кусочках из тетрадей. Важным опознавательным знаком белового автографа, предназначенного для публикации, является подпись автора под стихотворением, чаще всего это росчерк «Игорь-Северянин». В рассматриваемой подборке таких листов двенадцать. Остальные рукописи можно считать сделанными автором для себя, в том числе цикл любовной лирики «Цикламены» (1933), посвящённый Валентине Берниковой.
В Фонде Северянина РГАЛИ сохранились книги из библиотеки Северянина «Соловей» и «Классические розы» с авторскими пометами и вырванными листами, возможно, изъятыми для составления предполагаемого сборника избранных стихотворений. Некоторым подтверждением такого положения вещей служат воспоминания Веры Борисовны Коренди:
«Однажды я увидела Северянина, стоящего у окна. Он был в глубокой и настороженной думе... Две книги лежали на письменном столе: “Классические розы” и “Медальоны”. Он медленно, как будто в глубоком раздумье листал их... потом снова ходил по комнате, снова стоял у окна. В его душе что-то зрело, что-то вынашивалось, что-то пело.
Вдруг он сел за стол, решительно взял ручку.
Я подошла сзади и взглянула в книги. То, что я увидела, потрясло меня: он широкими, уверенными взмахами ручки зачёркивал строки.
“Боже мой! — воскликнула я. — Что ты делаешь? Зачем калечишь чудесные книги?” Он повернулся ко мне, ласково и ободряюще улыбнулся и поднял руку, как бы защищая себя от моих укоров.
“Верушка, мембрана моя! Пойми, слушай, внимай, а главное пойми! Пойми, я рождаюсь вторично. Я рождаюсь совершенно иным, я перевоплощаюсь. Понимаешь? И строки мои тоже. Я хочу идти бодрым шагом в ногу с эпохой. А эпоха эта великая, чудесная, светлая. Я же поэт! Неужели же я могу остаться немым свидетелем? Стоять в стороне, как безмолвный зритель, как бескультурный тип? Ну, слушай, я прочту тебе строки моего новорождённого младенца, слушай!”
И он стал, сверкая радостью, читать мне свои перевоплощённые строки. И действительно. Это было свежо и прекрасно. Это было славословие века великих событий. А главное — он был счастлив. А для меня его счастье было самое главное. Его удовлетворённость собой, своим творчеством, своим поэтическим словом.
“Прекрасно, Игорь! — сказала я. — Это же действительно твоё второе рождение! Вот теперь ты стал настоящим ‘королём поэтов’! Поздравляю!” И не было дня, счастливее этого. И человека, счастливее моего поэта.
10.06.1940 г. Усть-Нарва».
В газете «Сегодня», где печаталось интервью с поэтом, сообщалось о предстоящем праздновании 35-летия его творчества в Таллине:
«Вступительное слово скажет эстонский поэт Валмар Адамс. Декламировать стихи Северянина будут на эстонском языке, в переводах Виснапу и Раннита. <...> Прочтут стихи Северянина М. Шнейдер-Брайар, — по-испански, а на эсперанто А. Иытер.
Выступит на этом вечере и сам юбиляр. Игорь Северянин будет читать свои новые стихи и переводы с эстонского.
Затем пойдёт концертное отделение.
Примадонна театра “Эстония” Милве Лайд исполнит, между прочим, песню на слова Северянина “Виктория Регия” на музыку С. Прохорова. Солист “Эстонии” Воотале Вейкат споёт “Поэзу об Эстонии”, — музыка для неё специально для этого вечера написана эстонским композитором проф. Адо Ведро. Участвует в этом вечере юбилейного чествования Северянина и лучший эстонский пианист Бруно Лукк, как и многие другие деятели эстонской литературы и музыки.
К этому празднеству исполнил портрет Игоря Северянина известный молодой художник Б. Линде».
Вечер в Таллине в зале Клуба Черноголовых в связи с 35-летием литературной деятельности «известного поэта и переводчика Игоря Северянина» состоялся 14 марта 1940 года. Действительно, его можно было с полным правом назвать эстонским — Северянин стал настоящим представителем эстонской поэзии в русской литературе. Помимо сборников Генрика Виснапу и антологии «Эстонские поэты за сто лет» в 1937 году в переводе Северянина вышла книга стихов эстонской поэтессы Марие Ундер «Предцветенье», а в 1939-м в его переводе появился сборник стихов Генрика Виснапу «Полевая фиалка».
За эту деятельность поэт от эстонского правительства получил денежное пособие. Историю своего хождения за пособием он подробно рассказал в письмах Фелиссе Круут.
В номере 18 рижского журнала «Для Вас» печатается стихотворное послание Александра Перфильева «Игорю Северянину»:
Нет, не совсем мы в мире одиноки, И стало сразу на душе светлей, Читаю ваши дружеские строки, А в них тепло и аромат полей.
Таков был последний юбилей Игоря Северянина, мало напоминавший былые праздники, поэзоконцерты и гастроли. Его масштаб катастрофически сузился — не только на родине, но и в центрах эмиграции о поэте не вспоминали.
Продолжая разговор о культуре, «прогнившей, как рокфор», Рерих в следующем письме из Гималаев рассказывает Северянину:
«В прошлом году Б. Григорьев писал мне с великим отчаянием, как бы предрекая конец всякой культуры. По своему обычаю я возразил ему, что не нам судить, будут ли сжигать наши произведения. Ведь мы вообще не знаем ни читателей, ни почитателей наших. Помню и другое отчаяние, а именно, покойного Леонида Андреева, который писал мне о том, что “говорят, что у меня есть читатели, но ведь я-то их не вижу”. Именно все мы не видим их. Может быть, и Вам иногда кажется, что у Вас нет читателей. Но даже в нашей горной глуши нам постоянно приходится слышать прекрасные упоминания Вашего имени и цитаты Вашей поэзии. Ещё совсем-недавно одна неожиданная русская гостья декламировала Ваши стихи, ведь Вы напитали Вашими образами и созвучиями многие страны. Все мы находимся в таком же положении. Уж очень щедро было русское даяние. Потому-то так трудно усмотреть и урожай. Русская музыка, русский образ, русские слова запечатлёны во всех странах света. Нет такого дальнего острова, где бы не отобразилась русскость. Даже и в трудах и в трудностях будем беречь русское сокровище. Оно так велико и прекрасно, что — за ним будущее... Пока что весь мир несмотря на зависть
