– впечатление, что очень мало на месте энергичных, смелых людей. Все запуганы до безобразия. Голова говорил между прочим, что в городе большая тревога – боятся нашего ухода. Дал несколько советов об организации милиции.
Днем начали поступать донесения по телефону из Акимовки, что к ней подходят эшелоны матросов; самые дикие слухи росли, внося в измученное население тревогу. Самый интересный слух – из Крыма движется 600 000 армия красногвардейцев… Прибывшие поезда тоже доносили, что не очень спокойно, но, когда наша блиндированная платформа оставила Акимовку и мы еще не знали, где она, с разъезда Тащенак пришло донесение по фонопочте от железнодорожников, что к разъезду подходит большевистский эшелон.
Ясно было, что слухи эти все панические и вздорные, но самую возможность факта – приближение большевиков – отрицать окончательно было, конечно, нельзя. После данного им урока мы настолько в это не верили, что никаких особых мер охраны даже не принимали, но с этими сведениями, как бы они ни были преувеличены, совсем не считаться нельзя, эшелон мог подойти – нужно приготовиться; решено офицеров вызвать из города, сосредоточить в фруктовом саду у балки Песчаная, выдвинуть роту, взвод конницы и взвод легкой артиллерии и вести разведку на фронте от реки Молочная через хутор Тащенак, колония Иоганнесру, столбовая дорога. Северное направление наблюдать только заставами, так как большевики, покинув Антоновку, ушли на Токмак; на разъезде Терпение иметь паровоз с 12–15 вооруженными железнодорожниками, а на разъезде Тащенак – блиндированную платформу с пулеметами, связанную со штабом телефоном. На случай, если бы большевистский эшелон решил подойти близко, например в бронепоезде, подготовлен был локомотив и вагон с рельсами для устройства крушения и последующего уничтожения эшелона. С посылкой за офицерами вышло не гладко – собирая офицеров, либо ординарец ерунду наговорил, либо кто из добровольных помощников-жителей, кричали по улицам, чтобы отряд собирался, что наступают большевики и т. п. Началась настоящая паника. Милиция сразу побросала винтовки и разбежалась; едва успокоили население.
В 16 часов отряд, под командой подполковника Почекаева[200], выступил вперед по фруктовому саду. Обстановка к этому времени выяснилась: оказывается, наша блиндированная платформа доходила почти до станции Сокологорное, занятой бандами; потом поезд большевиков следовал за ними. Велась перестрелка пулеметами, враги стреляли артиллерией, но попадали почти все в свой поезд, давая чудовищный недолет, – наши умирали со смеху, видя эту стрельбу. Верстах в двух с половиной южнее станции Акимовки они сняли районные рельсы и увезли под огнем большевистских разъездов. Когда оставляли Акимовку, разъезды уже подходили к станции. Вот все достоверные сведения – ясно, что дальше этого разобранного пути поезд не мог пройти, а занять они могли только Акимовку.
Предполагаю на завтра послать конный отряд в Иоганнесру, чтобы захватить большевиков, если будут приближаться; устроить крушение севернее переезда Тащенак, дальше от города, и глубже обойти место крушения с тыла. Отряд выступает в 9 утра.
Днем часов в 17–18 запрос о приеме поезда с делегацией немцев – очевидно, их части имеют в виду сойти к Мелитополю. Приказали ответить о приеме к 10 часам 5-го.
Квартира наша вновь обставилась – внесена мебель, картины, рояль… Уютно, комфортабельно; утром взял горячую ванну – блаженство после стольких дней похода.
Вечером собирались служащие, коллеги К. Прекрасно пел его помощник. Давно уже не приходилось слышать ничего подобного. Повеяло старым, довольным временем. Вообще прием радушия исключительного.
Понемногу город очищается от бандитов. В Акимовку из Мелитополя приехал на автомобиле офицер, сказался бежавшим. Там, однако, был опознан солдатами крымского конного полка; один солдат, увидев его, сразу в морду – оказался вовсе не офицер, а убийца командира, похитивший его же шашку после убийства. Расстрелян.
Железнодорожная охрана (все низшие служащие) арестовали типа, призывавшего бить буржуев, анархист. Случай разобран, расстрелян.
Мелитополь дал многое, есть военно-промышленный комитет, получили ботинки и сапоги, белье; из захваченного материала шьем обмундирование на весь отряд – все портные Мелитополя загружены нашей работой, посторонних заказов не берут.
5 апреля, Мелитополь
Ездил утром смотреть заставу в саду у балки Песчаная – пришлось переставить артиллерию, чтобы обстреливала подходящий поезд прямо в лоб.
В день прибытия в районе было выпущено объявление о свержении власти большевиков и уничтожении всех их декретов. Вся гражданская власть была передана в руки городской думы и волостных земств; городской думе предложено было сорганизовать самооборону сильной милицией, на станции организована железнодорожная самооборона. Оружие от населения отбиралось и передавалось самооборонам. Часть оружия выдавалась в волости.
Кажется, между 13–14 часами прибыл блиндированный немецкий поезд, а за ним их первый эшелон – остались на станции. Разговоры с ними вели Войналович с Жебраком – я уехал в город, уклонившись таким путем от этой невеселой встречи. Немцы на этот раз, очевидно, вполне доверяли нашей лояльности, ибо, как шуба, влезли на станцию – но нам нет другой политики пока. На офицерах эта встреча отражалась тяжело, многие нервничали, – во избежание столкновений приказал снять всю охрану и внешнее охранение против большевиков, передав вокзал железнодорожной охране; охранение в Акимовке взяли на себя, естественно, немцы своим немедленным туда продвижением. Выступление конного отряда было отменено еще утром при сведениях о прибытии немцев. Завтра решил вообще оставить город и перейти в деревню Константиновку, где и ждать окончания портняжных заказов.
Хоронили убитого офицера конно-пионера. Бесславно погиб, но похороны получил почетные: металлический гроб, венки, трехцветные флаги на гробе; масса жителей, цветы, зелень, много участия и сочувствия отряду в поминовении усопшего.
Вечером железнодорожное общество и мы собрались вместе, тот же уют, прекрасный ужин, прекрасное пение, но уже не то настроение, отравленное немецким приходом. Прощальный характер собрания (наш уход).
Особенно реагировал К., резко говорил с немцами, не ведя вначале необходимой политики, слишком опирался на нас, на наши прежние распоряжения; приходилось его уговаривать вести политику, идти на уступки, ибо это могло в конце причинить вред даже и нам. Что делать, терпи, пока время не пришло: выдержка – это все.
6 апреля, деревня Константиновна
В 9 часов отправился обоз, выступление боевых частей в 14 часов. Так как немцы все время наблюдали за нами и у них, очевидно, немало агентов, решил двигать вею колонну, но по частям, разными улицами, чтобы затруднить подсчет сил. Странно, что немцы, всегда так прекрасно осведомленные, преувеличивают много наши силы, считая их не менее 4–5 тысяч (из их разговоров).
Утром отправился к немецкому генералу (начальник 15-й ландверной дивизии), поговорить о положении перед уходом, главная цель сгладить обострение их с железнодорожной администрацией, если бы таковое обнаружилось. Сказал
