командой Войналовича, все время рвавшегося вперед. Остальные оставались обеспечивать нас от немцев. Лег в час, сделав все распоряжения. Вечером изредка ружейная стрельба.
28 марта, Любимовка
В начале пятого утра роты полковника Войналовича начали в пешем строю, конница в поводу переходить мост. С утра обменялись с немцами офицерами для связи. Рассветает. Два одиночных выстрела. Артиллерия наготове. Просит броневик – двинули на мост, сам-то мост вынес бы, да доски гнилые, грозят провалиться в любую минуту – решил вернуть, хорошо, что броневик выехал только на начало моста. Придется перевозить на пароме – поручил это руководство Жебраку. В это время, в 6.30, получил от Войналовича достаточно неясное донесение, что ему нужно выслать вперед броневую машину и горную артиллерию для поддержки штурма и что противоположный берег реки Конки «занят». Кем? Судя по содержанию записки – большевиками. Приказал было открыть огонь артиллерии по противоположному берегу (не высылая горную, ибо что ей делать в низине между Днепром и Конкой), когда из расспросов посланного выяснилось, что берег занят нами и горная артиллерия нужна для преследования. Через десять минут получено донесение о занятии нами Каховки. Оказалось, большевики ушли еще ночью. Перед нами оставалось несколько прозевавших. Сейчас же было двинуто на тот берег все: легкая батарея и мортирный взвод, 3-й и остальные взводы пулеметной роты, команды связи и обоз с их прикрытием; обозы двигались довольно медленно к мосту. Прощальный разговор с майором Науманом, зашедшим в мой штаб у наблюдательного пункта. Просил передать благодарность в Новый Буг за наших раненых и о приеме будущих. Броневик опоздал; за мостом шагов 300 занесло песком мостовую дамбы на добрую четверть, если не больше; идти не мог – попросили австрийцев, пришел капитан и человек 30–40 австрийских саперов, принесли доски и, подкладывая их постепенно под колеса, перетянули броневик через песок по доскам (шел эти сто сажен не меньше часу), попав, наконец, на камни, весело и бодро побежал. Уставшие, недокормленные и недопоенные лошади тоже с трудом протаскивали обоз через песчаный занос. В Каховке почти вся масса населения встретила нас с восторгом и благословением, как избавителей – крепко насолили им большевики, взяли с них 500 000 рублей контрибуции, отобрали лошадей, платье, белье, съестное и т. п. Навезли нам подводы с хлебом в подарок, приготовили обед начальникам (уклонились, некогда было), все, что желали, было к услугам и добывалось точно из-под земли. Всячески выражались радушие и радость. Проходили город стройными рядами (пехота) с песнями. Много пристало сразу добровольцев, преимущественно учащихся старших классов (гимназистов, семинаристов), были и юнкера, офицеры, чиновники и т. п., всего человек 40. Только часам к 14 дошли головные колонны к Любимовке. Первоначально хотел остановиться в Каховке (имея в виду простоять два дня), но там решили стать немцы, отцепился от них.
Эпизод с конным отрядом – захват большевиками пяти человек из разъезда, двое пробилось, а трое в плену. Прорвавшийся доложил, что пленные разоружены; их намерены расстрелять. Заступничество одного красногвардейца, хотя и бесполезное, выиграло время. Послал эскадрон, наших освободили, 15 большевиков изрубили в конной атаке, остальные рассеялись. Это был 1-й Партизанский Приднепровский отряд. Взяли его красный флаг с надписью: «Смерть буржуям». Хорошее красное сукно, пошло на чакчиры одному из офицеров. При занятии противоположного берега прикончили одного заспавшегося красногвардейца, в городе добили 15 вооруженных, замешкавшихся или проспавших, да по мелочам и в Любимовке – всего им обошелся этот день человек в 32–35.
В Каховке много легких снарядов – не на чем вывезти, нет подвод, позабрали большевики, поуезжали беженцы, собирать долго, выставили караулы против захвата немцами.
По прибытии в Любимовку узнал, что у агентов Продовольственной Управы большевистского правительства находится не менее 830 тысяч рублей деньгами и свыше 400 тысяч рублей вкладами (чековые книги). Деньги крайне необходимы. Решил задержаться. Назначил комиссию (Семенов, Неводовский, Жебрак, Войналович, интендант, Гаевский) выяснить, откуда деньги, и наметить дальнейшее их применение.
Масса фуража Продовольственной Управы, дают даром, приказал кормить сколько съедят. Каховка – местечко, почти город. Есть недурные лавки, мощеные улицы, электрическое освещение, лучше Берислава – города. По приезде, часов в 16, узнаю о запрете вывоза снарядов – довольно нахального немецкого фендрика, сказавшего: «Отсюда ничего не будет вывезено». Решил идти немедленно к майору Науману. Довольно долго ждал переводчика. Выехал – темнело, фонари неисправны. У моста оставил автомобиль. Сам пешком до занятого немцами дома. Там оказался командир роты. Дал мне провожатого солдата связи, который не знал майора. После долгих опросов патрулей и блужданий добрались на противоположный конец города. Сказал майору Науману: «Когда вошли в город – конница захватила снаряды, поставили караул, послали за подводами, нагрузились, но явился немецкий караул и запретил. Я не претендую на все. Снаряды захватили мы». Майор сразу согласился – пожалуйста, берите все. «Все не нужны, только то, что на подводах». Договорились на 500 штук. Попросил записку, чтобы не мешал караул. Он сейчас же написал. Мое возвращение сопровождалось следующим эпизодом: исчез шофер с карабином; шинель – на месте. Совет австрийцев, охранявших мост, ночевать здесь. Видели близко большевистские патрули. Решил, конечно, ехать. Кричали, давали сигналы. Наконец шофер прибыл: оказалось, заждался, пошел сам нас искать. Темно, швыряло, влазили на косогоры. Часовые австрийцы останавливали всюду.
Очень красивая картина. Каховка вся в электрических огнях. В Каховке уже нашего караула не застал, сняли и подводы разгрузили, охранял уже только немецкий караул.
До Любимовки та же картина ночной езды; въезд в деревню в темноте не нашли, не туда попали, ездили по улицам, все спит, спросить некого; вдоволь наколесив, наконец нашли. Было уже половина первого. Поужинал, лег спать.
Любимовка – большая деревня, две школы, много хороших изб. В Каховке достали пудов пять бензина, смазочные масла, керосин, коломазь.
Ночью и с утра значительный ветер, особенно усилившийся днем, – весь переход от переправы до Любимовки в тучах песчаной пыли, почти песчаная буря. Пыль в глазах, в ушах, за воротником, в карманах – отвратительно.
И все же день великого торжества, день удач: перейден Днепр, переход которого еще накануне был таким спорным. Дальше – немало трудов и опасности, но много зависит от нас самих, а здесь – многое от обстоятельств.
Великий шаг сделан.
29 марта, Любимовка
В 13 часов смотрел добровольцев каховских, явились еще не все: есть еще мальчики лет по 15, преимущественно в артиллерии, в пехоте же все основательная публика. Но горе – почти нет запасных шинелей; в Каховке захватили их немного, штук 15 у большевиков, да есть у Жебрака,
