращались к жизни. Ну, а если потепления своевременно не наступало, то тлеющая искра сознания постепенно гасла, и наш далекий предок спокойно и безболезненно умирал. И поэтому йоги-палеантропы не испытывали такого страха перед смертью, как остальные древние люди.
— Так это же было давно, Энди. Вы-то не палеантроп!
— Верно. Но гены этой древней естественной йоги частично сохранились. И у некоторых людей они подбираются таким удачным образом, что древние возможности медитации пробуждаются, если на них, конечно, своевременно обратить внимание.
— И вы — один из таких людей?
— Совершенно верно. Существуют прирожденные силачи и акробаты, математики и поэты. А я — прирожденный йог.
С интересом разглядывая Клайнстона, Харви полюбопытствовал:
— А Фомальгаут к этим способностям имеет какое-нибудь отношение?
— Дался вам этот Фомальгаут! Визитная карточка — просто шутка, чтобы озадачить и сбить с толку полицию.
Харви почесал затылок.
— Но, Энди, вы и в наших разговорах все время шутите! Меня и Хила вы тоже хотите озадачить и сбить с толку?
Клайнстон негромко рассмеялся.
— А почему бы мне не подстраховаться? Хилари Линклейтор — неплохой человек, но он пьет. И пьет здорово! К тому же у него много темных для меня связей в преступном мире, а мы живем в такой стране, где все продается и все покупается. Что же касается вас, Рэй, — Клайнстон сделал извинительный жест, — то вас я вижу сегодня впервые в жизни.
— Понимаю. — Харви наморщил лоб, стараясь поточнее сформулировать свою мысль. — Но нам вместе идти на серьезное дело. Стоит ли таиться друг от друга?
— Фомальгаут нашему делу не помешает.
Харви с интересом разглядывал своего товарища по делу.
— И все-таки, вы уж простите мою настойчивость, человек вы, Энди, или инопланетянин?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
