должен был поклониться и русской литературе, и театру, и живописи — всему русскому».
«К возвращению мы ищем путь...»
В день начала Второй мировой войны, 1 сентября 1939 года, в газете «Вести дня» был опубликован очерк Северянина о посещении его дома в Тойле советским полпредом в Эстонии Фёдором Раскольниковым и его женой в 1930 году. Северянин сказал: «Прежде всего я не эмигрант. И не беженец. Я просто дачник. С 1918 года».
Почему же только спустя девять лет, в 1939 году, Игорь Северянин написал мемуарный очерк «Визит полпреда»? Появление этого очерка было связано с трагическими событиями в жизни Раскольникова, которые произошли в июле—августе 1939 года и широко освещались в зарубежной печати. В связи с тем, что Верховный суд СССР объявил его вне закона, Раскольников 26 июля 1939 года в парижской газете «Последние новости» опубликовал заявление «Как меня сделали “врагом народа”» и «Открытое письмо Сталину». После осуждения Раскольникова Игорь Северянин не побоялся вспомнить о своей встрече с ним в 1930 году во время его пребывания в Эстонии в качестве полномочного представителя СССР (1930—1933) и подчеркнул тем самым свою независимость от всякого рода политических игр. «Долой политику — сатанье наважденье!» — эти строки из своего стихотворения «Долой политику!» (1921, сборник «Фея Eiole») Игорь Северянин цитирует в очерке «Визит полпреда».
В очерке упоминается жена поэта Фелисса Круут и Ирина Борман, «знакомая барышня», гостившая в то время в Тойле. Говорили о стихах, музыке и живописи. Северянин читал «Поэзу благословения», «Начальники и рядовые» и др. Гуляли по живописному парку. По просьбе гостей Игорь Северянин показал им виллу-дворец купца Елисеева, в то время она была одной из резиденций президента Эстонии, которая располагалась недалеко от дома, где жил поэт (разрушена во время Второй мировой войны).
Одной из героинь очерка Игоря Северянина стала запомнившаяся ему молодая, милая женщина, жена полпреда Муза Раскольникова. Незадолго до поездки в Эстонию они поженились и после свадьбы уехали за границу, два-три раза в год приезжая в СССР на короткие сроки. Отпуск обычно проводили, путешествуя по Европе.
«Элегантная и миловидная женщина», знающая многие стихи Северянина наизусть, Муза Васильевна Канивез (Раскольникова; 1910? — после 1989) — вторая жена Фёдора Фёдоровича Раскольникова (1892—1939), после его брака с Ларисой Рейснер, познакомилась с поэтом летом 1930 года. Северянин вспоминает, что полпреда с женой привёз к нему в Тойлу приятель Раскольникова, известный эстонский государственный и общественный деятель. Его имя установлено — Александр Ойнас (1887—1942), член Государственного собрания Эстонии.
Встречи и разговоры с Игорем Северяниным запомнились Музе Канивез и поэту надолго и отразились в их воспоминаниях. Муза Раскольникова — очень начитанная и привлекательная женщина. Она любила театр, увлекалась Таировым, знаменитой «Принцессой Турандот», поставленной Вахтанговым, «Днями Турбиных» в Художественном. «Чудесный, щемящий душу грустной нежностью» «Лес» Мейерхольда очаровал её. Она по нескольку раз смотрела балеты и слушала одни и те же оперы в Большом театре. Много читала, увлекалась поэзией Блока, Белого, Ахматовой, Анненского, была хорошо знакома с поэзией Есенина, Маяковского, Игоря Северянина. Зачитывалась и популярными в го время зарубежными авторами. В «Виктории» Кнута Гамсуна она обратила внимание на слова: «Что такое любовь? Ветерок, шелестящий в розах, или золотое свечение в крови?»
«Множество его стихов я знала наизусть. В школе одно время мы увлекались его поэзией. Оскар подарил мне несколько книжек Северянина: “За струнной изгородью лиры”, “Ананасы в шампанском. Поэзы”. В нашей суровой юности его поэзы были совершенно неуместны. Однако мы повторяли “Это было у моря, где ажурная пена, / Где встречается редко городской экипаж. / Королева играла в башне замка Шопена, / И, внимая Шопену, полюбил её паж”. Действительно, было “гротескно” представить себе комсомолок в красных платках, повторяющих эти “красивости”. Но, вероятно, “Ананасы в шампанском”, “Мороженое из сирени” и проч. были в какой-то мере бессознательным желанием смягчить суровость нашей жизни. Скоро это увлечение прошло. И я с интересом смотрела теперь на бывшего “Короля поэтов”. Это был высокий, аскетического типа человек, державшийся с большим достоинством».
В 1935 году он писал в стихотворении «Что нужно знать»:
Твоя душа постичь стихию Сердец вспенённых не смогла. Так смолкни, жалкий: увела Тебя судьба не без причины В края неласковой чужбины. Что толку охать и тужить — Россию нужно заслужить!
Сложный политический период, отягчённый для Северянина семейной драмой и болезнью, стал использоваться его близкими и, напротив, чуждыми людьми для разного рода спекуляций вокруг его имени. На чьей стороне хотел быть Северянин? Мифы слагались и во благо поэта. Так Шумаков вспоминал:
«В 1953 году я встретил в Таллине жену Игоря Северянина (Игоря Васильевича Лотарева) В. Б. Коренди. Вот что она мне рассказала: “Игорь Васильевич в 1917 году привёз свою мать из Петрограда лечить в Эстонию. В Тойла он имел дачу. Однако мать умерла. Игорь Васильевич остался здесь. Грянула революция. Северянин мучился в сомнениях — что делать? Его окружили эмигранты, обещали ему создать условия для творческой жизни. Печатали его стихи, устраивали концерты. В 1935 годуя стала его женой. Родилась дочь. Северянин тосковал по родине. Иногда мы ездили на границу, и он бросал в реку Россонь, текущую в Россию, сплетённые им венки цветов... “Пусть плывут на родину”, — говорил он».
Несомненно, Вера Борисовна акцентировала «советскость» Северянина, прежде всего стараясь сохранить его архив и ускорить издание его произведений. Требовалось постоянно доказывать, что Северянин был «вынужденным эмигрантом», мечтал о возвращении, был лоялен. Поскольку Коренди была гражданской женой, ей приходилось также доказывать свои права на северянинское наследие. Борьба, в которую
